– Что вы так страшно возитесь на моем теле, пусть эта глупая штука висит, как хочет. Ведь уж я, во всяком случае, останусь министром!
– К чему тогда совет орденов, – с сердцем говорил князь, – если существуют относительно лент такие глупые правила, которые идут совершенно в разрез с моей волей? Потерпите, мой милый министр Циннобер, мы вскоре это изменим!
По приказу князя, должен был сейчас же собраться совет орденов, к которому должны были присоединиться два философа и натуралист, только что вернувшийся с Северного полюса. Все они должны были обсудить вопрос, как наилучшим образом надеть на министра Циннобера ленту ордена Зеленого Тигра. Чтобы собрать все нужные силы для этого важного совещания, многочисленным членам совета было предложено целых восемь дней ни о чем не думать, чтобы быть в состоянии лучше придумывать и оставаться деятельными на государственной службе, но занимаясь в это же время счетной частью. Улицы перед дворцом, где должны были происходить заседания совета орденов, философов и ученого, были густо устланы соломой для того, чтобы шум экипажей не мешал мудрецам, по этой же причине не позволено было трубить, производить музыку и даже громко разговаривать по соседству от дворца. В самом дворце все ходили в толстых войлочных туфлях и объяснялись знаками.
Семь дней сряду, от раннего утра до позднего вечера, длились заседания, а все еще нечего было и думать о решении вопроса.
Князь, потеряв терпение, то и дело посылал сказать, что должны же они, наконец, черт возьми, что-нибудь выдумать. Но это не помогало.
Натуралист исследовал натуру Циннобера во всех отношениях, измерил длину и ширину его спины и представил совету орденов самое точное вычисление. Он же предложил, в конце концов, не пожелают ли члены совета привлечь к совещанию театрального портного.
Как ни странно может показаться это предложение, страх и горе членов совета были таковы, что предложение было единогласно принято.
Театральный портной Кес был очень ловкий и хитрый человек. Как только ему изложили этот трудный случай, и он просмотрел вычисления натуралиста, у него сейчас оказалось под рукой великолепнейшее средство, как поместить орденскую ленту на надлежащее место.
На грудь и на спину нужно было пришить известное число пуговиц и пристегнуть к ним орденскую ленту. Проба удалась выше всех ожиданий.
Князь был в восторге и одобрил предложение совета орденов разделить отныне орден Зеленого Тигра на несколько классов, сообразно числу пуговиц, с которыми он будет дан. Например, орден Зеленого Тигра с двумя пуговицами, с тремя пуговицами, и т. д. Министр Циннобер получил, в виде особого отличия, которое никто другой уже не мог получить, этот орден с двадцатью бриллиантовыми пуговицами, так как странная форма его тела требовала именно двадцати пуговиц.
Портной Кес получил орден Зеленого Тигра с двумя золотыми пуговицами, а так как, несмотря на его счастливую выдумку, князь все-таки считал его плохим портным и не хотел у него одеваться, то ему дали звание действительного тайного княжеского обер-костюмера.
Доктор Проспэр Альнанус задумчиво смотрел в парк из окна своего загородного дома. Всю прошлую ночь он занимался тем, что составлял гороскоп Бальтазара, причем узнал многое относительно маленького Циннобера. Но всего важнее для него было то, что случилось с карликом в саду в то время, когда за ним подсматривали Адриан и Пульхер. Только что собрался Проспэр Апьпанус позвать своих единорогов, чтобы ехать на них в своей раковине, намереваясь отправиться в Гох-Якобсгейм, как подъехал чей-то экипаж и остановился у садовой решетки. Оказалось, что надзирательница женского приюта фон-Розеншён желает поговорить с господином доктором.
– Милости просим, – сказал Проспэр Апьпанус, и дама вошла.
На ней было длинное черное платье и длинная вуаль, как у какой-нибудь матроны. Проспэр Апьпанус, охваченный странным предчувствием, взял свою трость и направил на вошедшую сверкающие лучи набалдашника. Тогда вокруг нее с шумом вспыхнули молнии, и она оказалась в белой прозрачной одежде, с блестящими крыльями стрекозы за плечами и белыми и красными розами в волосах.
– Эге, – прошептал Проспэр Апьпанус, спрятал трость под халат, и посетительница опять очутилась в прежнем наряде.
Проспэр Апьпанус приветливо пригласил ее сесть. Тогда девица Розеншён сказала, что она давно намеревалась посетить господина доктора в его загородном доме, желая познакомиться с человеком, о котором во всей стране говорили как о высоко даровитом, благодетельном мудреце. Вероятно, он исполнит ее просьбу взять под свое врачебное наблюдение находившийся поблизости женский приют, так как старые дамы часто прихварывали и оставались без всякой помощи. Проспэр Альпанус вежливо отвечал, что хотя он давно уж оставил практику, но готов, в виде исключения, посетить приютских дам, если это нужно, а затем спросил, не страдает ли чем-нибудь сама девица Розеншён.
Посетительница ответила, что она чувствует время от времени только легкие ревматические схватки, когда простудится на утреннем воздухе, но теперь она совершенно здорова; затем она завела какой-то общий разговор. Проспэр Альпанус спросил, не угодно ли ей выпить чашку кофе, так как был еще ранний час. Девица Розеншён сказала, что у них в приюте его никогда не пьют. Кофе был принесен, но, как ни старался Проспэр разлить его, чашки оставались пустыми, несмотря на то, что кофе лился из кофейника.
– Эге, – улыбнулся Проспэр Альпанус, – да это недобрый кофе! Не желаете ли вы сами, многоуважаемая, разлить его в чашки?
– С удовольствием, – отвечала гостья и взяла в руки кофейник.
Но, несмотря на то, что из кофейника не вылилось ни одной капли, чашки становились все полнее и полнее, и кофе полился по столу и на платье надзирательницы. Она быстро поставила кофейник, и кофе сейчас же бесследно исчез. Проспэр Апьпанус и надзирательница некоторое время, молча, смотрели друг на друга странным взглядом.
– Вы, вероятно, были заняты какой-нибудь очень увлекательной книгой, когда я вошла, – начала гостья.
– Да, правда, – ответил доктор, – в этой книге есть замечательные вещи.
Тут он хотел раскрыть маленькую книгу в золоченом переплете, которая лежала перед ним на столе, но это был совершенно напрасный труд, потому что книга все закрывалась сама собой с громким хлопаньем.
– Эге, – сказал Проспэр Апьпанус, – попробуйте-ка вы, многоуважаемая, взяться за эту упрямую вещь.
Он протянул своей гостье книгу, которая раскрылась сама, едва только та до нее дотронулась. Но все листы расползлись, вылетели из исполинского фолианта и зашумели по комнате.
Гостья в страхе откинулась назад. Тогда доктор с силой захлопнул книгу, и все листы исчезли.
– Моя любезнейшая многоуважаемая девица, – сказал Проспэр Апьпанус с мягкой улыбкой, вставая со своего стула. – Зачем мы теряем время на такие презренные фокусы? Ведь то, что мы до сих пор проделывали, были не более, как обыкновенные фокусы. Перейдем лучше к более высоким предметам.
– Я уйду! – воскликнула дама и поднялась с места.
– Ну, – сказал Проспэр Альпанус, – это, может быть, вам и не удастся без моего желания, так как я должен сказать вам, милостивая государыня, что вы совершенно в моей власти.
– В вашей власти?! – сердито воскликнула гостья. – В вашей власти?! Какая глупая выдумка!
Тут она расправила свое шелковое платье и поднялась к потолку в виде чудной темной бабочки. Но в тоже самое время Проспэр Альпанус тоже зажужжал и взлетел в виде жука единорога. Бабочка ослабела, порхнула вниз и побежала по полу в виде маленькой мышки. Тогда жук, мяукая и фыркая, бросился за мышкой в виде серого кота. Мышка опять поднялась блестящей колибри, но тут какие-то странные голоса зазвучали вокруг всего дома, зажужжали чудные насекомые с диковинными крыльями, и золотой улей прилепился к окну. Тогда фея Розабельвэрде засияла вдруг во всем своем величии и блеске и встала посреди комнаты в блистающей белой одежде, в сверкающем бриллиантовом поясе, с белыми и красными розами в темных кудрях. Перед ней стоял волшебник в золототканой мантии, с блестящей короной на голове, держа в руках трость со сверкающим набалдашником.
Розабельвэрде подошла к волшебнику, и тогда из волос ее выпал золотой гребень и разбился о мраморный пол, как будто он состоял из хрупкого стекла.
– Горе мне, горе мне! – воскликнула фея.
И вдруг за кофейным столом опять оказалась надзирательница женского приюта, госпожа Розеншён в своем длинном черном платье, а против нее опять сидел доктор Проспэр Апьпанус.
– Я полагаю, – спокойно сказал Проспэр Апьпанус, уже беспрепятственно разливая в китайские чашки чудесный дымящийся аравийский кофе, – что мы с вами давно уже знали, в каких мы отношениях. Мне очень жаль, что ваш прекрасный гребень разбился на моем твердом полу.
– В этом виновата моя неловкость, – сказала надзирательница, с удовольствием отпивая кофе, – нужно остерегаться ронять, чтобы то ни было на этом полу, так как, если я не ошибаюсь, эти камни расписаны удивительными иероглифами, которые многими могут быть приняты за обыкновенные жилки, украшающие мрамор.
– Это не более как вышедшие из употребления талисманы, – сказал Проспэр.
– Но, дорогой доктор! – воскликнула надзирательница. – Как это могло случиться, что мы не узнали друг друга раньше, и ни разу с вами не встретились?
– Причина этого в различии нашего воспитания, многоуважаемая, – ответил Проспэр Альпанус. – В то время, как вы, самая блестящая девушка в Джинистане, могли вполне отдаться вашей богатой натуре и счастливому гению, я заперся в пирамидах, как усердный студент, и слушал лекции этого старого бородача Зороастра, который очень многое знал. Во время управления достойного князя Деметрия я поселился в этом прелестном именьице.
– Как, – сказала надзирательница, – и вас не выселили, когда князь Пафнутий вводил просвещение?
– Нет, – ответил Проспэр, – мне хорошо удалось стушевать свое «я» тем, что я старался распространять в духе вводимого просвещения совсем особые понятия, которые я излагал в различных статьях. Я доказывал, что без воли князя не может быть ни грома, ни молнии, и что мы обязаны ясной погоде и хорошему урожаю только стараниям его са