– Ну да, странный, – отвечаю я.
Эмма ведет меня в коридор. Мельком вижу, как Итан роется в одной из коробок в детской.
– Что ты ищешь? – спрашиваю, заглядывая в комнату.
– Свой конструктор.
Как же он похож на отца! Любит соединять детали, конструировать. Все что угодно – модель самолета или замок из кубиков – ему нравится сам процесс. Он просто на седьмом небе от счастья, если что-нибудь можно разобрать, а затем соединить заново. Меня же оторопь берет при одной мысли о конструкторах вроде лего.
– Освободи вон ту коробку, и я вынесу ее на улицу вместе с остальными. А потом будем завтракать.
Итан приносит мне коробку, когда я возвращаюсь за очередной партией. В дверь врывается ледяной, уже совсем зимний ветер. Торопливо хватаю кучку расплющенных картонок. Итан тоже подбирает несколько и плетется на улицу вслед за мной. Эмма предпочитает остаться в тепле и наблюдает за нами с порога. Моя пижама слишком тонкая для такой погоды, так что я поспешно складываю картонки на обочину. Вдруг раздается грохот, как будто что-то катится. Поднимаю голову. Это наша соседка, мисс Очаровашка, тащит по подъездной дорожке мусорный бак. Смущенно улыбаюсь – неловко показываться на улице в таком виде. Если она и улыбнулась в ответ, я этого не заметила. Может, здесь улыбаются как-то по-особому? Или недовольный вид считается чем-то само собой разумеющимся?
– У нас тоже много мусора набралось, – говорит Итан, сваливая свои коробки в общую кучу.
Невнятный кивок.
– Спорим, сегодня у нас будет мусора больше, чем на всей улице?
Он уже увлечен «соревнованием». Пристально озирается по сторонам.
– Ну да. Смотрите! Ни у кого нет такой большой кучи!
– А мы еще даже не все вынесли, – обращаюсь я скорее к Итану, чем к соседке. Не помню, как ее там зовут.
– На работу собираетесь? – спрашивает Итан.
– Да, – отвечает она и, отряхивая руки, направляется к своему дому.
– С моим папой на работе случилась беда. Взорвалась бомба, и он…
Не хочется говорить об этом в такую рань. Ежась от холода, быстро подхожу к сыну.
– Давай-ка принесем еще коробок и посмотрим, насколько вырастет наша куча.
– Удачного рабочего дня, – обращаюсь я к ней.
В ответ она не то улыбается, не то недовольно хмурится – трудно понять.
Мы с Итаном выносим оставшиеся коробки. У нас и правда получается самая высокая куча из всех, и он на радостях дает мне пять.
В кухне Эмма повисла на распахнутых дверцах серванта и, опираясь на пятки, раскачивается из стороны в сторону. Да на нее же сейчас весь шкаф свалится!
– Не висни на дверцах, Эм.
– А что такого?.. Я есть хочу.
Открываю один из нижних ящиков. У нас припасено несколько пачек хлопьев: «Чериос», «Райс Криспис» и «Фростед Мини-Уитс».
– Та-дам!
Мое «Та-дам!» значит: «Ого! Только посмотрите! Похоже, мы как следует похрустим!» Достаю и встряхиваю каждую пачку. «Фростед Мини-Уитс» закончились. Зачем я только их взяла? Притом в первую очередь положила! Кайл бы никогда так не сделал. Военные очень гордятся своим умением упаковывать вещи в дорогу. «Кайл, тебе бы следовало проверить все эти ящики», – думаю я, выбрасывая пустую пачку. Снова начинаю себя жалеть, но голос мужа в голове просит собраться и не распускать нюни.
Он вырос в Оклахоме. Однажды, когда ему было десять, ранним утром по их городку пронесся торнадо. Кайл, его родители и брат повскакивали с кроватей. Мама – в одной ночной сорочке, мужчины – в нижнем белье. Все мигом бросились в подвал, а вихрь тем временем сорвал крышу с их дома. Когда ветер успокоился и папа с натугой открыл подвальную дверь, повсюду на фоне неба щетинились стволы изуродованных деревьев. Грузовик исчез, а вместе с ним гостиная и комната Кайла. Курятник смело с лица земли. Куры лежали мертвые, без единого перышка. Кайл услышал шум, похожий на скрежет, и подозвал остальных. Все стали вслушиваться в странные звуки. Солнце всходило, шум не утихал. Вдруг они увидели, как среди досок показалась ощипанная голова петуха. Он протиснулся своим голым телом сквозь обломки, спотыкаясь, взобрался повыше и из последних сил прокукарекал.
Кайл рассказывал эту историю несколько раз за время нашего брака.
– Он должен был закукарекать, – всегда повторял муж. – Такова его природа.
В выпускном классе школы я подрабатывала официанткой и однажды поздно ночью ехала домой со смены. Меня остановил полицейский за превышение скорости. Он забрал мои права и свидетельство о регистрации к себе в машину, но вернулся буквально через минуту – штраф точно не успел бы выписать. И отпустил меня со словами:
– Не гоните так, Гретхен.
Я улыбнулась в ответ.
Несколько дней спустя мы с подругой сидели в блинной. Вошел симпатичный парень в джинсах и рубашке с коротким рукавом. Мне он показался знакомым, только я никак не могла вспомнить, где его видела. Он подошел к нашему столику, я посмотрела на него снизу вверх (как той ночью из окна машины) и тут же узнала.
– Ну что, не сильно гоняете? – спросил он.
Я рассмеялась и почувствовала себя такой взрослой!.. И все же было ясно, что парень его возраста (выглядел он на двадцать с лишним) не может мной заинтересоваться. Он подсел к нам, и мы два часа проболтали. Я тут же поняла: такова его природа. Он был рожден, чтобы помогать и защищать. По некоторым это сразу видно. Никогда не думала, что могу стать женой военного, но когда мы с Кайлом стали встречаться, у меня и мысли иной не возникало. Мы поженились, когда я закончила колледж. Мои родители настояли на отсрочке – скорее всего, надеялись, что Кайл не дождется и потеряет ко мне интерес… Когда мы поженились, он уже четыре года служил в армии и на свадьбе был в парадной форме. С тех пор в каждом военном городке, куда нас отправляли, мы вешали на входную дверь табличку: «ДОМ ТАМ, ГДЕ ТВОЯ СЛУЖБА». Эта табличка теперь висит в моей новой кухне. Я так и не решилась от нее избавиться.
Итан с Эммой болтают, склонившись над тарелками. В дверь стучат. Мимоходом хватаю с дивана скомканный свитер, натягиваю его, подходя к двери. В глазок вижу только чью-то лысину. Открываю. На пороге стоит мужчина лет пятидесяти. Под глазами – темные мешки, от носа к кончикам рта пролегли глубокие морщины. Похоже, он замерз и чем-то раздражен.
– Привет, – вопросительно смотрю на него.
– Извините, что так рано, – говорит он, поднимая воротник от ветра. – Я ищу дочь Рамоны.
– Не угадали. Я дочь Мириам, – улыбаюсь в ответ.
Он тяжело и громко вздыхает.
– Знаете Рамону?
– Никогда о ней не слышала. Я здесь новенькая. Мы только вчера переехали.
– Вот дела! – Незнакомец чешет макушку и снова вздыхает. – Мне нужна дочка Рамоны. Один мой квартирант сказал, она живет на этой улице, но никак не мог вспомнить имени. И я тоже не помню.
Скрещиваю руки на груди, чтобы хоть немного согреться.
– Понятия не имею. Он не говорил, замужем она или нет? Может, есть дети? Это упростило бы дело.
– Она не замужем.
– Вроде бы моя соседка не замужем. Хотя я не уверена. Даже не помню, как ее зовут.
– Ее зовут Мелисса, – говорит Итан, протискиваясь ко мне.
– Это она! – отвечает мужчина. – Дочь Рамоны – Мелисса.
– Значит, вам сюда.
Мужчина разворачивается, собирается сойти с крыльца.
– Только ее сейчас нет дома. Я видела, она уехала несколько минут назад.
Снова глубочайший вздох.
– Не знаете, как с ней связаться?
Отрицательно качаю головой.
– Ясно. Когда она вернется, вы не могли бы ей сказать, что ее мать умерла? Надо разобраться с вещами.
Итан резко поворачивается ко мне. В голове – чехарда.
– Что? Нет! Мы с ней только вчера познакомились. Разве не полиция должна сообщать о подобном?
– Полицейские приехали вчера поздно ночью. У Рамоны орал магнитофон. Видимо, рука соскользнула – хотела прибавить громкость, а в это время с ней случился удар. Мне звонили жильцы, просили разобраться. Она не брала телефон, не подходила к двери. Приехала полиция и нашла ее мертвой.
– Так почему они не могут оповестить об этом Мелиссу?
Мужчина как бы между прочим достает сигарету.
– Я же вам сказал, – отвечает он, прикуривая и выпуская струйку дыма. – Никто не знал, что у Рамоны есть ребенок. Сложно связаться с близкими родственниками, когда покойная о них ни словом не упоминала. Если бы я сам несколько раз не слышал, как они скандалят, тоже думал бы, что у нее никого нет.
Он направляется прочь.
– Передайте, на все про все даю ей неделю. Пусть забирает вещи, или я отправлю их на помойку.
– Не буду я ничего передавать, – бросаю ему в спину.
Он оборачивается.
– Я вообще-то поступаю по-человечески. Мог бы порыться в старухином барахле и прикарманить, что понравится.
Заставляю Итана вернуться в дом, а сама выхожу на крыльцо, прикрывая за собой дверь.
– Я не могу ей этого сказать. Оставьте записку на двери.
– Я битый час колочу в двери! – уходя, раздраженно отмахивается мужчина. – Сыт по горло!
Итан пристально смотрит на меня, когда я захожу в дом.
– Кто это был, мам?
– Домовладелец.
Чтобы отвлечься, убираю со стола.
Сын берет футбольный мяч и начинает перебрасывать из руки в руку.
– Кто умер?
Эмма испуганно отрывается от своих размякших хлопьев.
– Кто-то умер? Кто?
Подхожу и целую ее в лоб.
– Мама нашей соседки.
– Эх.
Теперь Итан подбрасывает свой мяч вверх-вниз. Делаю вид, что не замечаю, и возвращаюсь к делам на кухне. Совершенно не хочется в очередной раз объяснять, что в доме играть не следует.
– Она ведь тебе не очень нравится, мам?
Вот здорово! Собственный ребенок поймал с поличным!
– С чего ты взял? По-моему, она милая.
Он подбрасывает проклятый мяч еще выше.
– С другими ты обычно дольше разговариваешь.
– Просто мы еще не очень хорошо знакомы.
Мяч снова летит вверх.
– Ты подолгу болтаешь с незнакомцами.