От злости, возмущения и тоски в горле ком. Хочется убежать.
– «Извини, Мелисса, забыла дописать». В очередной раз полная безответственность. Даже письмо не удосужилась закончить.
– Главное – начала.
Бросаю взгляд на Гретхен. Лицо у нее серьезное и печальное.
– Может, она взялась за него давно, но никак не могла выразить свои мысли. Вот и оставила тут, на тумбочке у кровати. Надеялась со временем найти нужные слова.
Смеюсь.
– Поверьте, уж что-что, а слова Рамона подбирать умела. Скорее всего, она просто-напросто забыла, что у нее есть еще дети! Беспорядочная жизнь очень способствует ухудшению памяти! – Качаю головой. – Скрыла от меня брата и сестру. Не могла допустить, чтобы в моей душе забрезжил самый маленький лучик надежды на нормальную жизнь.
В комнате повисает звенящая тишина.
– Я помогу вам их найти.
– Знать их не желаю!
– Вы же хотели в детстве, чтобы они у вас были. Раз тогда хотели… что мешает теперь?
Мысль о наличии брата и сестры парализует, приводя в полный ужас. А вдруг они похожи на меня? Или на Рамону?
– Вы говорите, она для вас ничего не сделала… – Гретхен протягивает записку. – Сделала. Сегодня.
Чувствую жгучую боль в груди. Прихватив по дороге мусорные мешки из спальни и гостиной, вытаскиваю их на помойку. Свежий воздух обжигает легкие. Хочется плакать, кричать. Места себе не нахожу. Мешки с глухим стуком падают в контейнер, а я направляюсь к диванным подушкам, которые выбросила из окна.
– Как дела?
Поднимаю голову. Передо мной – наш лысый знакомый, на нижней губе висит сигарета. Дым режет ему глаза, заставляя постоянно щуриться.
– Отлично, – говорю я, закидывая подушки в мусорный бак. – Квартира прибрана и готова к новым постояльцам. Вы со своими жильцами можете забрать мебель, если что понравится.
Прохожу мимо него к машине. Открываю дверь.
– Значит, на этом все? – кричит он вдогонку.
– На этом все, – отвечаю я, садясь за руль.
Шестьдесят лет жизни. Псу под хвост.
Глава шестая
«Наше отношение к обстоятельствам определяет их влияние на нас.
Тот же ветер, что влечет один корабль к пристани, гонит другой прочь».
ГРЕТХЕН
Отвожу детей в новую школу. Провожаю каждого до дверей класса, а потом реву, возвращаясь к машине. Они смотрели на все большими глазами, старались показать, что ничего не боятся, хотя до последнего крепко держались за мои руки. Перемены всегда даются нелегко.
Поблуждав немного, наконец подъезжаю к кладбищу. Паркуюсь. На стоянке еще несколько машин. Выхожу, прячу руки в карманы пальто. Я не видела Мелиссу с тех пор, как она убежала из квартиры матери. Когда мы вместе наводили порядок в том ужасном месте, мне было ее мучительно жаль. То и дело доносились сдавленные ругательства, когда она со злостью и отвращением выбрасывала вещи. Что за женщина ее вырастила, если они жили в таких условиях? В то же время общаться с Мелиссой тяжело, очень от нее устаешь. Так почему же я здесь? Вижу, вдалеке, на другом конце кладбища стоят двое. Направляюсь к ним по дорожке между рядами надгробий.
Мелисса переминается с ноги на ногу от холода, хлопья снега, сорвавшись с деревьев, вихрем кружат по земле. Могильщик кивает.
Подхожу к Мелиссе. Она смотрит на меня устало. Под глазами – синяки.
– Откуда вы узнали?
– Домовладелец сказал, когда я уходила из квартиры, что похороны сегодня.
У нее течет из носа. Вытирается ладонью.
– Да уж! Много народу собралось!
Заглядываю в могилу. Самый обычный гроб. Наверное, хоронят за счет государства.
– Вы-то почему приехали?
Плотнее укутываюсь в шарф.
– Мне на многих похоронах пришлось побывать. Сослуживцев мужа.
– Герои, – тянет Мелисса, снова вытирая нос. – А здесь Рамона.
Заглядываю в яму.
– Это ваша мать. Любому нужна поддержка на похоронах матери.
Сижу в машине, наблюдаю, как Мелисса уезжает с кладбища. Холод, открытая могила снова разбередили воспоминания о Кайле и его сослуживцах. Из груди невольно вырываются рыдания. Плачу, пока не начинает болеть голова. Глаза опухли. Бумажная салфетка вся намокла и раскрошилась.
Прежде чем зайти к маме, достаю из бардачка полотенце и тщательно вытираю лицо. Она просто с ума сходит, не зная, как нам помочь приспособиться к новой жизни. Если заметит, что я плакала, до конца дня не найдет себе места.
Глория уже с утра пораньше пришла в гости. Дом наполнен ароматом свежей выпечки.
– Булочки с корицей! – провозглашает она, откладывая покрытую глазурью пышку специально для меня.
В нерешительности смотрю на булочку. Мама смеется.
– Ешь, а то она мне ее оставит. У меня так скоро штаны лопнут.
Откусываю кусочек. В ожидании вердикта Глория напряженно подалась вперед. Мычу от удовольствия. Она хлопает ладонью по столу:
– Видишь, Мириам?! Благотворительная ярмарка очень нас выручит на Рождество.
Мама закатывает глаза, а я откусываю еще кусочек.
– Что за ярмарка?
– Очередная гениальная идея, – отвечает мама, наливая мне кофе.
Глория машет маме – молчи, мол.
– Камерный оркестр ежегодно дает рождественский концерт. Вся выручка от продажи билетов пойдет в «Благословение», на помощь семьям, с которыми мы работаем. Но один билет стоит всего лишь пять долларов; так было всегда, и цена не изменится. Много денег не собрать. Так вот я подумала, что мы могли бы в придачу предложить желающим качественную выпечку. Не у всех, знаешь ли, хватает времени испечь пирог или торт к рождественскому столу.
– А некоторые просто не умеют… или не хотят, – вставляет мама, подмигивая мне.
Глория снова машет на нее, чтобы замолчала.
– Хотим в этом году напечь вкуснятины и продавать на концерте, чтобы выручить побольше.
Она снова хлопает по столу. Мама подскакивает на месте, хватаясь за голову.
– Чур, никаких шоколадных пирожных! Их сейчас все пекут! Только торты, пироги, конфеты и рождественское печенье. И никакой шоколадной крошки! – Глория нервно крутится на стуле, озираясь по сторонам. – Бог ты мой! Мириам, у тебя есть тут какая-нибудь бумажка? Это надо записать!
Мама в розовом шелковом халате рывком поднимается и открывает один из нижних шкафчиков. Наблюдаю за ней и невольно улыбаюсь. Сколько себя помню, у нее всегда был этот комплект – два розовых шелковых халата. Один покороче, другой подлиннее.
– Торты, пироги, конфеты, печенья, – перечисляет она, протягивая Глории блокнот и ручку. – Неужели так трудно запомнить?
– Надо подумать, кто у нас в городе умеет хорошо печь, – вслух рассуждает Глория, прикусывая кончик ручки.
– Глория, ты не могла бы подождать со своими вопросами?! Гретхен только зашла!
– Продолжайте, – говорю я. – Мне нравится идея. Я присоединюсь. Мы с мамой можем печь вместе.
Мама подливает мне кофе и тяжко вздыхает, шумно опускаясь на стул.
– Спроси свою соседку. Вдруг она тоже захочет помочь, – говорит Глория, постукивая ручкой по блокноту. – Как ее зовут?
– Мелисса. Вряд ли она будет этим заниматься. Не такой она человек.
Хотя я уже сто раз рассказывала маме о том, как мы ходили убираться, повторяю в сто первый специально для Глории. История заканчивается на том, как мы нашли записку.
– Как печально! – говорит мама. – Настолько не участвовать в жизни своих детей, что они даже не в курсе, что ты умерла!
– Не накручивай себя, – говорит Глория. – Я позабочусь о том, чтобы твои дети были в курсе.
С улыбкой глажу маму по руке.
– Ты отличная мать. Не переживай. Не то что мать Мелиссы.
– Я никогда не готовила вам курицу с клецками или вот булочки с корицей. Никаких вкусностей.
– Зато ты часто делала макароны с сыром.
– Сравнила!
– Ты была на каждом выступлении нашего хора, на всех музыкальных представлениях.
Мама откусывает булочку, подпирает ладонью щеку.
– Ну да! Мало ли что там могло с вами случиться!
Глория держит чашку двумя руками.
– Что Мелисса из себя представляет?
– Понятия не имею, – говорю я, отставляя тарелку. – Уж слишком она странная.
– Ну, с такой матерью я бы тоже была слегка ненормальной, – говорит мама. – И даже не вздумай мне что-нибудь сказать, остроумная ты моя! – грозит пальцем Глории.
Глория громко смеется, пишет что-то в блокноте.
– Вот за это с вас два торта. Я отметила. – Она вскидывает голову, рассыпая по лбу седые кудряшки. Обращается ко мне: – Почему ты вызвалась помочь ей найти сестру с братом?
Я вздыхаю.
– Ей так плохо… и потом, если бы у меня были братья и сестры, мне бы очень хотелось их найти.
– У тебя самой сейчас нелегкие времена, – говорит мама.
– Мам, я теперь одна. Приду домой – буду болтаться по пустым комнатам. Поверь, это прекрасная возможность отвлечься.
Она хочет еще что-то сказать, но героически сдерживается.
– Пусть позвонит Роберту Лейтону, – советует Глория. – Он юрист, мой старый друг. Мириам его охомутала бы, да он на десять лет ее младше.
Мама со стуком опускает чашку на стол.
– Роберт Лейтон – женатый мужчина! И если уж на то пошло, он старше меня.
Глория делает вид, что поперхнулась.
– Господи, взрослая женщина, а ведет себя, как маленький ребенок…
Глория громко хохочет и снова откусывает булочку.
– Роберт подсказал бы, с чего начать поиски. – Она предлагает мне еще одну булочку. – Съешь, детка. Они такие вкусные, что тебе от радости захочется расцеловать мамочку. Между прочим, с удовольствием на это посмотрела бы.
– Ты просто обязана съесть еще одну, – кивает мама. – Иначе Глория оставит их мне. У нее такая манера. Сначала приносит вредную еду, а потом злорадствует, когда я в брюки не влезаю.
Глория хлопает рукой по столу.
– Предложи Мелиссе что-нибудь испечь.
– Нет, Глор…
Она поднимает руку, останавливая меня.