И Сам Господь его, все мило,
И дорог каждый уголок.
По белокаменной дороге
За нами весело следят
И вифлеемец босоногий,
И куча смугленьких ребят,
И их товарищ неразлучный
В отважном беге по горам,
Барашек крашеный и тучный,
Как бы приросший к крутизнам.
Вот с перламутровым издельем
Нас окружает молодежь,
Шумя с рассчитанным весельем:
«Москов хорош! купи, хорош!»
Но крепче их, по горным склонам
Сады, красуяся, манят
И светло-палевым лимоном,
И нежным яхонтом гранат.
Там, под смоковницей широкой,
Глядит так ласково, с сынком,
Лицо арабки черноокой,
В ея хитоне голубом…
В таком же, может быть, наряде
Текла по этому пути
Пречистая, чтоб в малом граде
Спасение миру принести…
И этот город предо мною:
О, здравствуй, тихий Вифлеем!..
Я собираюся душою,
Но весь взволнован я и нем…
Прочь гордость, зависть, раздраженье!
Прочь – все дурное из души!
Ах, сердце, жданное мгновенье
Достойно встретить поспеши
К Тому, кто Сам Младенцем малым
В вертепе плакал и терпел,
Иди и ты дитей бывалым,
Как Он любил, как Он велел.
И там, где хор духов небесных
С святою радостью парил
И пел о милостях чудесных,
Явитесь хором, полным сил,
Ты – свет души – живая вера,
Ты – радость жизни всей – любовь!
Явитесь: вот близка пещера,
Вот сонмы Божиих рабов,
Пришельцев дальних и соседних,
Идут, теснясь, в пещеру ту, –
Меня же хоть в числе последних,
Введите к Господу Христу…
Невольно внутренне я каюсь,
Молю прощения себе
И тихо, следуя толпе,
В вертеп все глубже опускаюсь.
Там, словно ангелы с небес,
Мерцают светлые лампады,
Как бы глася: «Младенец здесь!
И Он и Матерь всем вам рады;
Дары Им больше не нужны,
Лишь веры ждет от вас Создатель:
Войди – из дальней стороны,
Войди – окрестный обитатель;
Войдите, бедный и богатый;
Явись с любовью, верный раб,
Пади со вздохом, виноватый!»
И богомольная толпа,
Крестясь, целует стены, двери,
Целует место Рождества
И самый пол святой пещеры.
Забыт весь путь, беды и грозы,
И слышны вздохи от души,
И полились живые слезы
На помост мраморный в тиши;
Одна бежит, другая блещет;
Тот пал – и медлит отойти;
Так хочет свечку поднести,
А жжет ее – рука трепещет!
И долго-долго предо мной
Толпа святыню заслоняла,
И за живой ея волной
Душа невольно наблюдала.
Здесь вера дышит на тебя
Так просто, ласково, семейно.
Арабы молятся, любя,
Войдут в вертеп благоговейно
И на коленях пред святым
Сидят и смотрят бесконечно:
Здесь все так близко им, сердечно,
И Бог-Младенец ближе к ним.
С заметным чувством благодати
Теснятся малые туда ж
И о Спасителе-дитяти
Как будто думают: Он наш!
И перед яслями Младенца,
И перед местом Рождества
Кругом священного столпа
Обвились ленты, полотенца,
Чтоб, прикоснувшися к нему
Хоть на единое мгновенье,
Понесть с собою освященье
И радость дому своему…
А я… смотря на вид прекрасный,
На эту веру ко Творцу,
С чем я паду, с чем я, несчастный,
Явлюся Божию лицу?
Дел добрых нету за душою,
Труда пути не испытал.
Что ж ныне я Тому открою,
Кто за меня вот здесь лежал?!
Одни намеренья благие
Я разве выскажу пред Ним?
Надолго ли?.. как в дни былые,
Они рассеются как дым…
Молитву ли в душе тернистой
Затеплю ныне я?.. увы!
Ведь нет елея – веры чистой,
Огня нет – пламенной любви…
Мелькают в сердце, словно грезы,
Слова и вздохи чередой.
Ах, что слова! что наши слезы!
Порыв мгновенный и пустой!
И сознаю я понемногу,
Что я в холодности окреп:
Не так молиться нужно Богу!
Не так являться в сей вертеп!
Не так!.. и тяжко я смутился,
Поник от немощи своей…
Зачем я раньше не явился,
Когда я веровал теплей!..
Вот тот вертеп передо мною,
Вот ясли те я увидал,
О коих детскою душою
Я в церкви Божией слыхал,
Чему в рождественские Святки,
Бывало, радовался я:
Где ж веры той хотя остатки?
Где радость прежняя моя?..
Что ныне? скорбь одна, томленье;
Душа болит от дел моих,
И горько, страшно охлажденье
На этом месте в этот миг!..
В таком затмении плачевном
Как я хотел бы пасть во прах
И в сильном трепете душевном
Разлиться в пламенных слезах
И воплем огласить пещеру:
«О Иисусе! возбуди
Опять младенческую веру
В моей хладеющей груди!
О Иисусе!.. я в волненьи,
Я падаю: Спаситель мой,
Дай руку!.. Вспомни день Рожденья
И радость Матери Святой;
И здесь, где Ты родился, ныне
Меня духовно возроди,
И Сам, как Мать, в тиши святыни,
В Свои объятья огради,
Уйми сердечную тревогу,
Спаси, как ведаешь, меня,
Спаси, да с радостью и я
Воскликну: слава в вышних Богу!..»
Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837 гг.)
«В еврейской хижине лампада»
В еврейской хижине лампада
В одном углу бледна горит,
Перед лампадою старик
Читает Библию. Седые
На книгу падают власы.
Над колыбелию пустой
Еврейка плачет молодая.
Сидит в другом углу, главой
Поникнув, молодой еврей,
Глубоко в думу погруженный.
В печальной хижине старушка
Готовит позднюю трапезу.
Старик, закрыв святую книгу,
Застежки медные сомкнул.
Старуха ставит бедный ужин
На стол и всю семью зовет.
Никто нейдет, забыв о пище.
Текут в безмолвии часы.
Уснуло всё под сенью ночи.
Еврейской хижины одной
Не посетил отрадный сон.
На колокольне городской
Бьет полночь. – Вдруг рукой тяжелой
Стучатся к ним. Семья вздрогнула,
Младой еврей встает и дверь
С недоуменьем отворяет –
И входит незнакомый странник.
В его руке дорожный посох.
Реморов Николай Васильевич (1875–1919 гг.)
Волхвы
Едет всадник вперед. Полон верою взор
Устремил на звезду весь седой
Мельхиор:
Воле Божьей предался он с первого дня.
Не спеша погоняет вперед он коня.
А за ним – за звездою – чернокудрый
Гаспар,
Волхв надежды святой – той, что
скорбному дар:
Он науке отдал ум, и силы, и дни…
Равномерно вперед погоняют они.
Третий следом идет… волоса словно жар;
Взор любовью горит; это маг Валтасар;
Свое сердце он предал добру, говорят…
Едут бодро вперед и на небо глядят.
Там на небе горит золотая звезда;
Не видали такой никогда-никогда:
Она в небе горит, перед ними идет,
Она к Богу зовет, она манит вперед!..
И вся трепета, счастья и жизни полна,
Над одним из домов опустилась она.
И вступают туда, ускоряют свой шаг,
Видят – Чудо-ребенок у Девы в руках.
«Вот мой Бог», – опустился седой
Мельхиор
И воскурил перед ним фимиам дальних
гор.
«Это Царь», – и Царю чернокудрый
Гаспар
Опустил золотые изделия в дар.
«Человека искал я весь юный свой век, –
Вижу, вот он лежит предо мной –
Человек!..
Он беспомощен, слаб, на руках
Он лежит.
И заране об Нем мое сердце болит!
Вижу скорбной душою позор Твой
и суд, –
И на тело Твое принес смирны сосуд!» –
Молодой Валтасар головою поник…
И сказал Мельхиор, поднимая свой лик:
«Вижу небо отверсто и Старец в лучах,
Вижу милость к Страдальцу в предвечных
очах.
А кругом их поют хоры ангельских сил
И возносится дым от небесных кадил…»
И закончил Гаспар речь волхва своего:
«Да приидет скорее к нам Царство Его».
У яслей Христовых
Перед счастливою Марией
Младенец в яслях возлежал:
«Ты Тот, о Ком во дни иные
Архангел с неба Мне вещал!»
Взирает трепетно Иосиф…
И, мир забыв, всему глухи,
Склонившись к яслям, стадо бросив,
С молитвой смотрят пастухи.
Рассказу странному внимала
Мария, в счастье неземном,
И в сердце бережно слагала
Слова о Господе Своем…
Романов Константин Константинович (1858–1915 гг.)
«Когда, провидя близкую разлуку…»
Когда, провидя близкую разлуку,
Душа болит уныньем и тоской,
Я говорю, тебе сжимая руку:
Христос с тобой!
Когда в избытке счастья неземного
Забьется сердце радостью порой,
Тогда тебе я повторяю снова:
Христос с тобой!
А если грусть, печаль и огорченье
Твоей владеют робкою душой,
Тогда тебе твержу я в утешенье:
Христос с тобой!
Любя, надеясь, кротко и смиренно
Свершай, о друг, ты этот путь земной
И веруй, что всегда и неизменно
Христос с тобой!
Царь Иудейский (Отрывок)
На память мне приходит ночь одна
На родине моей. Об этой ночи
Ребенком малым слышала нередко
Я пастухов бесхитростную повесть.
Они ночную стражу содержали
У стада. Ангел им предстал [и слава
Господня осияла их. И страх
Напал на пастухов. И ангел Божий,