– Знаю.
Пытаюсь взять себя в руки. Совсем раскисла.
– Ты почему так рано приехал?
– Решил, что тебе не помешает передышка, а я постараюсь ее устроить.
Смеюсь сквозь слезы. Он всегда очень хорошо меня понимал. Всегда чувствовал, нужна ли мне его поддержка, или я сама должна собраться и взять себя в руки. Папа подмигнет, крепко обнимет, подставит свое крепкое плечо и даст мне отдохнуть именно тогда, когда я в этом больше всего нуждаюсь.
Поднимаю одну из его сумок, заношу в дом, бросаю у порога и громко кричу детям, чтобы шли встречать.
Папа играет с детьми уже в четвертую игру (на этот раз в морской бой с Итаном), когда раздается звонок в дверь. Едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, подхожу к двери. Я из спальни позвонила маме и пригласила на чашечку кофе; о том, что здесь папа, промолчала. Это, конечно, нечестно и, может быть, даже немного жестоко, но я просто не смогла сдержаться. С улыбкой открываю дверь. У нее шикарная прическа, а на шее красуется сиренево-голубой шарф. Заходит в дом, и у мамы глаза едва не выскакивают из орбит. Она громко вскрикивает: «Филлип!» – и подносит ладонь ко лбу. Я смеюсь, глядя на нее.
– Я не знала, что ты…
Папа с улыбкой поднимается на ноги. Он такой красивый! Высокий. И у него очень выразительные руки для своего возраста. Волосы стали тоньше и поседели, но глаза все такие же голубые.
– Мириам, господи, ты только посмотри на себя! – Он целует ее в щеку, а Итан хлопает себя по лбу:
– Им же больше нельзя целоваться! Они не женаты!
Папа смеется, обнимает маму. Она не отвечает на его объятия, норовит испепелить меня взглядом.
– Ты ужасный ребенок, Гретхен Элизабет!
Папа помогает маме снять пальто.
– Успокойся, Мириам. Ей просто нужно как следует посмеяться.
– Над собственной матерью?!
Забираю у нее сумочку и перчатки.
– Извини, мам. Не сдержалась.
Мама поправляет волосы, украдкой смотрится в зеркало.
– Я думала, ты приедешь гораздо позже, – говорит она, одергивая свитер.
Папа берет ее за руку и провожает к дивану.
– Присаживайся, Мириам. Вот доиграем с Итаном, и я все тебе расскажу.
– Он приехал, чтобы сделать маме сюрприз, – говорит Итан.
Мама садится, оправляет брюки.
– Да уж. Сегодня для всех нас большой сюрприз.
– Дэ семь, – говорит Итан.
Папа изображает звук взрыва. Итан смеется.
– Ты потопил мой корабль!
Он бросает взгляд на маму, улыбается.
– Потрясающе выглядишь, Мириам.
Мама краснеет, нервно машет рукой, словно пытаясь кого-то отогнать.
– Глупости. Угомонись!
Я громко смеюсь из кухни. Никогда не видела, чтобы мама смущалась. А сейчас она не знает, куда деть руки, и отчаянно мнет диванные подушки.
– Честное слово! – говорит папа, присаживаясь рядом с ней. – Кажется, время над тобой не властно.
Наливая кофе, я напряженно слушаю, что они говорят.
– Ты тоже хорошо выглядишь, Филлип. Приятно видеть, что у тебя еще остались волосы и ты не растолстел. А то на выпускном у Гретхен был полноват. Ты не сгорбился, у тебя не покривились пальцы, и одышки нет. В общем, неплохо сохранился.
Да, не без яда… Держа две чашки кофе в одной руке, прохожу в гостиную и ставлю их перед мамой и папой. Мама и папа. Как же необычно звучат эти два слова вместе! Каждый из них берет у меня по чашке, а Эмма хватает печенье. Возвращаюсь за своим кофе и приношу еще сливки и сахар. Грудь распирает не то от радости, не то от печали, а может, от того и другого сразу. Не знаю. Я давно свыклась с мыслью, что родители живут порознь. Но вот они сегодня здесь, сидят рядом. Все выглядит точно так, как я всегда мечтала. И все же семьи нет. Сомневаться не приходится.
– Гретхен, – говорит папа, – поезжай к Кайлу, когда тебе нужно. Мы с мамой позаботимся о детях.
Смотрю на маму. Жду, что она откажется заниматься делами с ним вместе, но она согласно хмыкает.
– Когда Кайла привезут в Техас?
– Во вторник.
Папа наклоняется ко мне, сжимает мою ногу.
– Так почему бы тебе не взять билет на самолет?
Киваю со слезами на глазах. Папа обнимает меня, целует в щеку.
– Составь мне список домашних дел. Договорились? – Он обводит взглядом гостиную. – Для начала повешу картины.
Плачу и смеюсь одновременно.
– У меня никогда не получалось вешать их так же, как у Кайла.
– Знаю, Гретхен. Твоя мама тоже не умеет вешать картины.
Мама качает головой.
– Ей достались мои самые ужасные черты, а от тебя она унаследовала только все самое лучшее.
Папа приобнимает маму одной рукой. Она напрягается.
– Гретхен определенно унаследовала твою красоту, Мириам. Всю до последней черточки.
– Ну вот, начинается. Развел болото. Так и увязнуть недолго. Мне бы резиновые сапоги.
– Поможешь настроить DVD-плеер, пап? Я его подключила, но на экране отображается только часть картинки.
Он притягивает мою голову к себе на плечо.
– Я проверю всю электронику. И даже посажу несколько кустиков и маленькое деревце перед домом. Сейчас самое подходящее время года. Самое лучшее время для многих дел.
Глава тринадцатая
«Каждый приходит в этот мир лишь на короткий миг, сам не ведая зачем, хотя интуитивно предчувствует цель своего существования. Но, не вдаваясь в глубокие рассуждения, из повседневной жизни мы понимаем, что живем ради других людей».
МЕЛИССА
Подхожу к милому двухэтажному домику с пристроенной сбоку крытой террасой. Деревца сплошь украшены лампочками, гирлянды обвивают кустики перед крыльцом и обрамляют крышу. Стучу. Чувствую, как часто бьется сердце. Мне открывает мальчик-подросток в белой футболке и хлопковых пижамных штанах.
– Привет, Карла дома?
– Они с папой и дедушкой уехали в больницу. Это вы та женщина, которая приносила еду?
Чушь. Я вообще ничего не додумалась принести.
– Нет. Я работаю вместе с Джошем в универмаге. Хотела поговорить с твоей мамой о бабушке.
– Бабушка дома. Поговорите с ней лично?
У меня стучит в висках.
– Конечно. Если она не спит и хорошо себя чувствует. Джош сказал, она заболела.
Парнишка кивком зовет меня за собой:
– Идемте.
Прохожу следом за ним через гостиную, украшенную в теплых коричневом, лиловом и золотистом тонах и через коридор вступаю в общую комнату с большим плюшевым диваном и удобными креслами. В одном из этих кресел у окна сидит бабушка Джоша.
– Бабушка, эта дама работает с Джошем.
Я не представилась, а парнишка не удосужился спросить, как меня зовут. Быстро выходит из комнаты.
Пожилая женщина оборачивается и смотрит на меня. Я едва не плачу. У нее поседели волосы, лицо испещрено морщинами, однако карие глаза по-прежнему такие же добрые и честные, какими я их запомнила.
– Миссис Швайгер, – произношу я дрожащим голосом.
Лицо ее просияло – она узнала меня! Берет что-то с колен и кладет в коробочку на столике, что стоит возле нее.
– Мелисси!
Пытается встать, но я сама к ней подхожу и присаживаюсь рядом. Берет обеими руками мое лицо. Глаза ее наполняются слезами.
– Ты только посмотри на себя! Такой красавицей выросла!
У меня защипало в горле, по лицу ручьями заструились слезы. Мы не виделись почти тридцать лет, но я всю свою жизнь любила эту женщину, как родную мать.
– Мне сказали, вы болеете, – говорю ей, смахивая слезы с лица.
– Болела. Сейчас мне гораздо лучше.
– Так почему же вы не поехали сегодня утром в больницу?
Пожимает плечами.
– Ну, сегодня хуже, чем вчера… А завтра мне будет лучше, чем сегодня. Мы с Альбертом переехали в Альбукерк восемь лет назад. Думали, тут хорошая погода, благоприятная для исцеления от всяких болезней. И что в итоге? Я все равно захворала.
Мне очень приятно снова слышать ее голос, наблюдать за жестами.
– Ты здесь, – произносит она таким тоном, будто ждала моего прихода. – Такая красивая! Такая умная! В школе ты была очень способной. Всегда приносила пятерки по правописанию и математике. Чем ты занимаешься?
– Всего лишь работаю в почтовом отделе в универмаге Уилсона.
– Что значит «всего лишь»? Мой Эл всего лишь работал на складе в супермаркете, а потом в один прекрасный день стал управляющим. «Всего лишь» – ненужные слова. Чушь собачья. Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями в почтовом отделе и достаточно умна, чтобы добиться повышения.
Она искренне верит в то, что говорит. Берет с журнального столика коробку и улыбается.
– Я всегда за тебя молюсь, Мелисси. – Поднимает крышку и вытаскивает стопку фотографий. – Каждый день вынимаю эти фото, смотрю на них и молюсь.
Она одну за другой раскладывает передо мной карточки и называет имена всех, кто на них изображен.
– Джош, Эрик, Тейлор, Ариана, Дрю, Тадж и Азия – мои внуки. Карла, Майк, Мадден, Грейс, Луи и Джен – дети со своими супругами. А вот мои приемные дети.
Она протягивает мне фото. На нем – мальчик лет шести стоит перед многоквартирным домом, где мы с Рамоной жили по соседству со Швайгерами.
– Помнишь его? Брюса Линтона с верхнего этажа? У него постоянно текло из носа.
Конечно! Он же играл со мной и Луи каждый день! Вредный такой…
Миссис Швайгер смеется.
– Боевой был парнишка! Сейчас работает начальником пожарной охраны где-то в Калифорнии. А вот… – Она перебирает фото, отыскивает, что хотела мне показать. – Вот родители Брюса. Помнишь их?
Киваю.
– Милые люди. Отец умер от сердечного приступа пару лет назад, а мать живет недалеко от Брюса.
Кладет очередную фотографию мне на колени.
– Это Рейчел. Она примерно ровесница Карле, так что ты ее, наверное, и не помнишь.
– Она всегда носила толстую косу, – говорю я, разглядывая изображение.
– В тот день ее как раз постригли. Живет сейчас во Флориде, школьный учитель.
Она продолжает перебирать фото.