– Конечно, помню. Я задаю этот вопрос всем своим сценаристам.
– Так вот, ответ на этот вопрос – Том Лэнгдон.
– Не понимаю.
– Макс, я любила его. Любила всей душой. Когда все закончилось, во мне осталась пустота – дыра размером с мертвую звезду. Единственной отдушиной стало писательство.
– Мне повезло. А про тебя так не скажешь, – тихо произнес Макс. – Значит, ты любила его, а он явно по-прежнему испытывает к тебе чувства. Что произошло?
Она встала и начала расхаживать по комнатке под его взглядом. И наконец ответила:
– Люди могут любить друг друга, но желать разного. В таком случае отношения не работают, какими бы сильными ни были ваши чувства.
– Так чего хочет Том?
– Не уверена, знает ли он сам. Я же знаю, чего он не хочет: быть привязанным где-либо или кем-либо.
– А ты знаешь, чего хочешь ты?
– Кто знает, Макс? Кто на самом деле знает, чего ему хочется?
– Что ж, полагаю, лучше об этом спрашивать не меня: мои интересы постоянно меняются. Но, как по мне, это часть жизни. Быть может, то, чего все мы хотим, – это счастье. И находим его каждый своим путем.
– Если находим. Многие так никогда и не обретают счастья. Возможно, я одна из них.
– Элеонора, ты умная, талантливая, успешная и прекрасная женщина в расцвете лет.
– И, быть может, эта женщина не нуждается в мужчине, чтобы чувствовать себя полноценной.
Макс пожал плечами:
– Может быть. Я и не имел в виду, что каждый должен заключить брак, чтобы стать счастливым.
– Тогда что ты имеешь в виду?
Режиссер встал:
– Я хочу лишь сказать, что не стоит делать сразу вывод, что для счастья тебе не нужен близкий человек.
Макс вышел и направился в купе Кристобаля. Оказалось, его ассистент разворошил всю комнату.
– Что это ты делаешь? – спросил Пауэрс.
– Ищу свои солнечные очки.
– Солнечные очки! Посмотри за окно, уже ночь.
– Я имею в виду, что они пропали.
– Так купи другие.
– Эти стоили четыреста долларов!
Макс пристально поглядел на него:
– Сколько именно я тебе плачу, Кристобаль?
Молодой человек сглотнул и нервно посмотрел на босса:
– Я откладывал на них целый год.
– Угу. Слушай, со свадьбой все улажено.
– Замечательно, сэр. Вы гений.
– Как ты каждый раз утверждаешь… Так, задание ты получил. Чтобы никаких ошибок.
– Я когда-нибудь подводил вас, мистер Пауэрс?
– Да, знаю, но пойми: никто не идеален, я просто не хочу, чтобы в первый раз ты провалился на этом задании. Ясно?
– Понимаю, сэр.
– Ты хороший парень, но когда мы приедем в Лос-Анджелес, я урежу твою зарплату.
– Почему, сэр? – спросил ошеломленный Кристобаль.
– Потому что даже я не трачу по четыреста баксов на солнечные очки, вот почему.
Том лежал на кровати и разглядывал дно находящейся над ним койки. Он ненадолго заснул, но теперь совершенно проснулся. Он встал и достал блокнот, однако ручку найти не сумел. Затем обыскал все купе, но ручка не обнаружилась. Она имела для него особое значение: Элеонора подарила ее после их первого совместного путешествия за границу. Наконец журналист отчаялся искать и, услышав музыку, вышел в коридор. Мелодия доносилась из купе Агнес Джо; дверь была открыта, свет включен. Он подошел к порогу и украдкой заглянул внутрь. Агнес Джо сидела полностью одетая, а на складном столике рядом с ней стоял подключенный к розетке старинный электропатефон. Он узнал песню: «Тихая ночь». Агнес Джо повернула голову, заметила его и, по-видимому, немного смутилась:
– Надеюсь, музыка тебе не мешает.
– Да ладно, что может быть лучше рождественских песнопений в рождественскую неделю?
– Пение в компании Тайрона привело меня в особое настроение. Я беру этот маленький патефон с собой повсюду. Он принадлежал моей матери. Можешь войти и тоже послушать.
Мгновение поколебавшись, Том сел на кушетку. Похоже, женщине не помешала бы компания.
Она тепло посмотрела на него:
– Реджина рассказала, как ты помог ей с мерзким юристом. Ты сегодня сделал доброе дело, Том. Вел себя как ангел-хранитель.
– Ну, недаром говорят, что под Рождество появляется необычайно много ангелов-хранителей.
– Никогда не слышала. Ты это сам только что придумал?
– Вообще-то, думаю, да.
– Хотя эта идея радует.
Они сидели и слушали веселые рождественские песни. Купе пахло сиреневым мылом и было очень уютным. Лэнгдон заметил битком набитый вещевой мешок между стулом и стеной, отчасти укрытый одеялом. Когда он оглянулся, Агнес Джо пристально смотрела на него с печальным выражением лица. В ту же секунду мимо по коридору прошло семейство: мать, отец и двое детей. Они смеялись, а мальчик чуть пританцовывал и едва не упал.
– Приятно быть в поезде под Рождество. Люди в хорошем настроении. Отправляться в такое путешествие семьей просто замечательно, – сказала Агнес Джо.
– Так почему вы не проводите Рождество с родными?
– Девушка не придет, если ее не пригласить на вечеринку, не так ли?
– Значит, вы с дочерью не ладите?
– Я с ней вполне лажу. А у нее, похоже, есть ко мне претензии.
– Прошу прощения, Агнес Джо. Искренне сожалею.
– Впрочем, в поезде я завела множество друзей.
– Как там сказала дама в вагоне-люксе: друзья – одно дело, а родные – совсем другое.
Женщина улыбнулась:
– Вязальщица Паулина? Да что она вообще знает? И, к слову, я в жизни не видала такого уродливого свитера.
Сделав паузу, она добавила:
– По мне, семья там, где ее найдешь. Нужно только поискать. Взять хотя бы тебя.
– Что вы под этим подразумеваете?
– Я про ту даму-киношницу, Элеонору. Это та самая Элеонора из прошлого, верно? Единственная любовь всей твоей жизни?
– Теперь мы даже не друзья.
– Однако могли бы стать. И намного больше, чем друзьями.
Он покачал головой:
– Нет. Слишком поздно.
– Тут ты ошибаешься, – она проигнорировала его озадаченный взгляд и продолжила: – Я повидала достаточно на своем веку, чтобы точно знать, что пара, способная сделать жизнь друг друга настолько несчастной, должна испытывать очень сильные взаимные чувства.
Том поблагодарил Агнес Джо за музыкальную интерлюдию и вернулся к себе. Однако он не намеревался тратить время попусту на то, чего, очевидно, никогда не случится. Он уже лишился Элли однажды, и это его полностью опустошило – годы спустя последствия все еще отзывались мучительно. Он не собирался рисковать и снова испытать такую боль. Прошлое мертво, о возрождении не может быть и речи. Том уже смирился с судьбой, когда в дверь просунулась голова отца Келли:
– Случайно, не видели серебряный крест?
– Нет, а что, вы его потеряли?
– Во всяком случае, не могу найти.
– Странно. У меня пропала ручка.
Священник пожал плечами и ушел, а у Тома зазвонил телефон. Он посмотрел на часы и понял, что уже за полночь. Лэнгдон нажал на кнопку «ответить»:
– Привет.
Звонила Лелия из Лос-Анджелеса:
– Я отслеживала твой маршрут через Интернет. Согласно расписанию ты сейчас в Питтсбурге, верно?
Том посмотрел наружу и попытался разглядеть табличку станции, благо поезд замедлял ход. Несколько секунд спустя он ее увидел: Коннелсвилль, Пенсильвания. Они находились далеко от Питтсбурга. Должно быть, сделали еще остановку, пока он спал.
– Так ты в Питтсбурге, верно? – повторила вопрос Лелия.
– Ага, отсюда виден стадион. Помнишь ту потрясающую команду «Стилерз»[28] из семидесятых?
– Не слежу за бейсболом. Но я точно знаю, что ты сейчас должен быть в Питтсбурге.
– «Стилерз» – футбольная команда. И ты понимаешь, что у меня сейчас уже за полночь?
– Как ты можешь спать в поезде? Разве там не слишком шумно и не трясет?
– На самом деле поездка проходит прекрасно, и я сейчас спал, – солгал он.
– Можешь разложить вещи прямо здесь, Эрик, – обратилась к кому-то Лелия.
– Эрик? Кто такой Эрик? – спросил Том.
– Мой СТТ.
– СТТ? Звучит как название болезни.
– Специалист по терапии тела. Здесь такое очень популярно.
– О, уверен, так и есть. Так что старик Эрик будет для тебя делать, когда вы в доме вдвоем?
– Ухаживать за нижней частью спины, коленями и еще делать педикюр.
– Нижняя часть спины и колени. А то, что между ними?
– Чего?
– Ты в ходе этого процесса одета?
– Не глупи. Я прикрываюсь полотенцем.
– О, ну хоть это радует. Слушай, зачем тебе приглашать домой этого парня? Я думал, ты привязалась к тому модному спа-салону.
– У меня заболела спина, а ногтям на ногах срочно потребовался уход: завтра я надену туфли на высоком каблуке с открытым носом.
– Да, похоже, это можно охарактеризовать как кризисную ситуацию. Так почему бы не попробовать грелку и щипчики для ногтей? Для других американцев это вполне работает.
– Я не «другие американцы».
– Откуда ты знаешь этого Эрика?
– Он мой инструктор по кикбоксингу. Подрабатывает терапией.
Хотя существовало немало искренних энтузиастов кикбоксинга, когда Том посетил одно из занятий Лелии в Лос-Анджелесе, все, что он увидел, – это в основном бухгалтеры, юристы, актеры и повара, расхаживающие в модном спандексе и машущие ногами и кулаками на затянутых в резину плохих парней. Всех их могла бы уложить на обе лопатки пара-тройка в меру буйных детсадовцев.
– Эрик – это тот светловолосый синеглазый швед Адонис ростом под два метра? И он прямо сейчас в твоем доме, а ты прикрыта только крошечным полотенцем?
– Ревность… Мне это нравится, она способствует здоровым отношениям. Между прочим, Эрик – норвежец.
– Хорошо, можешь дать трубку норвежцу Эрику, пожалуйста?
– Зачем?
– Я хотел бы договориться о встрече с ним, когда приеду. Кажется, после путешествия в поезде моей спине потребуется терапия. Ведь он работает и с женщинами и мужчинами?