– Помните, я вам показывал рентгеновские снимки его плеча и лица?
Я помню их так отчетливо, словно прямо сейчас вижу.
– Часть плеча, в которой застряли осколки камня и металла, называется плечевое сплетение.
Мысленно представляю, как он берет ручку и обводит ту самую область на снимке.
– По сути, это большое сочленение нервов по пути от позвоночника к руке. Осколки движутся. Со временем те, что застряли под кожей лица, выйдут наружу.
Хочется спросить как. Распухнут, словно прыщ, и их можно будет выдавить?
Доктор продолжает:
– Осколки в плече подходят слишком близко к этому сплетению нервов. Мы беспокоимся, что они достигнут плечевой артерии, что может привести к непоправимым последствиям. Правда, операция несколько замедлит процесс восстановления – руке нужно зажить. Но если нервы и артерии, о которых я вам говорил, будут повреждены, Кайл может вообще потерять возможность пользоваться руками.
– Так его сначала перевезут в Сан-Антонио, а потом сделают операцию?
– Мы не будем его перемещать, пока не извлечем осколки. Операция назначена на сегодня.
Услышанное выбивает меня из колеи.
– Значит, он не приедет в Штаты?
– Приедет через несколько дней. Мы будем держать вас в курсе.
Поразительно, как за считанные секунды сильнейший душевный подъем может смениться полным смятением. Когда я по соединению поняла, что звонят из Германии, вся преисполненная радостных ожиданий, представляла: Кайл возвратится домой, мы с ним будем сидеть вместе на диване и наблюдать, как дети открывают подарки. А потом я пойду на кухню помогать готовить праздничное угощение. Ну, и наконец, мы все месте – дети, мама, папа, Мелисса, Кайл и я – отправимся к Глории с Маршаллом на рождественский ужин. Очевидно, доктору Ларимеру не передалось мое настроение.
Он вешает трубку прежде, чем я успеваю еще что-нибудь спросить. Сажусь на диван. В глазах собираются горячие слезы. Я всем сердцем надеялась завтра увидеть Кайла. Думала, операции позади, остается сосредоточиться на реабилитации… Он нужен мне дома! Как же я устала обходиться без него! Колочу телефоном о диван и неистово ору в пустоту. Ни на что и ни на кого конкретно, а может, на все и всех сразу. Я так зла, так расстроена и так устала!
Набираю номер отца Кайла. Они с матерью были с ним все время, что он провел в Германии; они расскажут мне больше, чем доктор.
Срабатывает автоответчик. Лететь ли мне снова в Германию или подождать, пока Кайла привезут в Техас?.. Откидываюсь на спинку дивана. Тону в досаде, слезах и вопросах без ответа.
В дверь звонят. Не обращаю внимания. Кто-то начинает стучать, но я не двигаюсь с места. Не хочу никого видеть. В конце концов, все же подхожу и смотрю в глазок – там Мелисса. Неприятно притворяться, что меня нет дома. Открываю. В руках у нее какой-то листок. Значит, узнала что-то о брате или сестре. Она бледная и уставшая; судя по всему, почти не спала прошлой ночью.
– Проходи.
– Что с тобой?
Пожимаю плечами.
– Кайла завтра не привезут в Техас. Ему нужна еще одна операция.
– Зачем?
Падаю на диван.
– Из-за руки. Осколки слишком близко подходят к нервам и артериям.
– Так когда он прилетит?
Со вздохом качаю головой.
– Через несколько дней.
Молчим. Знаю, что испортила ей радостную новость. Если новость действительно радостная. По крайней мере, попытаюсь изобразить удивление, когда расскажет.
– Ну так что? Узнала имя?
Кивает. Дрожащими руками протягивает мне листок и еле слышно произносит:
– Я надеялась, что это ты.
Читаю свидетельство об усыновлении. Биологическая мать: Рамона Мак-Крири. Приемные отец и мать: Филлип и Мириам Бранч.
Меня трясет. Дыхание перехватывает. Не могу вымолвить ни слова. В подростковом возрасте родители мне сказали, что я могу найти женщину, отдавшую меня на усыновление. Но я никогда не хотела, искренне не хотела. У меня были мои родители.
– Я…
Смотрю, Мелиссу тоже трясет. Она бледная и растерянная. Глядя на нее, не могу сдержаться, откидываюсь на подушки и разражаюсь громким хохотом.
– Ты – живое воплощение моих чувств.
Она ошарашенно наблюдает за мной, и от ее недоуменного взгляда я покатываюсь еще сильнее.
– Так вот, значит, как ты реагируешь!
Она поднимает диванную подушку и ударяет меня ею несколько раз.
– А мне казалось, это я унаследовала неумение общаться. Оказывается – ты!
Заливаюсь еще громче, со смешанным чувством облегчения и радостного волнения. Смотрю на Мелиссу и на глаза наворачиваются слезы. Одно дело – получить неожиданную посылку или вдруг услышать по телефону голос старого школьного друга, который проездом оказался в городе и приглашает встретиться за чашкой кофе. Все это приятные неожиданности, поднимающие настроение на целый день. Но найти сестру, о существовании которой даже не догадывалась… Гром среди ясного неба! За время нашего знакомства я испытывала к Мелиссе целую гамму чувств. Сначала почти терпеть не могла, а потом постепенно дошло до того, что стала скучать, когда ее нет рядом. Может, так обычно и бывает между сестрами. Обнимаю ее в первый раз в жизни. Снова накатывает смех. Надо же, обнимаю родную сестру!
Мы не то плачем, не то смеемся. Крепко прижимаемся друг к другу до тех пор, пока я не начинаю так громко сопеть, что Мелисса отстраняется и трет ухо. Кажется, сам воздух в гостиной пропитан нашими переживаниями. Снова читаем заветные имена, напечатанные неизвестной секретаршей тридцать семь лет назад. Догадывалась ли она тогда, выбивая эти буковки на своей машинке, что благодаря им в один прекрасный день соединятся две судьбы? Думала ли об этом когда-нибудь Рамона? Наверное, нет, судя по тому, что я о ней знаю.
– Почему ты надеялась, что это я? Ты знала, что меня удочерили?
Мелисса кивает.
– Глория сказала мне в первый же день, когда я познакомилась с ней и с твоей мамой. Вчера, прослушав сообщение Джоди, я тут же подумала, как было бы здорово, если бы они нашли мою сестру и ею оказалась ты. Глупые, нелепые мечтания…
Вбегаем с Мелиссой к маме в дом без стука. Я заранее позвонила папе, попросила прийти к ней прямо сейчас. А мама созвонилась с Глорией. Я предупредила их, что у меня есть новость.
Мама с папой никогда не встречались с женщиной, которая меня родила. Даже ни одним глазком ее не видели. По крайней мере, так они мне всегда говорили. Они забрали меня домой сразу после рождения, в тот же день. Когда пришло время, они мне сказали, что я их приемная дочь. Мама очень боялась, что меня это испугает, оставит в моей душе незаживающую рану, ведь я буду постоянно сожалеть, что не знаю свою биологическую мать. Однако со мной не случилось ничего подобного. В моем представлении Рамона – женщина, которая выносила, родила и, так скажем, передала меня настоящим родителям. Матерью она мне никогда не была.
В тот миг, когда мы с Мелиссой вбегаем на кухню, мама передает папе чашку кофе.
– Внимание! – говорю я. – Вам лучше присесть.
Глория подходит к стулу.
– Господи помилуй! В последний раз мне это говорил доктор, когда я снова забеременела!
Мама, папа и Глория сидят за столом, удивленно глядя на нас. У них открытые, прекрасные лица, возраст лишь добавляет прелести.
– Кайлу нужна еще одна операция, поэтому он завтра не прилетит в Техас. А значит, и я никуда не полечу.
Мама сбита с толку.
– И поэтому ты такая радостная?
– Не могу вам передать, как я злюсь, как раздосадована и огорчена!
Глория скрещивает руки на груди.
– У нас в Джорджии принято немного по-другому выражать такие чувства.
– Знаю! – Мой голос звенит. – Я т-а-а-а-к раздосадована!
Глядя на их изумленные лица, мы с Мелиссой заливаемся громким смехом. Мама с упреком качает головой.
– Вы всегда советовали мне найти женщину, которая меня родила. Так?
Мама кивает.
– И сейчас ты наконец решилась?
– Уже не нужно. Меня нашла ее старшая дочь.
Все трое на миг оцепенели, переваривая только что услышанное. Мама хлопает себя ладонями по лицу, чуть слышно взвизгивает, переводя взгляд с меня на Мелиссу и обратно. Мы обе расплываемся в улыбках, как кошки. Мама, шатаясь, поднимается на ноги.
– Мелисса…
Глория всплескивает руками.
– Ты нас разыгрываешь?
Мелисса качает головой и кладет на стол перед папой свидетельство об усыновлении. Глория, мама и папа вслух читают его, в унисон повышая голос на каждом имени.
– И где только бродят охотники за сенсациями? Им тут сейчас самое место! – говорит Глория, обнимая Мелиссу.
Мама берет документ и тщательно его изучает.
– Так, значит, у вас общая мать. А неизвестно…
– У нас не общая мать, Мириам, – говорит Мелисса. – Моей матерью была Рамона. А для Гретхен она – суррогатная мать. Но у нее есть другая, хорошая мама.
Мама поджимает губы, закрывает щеку ладонью.
– Я никогда не знала человека, от которого родилась. И учитывая, что между нами с Гретхен два года разницы, а Рамона ни с одним мужчиной больше недели не жила… маловероятно, что у нас общий отец. Уж больно не похоже на Рамону.
Мама выглядит совершенно потрясенной.
– Маршалл еще не уехал на работу, – говорит Глория. – Не хочешь пойти ему рассказать, Мелисса?
– Я пообещала начальнику вернуться на работу сразу, как только выйду от юриста. И вот, как видите, сижу здесь.
Глория берет Мелиссу за локоть.
– Это же идеальное оправдание для твоего начальника. Скажи, заезжала к владельцу универмага.
Я знаю Глорию. Она никогда просто так не уйдет с хорошей вечеринки без острой необходимости. Наверняка она посмотрела на мамино лицо и поняла, что надо дать ей возможность перевести дух и хорошенько все осмыслить. За ними закрывается дверь.
Я сажусь за стол, жестом приглашая маму с папой ко мне присоединиться.
– Так что ты думаешь по поводу всего этого, мам?
Она держит бумагу в руках, качая головой. Мириам Ллойд Дэвис потрясена и выбита из колеи.