– Мелисса.
Ни полная, ни худая, не красавица, но и не уродина. Каштановые волосы небрежно пострижены, пальто великовато. Рукава длинные, лишь кончики пальцев виднеются.
– Я Гретхен, – представляюсь, вставая рядом с Итаном. – У меня еще дочка есть, Эмма. Она в доме.
Кивает. Полное безразличие.
– Эмме восемь. Она меня на два года старше, – сообщает Итан. – Мой папа служил в армии. У нас столько медалей!..
– В самом деле? – произносит Мелисса с недовольной миной. Обычно так себя ведут, когда что-то не нравится – суп, новый ухажер, неудачный бюстгальтер или какой-нибудь политик.
– Ну что ж, – говорю я, ведя сына к грузовику, подальше от мисс Недотроги. – У нас еще уйма дел.
Она не предлагает помочь, не спрашивает, откуда мы и какими судьбами здесь оказались. Я провожаю грузчиков в дом, показываю, какие коробки куда ставить. Чтобы облегчить себе работу, я каждую подписала: «кухня», «спальня 1», «спальня 2», «гостиная».
Во двор въезжает мамина машина, останавливается за грузовиком. Мама приехала со своей лучшей подругой Глорией. На ней строгие темные брюки и зеленый шерстяной свитер.
– Ты ведь не собираешься работать в таком виде, мам, – говорю я, направляясь к машине.
Итан тут же льнет к бабушке, а Глория обнимает меня так крепко, словно не видела лет двадцать. Хотя мы встречались всего три месяца назад, когда я приезжала смотреть жилье. Она-то, по крайней мере, одета подобающе – в джинсы и простую хлопковую рубашку.
– Что бы ты ни делал, – парирует мама и тянется поцеловать меня, – это не повод выглядеть, как беженец.
– Так вот, значит, кто мы, – обращается ко мне Глория. – Беженцы.
До сих пор удивляюсь, как мама с Глорией умудрились стать лучшими подругами. Мама – само воплощение британской сдержанности, начиная с речи и заканчивая гардеробом. Глория, бойкая уроженка Джорджии, одевается на барахолке. Но они понимают друг друга. Глория больше десяти лет вдовствовала и только два года назад вышла замуж за Маршалла Уилсона. Они с мамой по-прежнему находят время прогуляться и вместе работают в «Благословении» – основанном Глорией центре для матерей-одиночек и их детишек.
За маминой машиной останавливается еще одна, и выходят четверо молодых парней. Я знакомлюсь с каждым, хотя минут через десять уже забуду их имена. Все мои мысли о вещах – что куда поставить, как обустроить дом.
– Где ты нашла этих ребят? – спрашиваю я глядя, как они запрыгивают в кузов грузовика.
– Твоя мама по-прежнему знает подход к мужчинам, – отвечает наша бабуля, целуя Итана в макушку.
– Она дала объявление в университетскую газету. Написала, что работы на час, а оплата щедрая, – смеется Глория, направляясь к дому.
Мама плетется следом, цедит сквозь зубы:
– Глория, ну что ты такое говоришь! Неприлично!
Благодаря всем нашим помощникам мы выгрузили вещи меньше, чем за полтора часа. Студенты даже помогли мне собрать кровати и расставить мебель. В полдень они уходят с двумя пиццами, которые мама специально для них заказала, и солидными чаевыми.
– Мам, я могла сама им заплатить, – говорю я, расставляя бокалы в серванте.
Вот разберусь с кухней, застелю кровати, разложу одежду по ящикам, и, считай, день удался.
– Чепуха. Я же говорила, это мой подарок. И еще новый диван, – отвечает она из гостиной.
Мы не видим друг друга, но я представляю, как по ее лицу пробежала тень раздражения.
– Нам не нужен новый диван. Старый вполне годится.
– Тогда я помогу оплачивать обучение Итана и Эммы.
– Они пойдут в государственную школу. Мы для этого платим налоги.
Вздыхает.
– Послушай, мам, ты не могла бы покормить детей? И нам добыть что-нибудь на обед?
Она так старается быть хорошей, не путаться под ногами, не сказать лишнего, чтобы не расстроить детей!.. Наконец-то удалось хоть ненадолго выслать ее из дома.
– Мириам волнуется, – говорит Глория, оборачиваясь. – После взрыва…
– Знаю, – спешу сказать я. – Я тоже волнуюсь. Но не сходить же им с ума! Мне давно ясно, что жизнь – большая загадка. Головоломка, в которой детали не складываются сами собой. Порой уходят годы, чтобы найти смысл, собрать картинку.
– Несмотря на все ее ошибки… а, видит Бог, их было немало, – говорит Глория, заставляя меня улыбнуться, – Мириам хороший человек.
Я вскрываю очередную коробку, прислоняюсь к кухонному столу.
– Мне нужно найти работу, Глория.
Она тоже делает перерыв и, кряхтя, разгибает спину.
– Я прощупала почву. Хорошая новость: людям всегда нужны чистые зубы. Плохая новость: у местных стоматологов уже есть ассистенты. Придется поспрашивать в соседних городках.
Глория рукавом вытирает пот со лба, вокруг лица у нее рассыпаются мелкие седые кудряшки.
– К счастью, то и дело кто-нибудь шлет все к чертям и увольняется. А некоторые уходят в декрет и больше не возвращаются. В общем, будем надеяться, скоро кого-нибудь уволят.
Я соединяю все, что должно работать вместе – телевизор с DVD-плеером, компьютер с принтером и всем, что помогает выйти в Интернет.
– Надо позвать папу, чтобы помог разобраться с этими причиндалами. Я в них ничего не понимаю.
Глория поднимает голову.
– Когда они с Мириам в последний раз виделись?
– На моем выпускном в колледже.
Она смеется, убирает волосы со лба.
– Здорово!
Когда мы решили переехать в Грендон, я и не думала, что маме с папой придется снова встретиться. Но папа в любом случае будет навещать внуков, и нам всем троим волей-неволей придется общаться. Вежливо или враждебно – как получится. Думать об этом тяжело. Мне просто не хватает папы.
Мы работали до семи часов вечера. Все тело ноет. А уж как себя чувствуют мама с Глорией, даже представить страшно. Глория словно только что из парилки. Мамин светло-русый пучок волос сполз за уши, брюки бесформенно обвисли – пора сдавать в химчистку. Наконец, с кухней покончено. Все расставлено по местам. А мама к тому же забила морозилку продуктами на неделю.
Дети на прощание обнимают бабулю, и я помогаю им отыскать ночное белье.
– Сколько мы будем жить в одной комнате? – спрашивает Итан, выуживая из ящика свою красную пижаму с большим футбольным мячом.
– Не знаю, – отвечаю я, роясь в комоде Эммы.
– Нам в одной комнате тесно, – говорит она, стягивая джинсы.
– Не мни их, пожалуйста. Повесь на спинку кровати, чтобы завтра можно было надеть.
Я через голову натягиваю на нее фиолетовую ночную рубашку, помогаю вытащить волосы.
– Не так уж тут и тесно. Ваши кровати поместились. И у каждого свой комод.
– Нам негде поиграть, – сетует Эмма.
Я в изнеможении опускаюсь на краешек ее кровати.
– Мы все очень устали. Давайте-ка поедим суп и будем укладываться.
Дети переутомились. Во время ужина Эмма заходится в истерике, мне с трудом удается ее успокоить.
– Я соскучилась по папочке, – всхлипывает она, и слезы градом катятся по щекам.
До конца ужина я держу дочь на руках и плачу вместе с ней.
Укладываю детей в постель. Глажу каждого по голове, словно пытаясь рассеять их печальные мысли. Мы молимся. Точнее, я вслух читаю молитву. Детям хватает сил лишь поудобней укутаться в свои одеяла. Целую их, наскоро принимаю душ и падаю в кровать. После тяжелого дня все тело гудит.
Голые стены. Кайл всегда помогал вешать картины. Если бы не он, у нас вечно пустовали бы стены. На глаза попадается коробка с надписью «фотографии – спальня». Вскрываю ее, присаживаясь на краю постели. Вынимаю две рамочки, завернутые в газету – фотографии Итана и Эммы в младенчестве. Снимаю бумагу и ставлю их на туалетный столик. На следующем снимке мы с Кайлом у Ниагарского водопада. Тогда у нас еще не было детей. Он обнимает меня сзади, опустив голову мне на плечо. Рядом с ним я кажусь такой маленькой! Улыбаюсь ему. Какой же он красивый! Густые каштановые волосы, пронзительный взгляд зеленых глаз.
– Скучаю по тебе, – говорю я, проводя ладонью по фото.
Время позднее, но я все же беру с тумбочки телефон, чтобы в последний раз на сегодня проверить почту и сообщения. Завтра надо позвонить в телефонную компанию, чтобы подключиться к Интернету и настроить связь. Наконец можно будет пользоваться компьютером. Целый час пишу им письмо – на малюсеньком экране мобильника это, ох, как неудобно. Из-за стены раздаются приглушенные звуки ругани. Кладу телефон обратно на тумбочку. Прислушиваюсь. Наша соседка с кем-то скандалит. Видимо, по телефону – других голосов не слышно. Я ложусь в постель, смотрю в потолок, прижимая фото Кайла к груди. Жду, когда она наконец положит трубку и можно будет спокойно заснуть. Наконец, крики стихли. Интересно, что она сейчас делает? Мечется по комнате? Полезла в холодильник? Или со злости что-нибудь крушит? Неминуемые последствия ссоры. Уж мне-то хорошо известно. Накрывает усталость. Молюсь, вспоминаю Кайла, думаю о завтрашнем дне.
Глава вторая
«Я на собственном опыте убедилась, что, счастливы мы или нет, гораздо больше зависит от нашего характера, нежели от жизненных обстоятельств».
ГРЕТХЕН
С утра принимаюсь развешивать свои вещи. Стараюсь подольше не выходить из комнаты, не будить детей. Им в понедельник в школу. Хочу, чтобы они как следует отдохнули. Восемь часов, я уже заполняю шкафчики в своей маленькой ванной, как вдруг слышу шорох детских шагов по ковру. В дверях появляется Эмма с Сахарком под мышкой. Совсем сонная – глазки едва открываются. Светло-русые волосы (точь-в-точь, как у меня) сбились набок и напоминают спутанную рыболовную сеть.
– Здесь как-то странно пахнет, – потягиваясь, говорит она.
– Это запах новых вещей, – объясняю я, опустошая и сминая последнюю коробку. – Пахнет новым ковром, клеем, краской.
– Ну ведь странный запах, правда? – спрашивает дочка, а сама пытается залезть в ящик, из тех, что побольше.
Смеюсь и жестом показываю ей, чтобы вылезла. Знаю я, как они делают эти ящики. Производители сейчас экономят на всем. Наши шкафчики не исключение – стенки тонкие, будто картонные. И все же главное – мы дома. Кайл, вернувшись из очередной служебной командировки, старательно молчал, если знакомые вдруг начинали жаловаться на свой дом, работу, жару или выбоины на дорогах. Там, откуда он только что прибыл, спали на походных кроватях, а зубы чистили на свежем воздухе, ступая босыми ногами прямо по песку. Дороги представляли собой одни рытвины и грязь, да к тому же были сплошь заминированы. Солдатам приходилось нести службу в сорокоградусную жару. Так что когда кто-нибудь сетовал на остывший кофе, Кайл мог не сдержаться.