Через несколько минут Матильда отложила книгу.
– Вы кажетесь взволнованным, мистер Мотисфонт.
– А кто нет? – Он подошел к камину. – Не понимаю, как вы можете жить как будто ничего не произошло! Вдобавок ко всему поведение Стивена...
– Не обращайте внимания, – сказала девушка. – Вы должны бы уже знать его!
– Невоспитанный молокосос! – пробормотал Мотисфонт. – Взять все в свои руки, даже не сказав «с вашего позволения». И зачем, спрашивается, тащить сюда поверенного Ната в Рождество? Один бог знает! Хочет прибрать к рукам завещание Ната. Неприлично!
– Поверенный должен приехать немедленно – ответила Матильда довольно резко. – В любом случае полиция должна будет просмотреть бумаги Ната.
Девушке показалось, что Мотисфонт слегка нахмурился.
– Скорее всего, они ничего не найдут.
– Кто знает, – пожала плечами Матильда.
– Все знают, что Нат был вспыльчивым старым... вспыльчивым человеком, который говорил много того, чего вовсе не имел в виду. Я, например, ссорился с ним сотни раз! И всегда все рассеивалось. Этого ведь полиции не объяснишь. Они будут привязываться к тому, что никак не связано с убийством, и попытаются состряпать дело против несчастных, которые не имеют к этому преступлению никакого отношения.
Матильда сильно подозревала, что несчастный, которого имел в виду Мотисфонт, это он сам.
– О, я не думаю, что все будет именно так! – возразила она без особой убежденности. – В конце концов, они уже должны были понять, что Нат ссорился со всеми.
– Да, но... – Мотисфонт остановился, покраснел и начал протирать очки. – Я невысокого мнения об инспекторе, который был здесь вчера ночью. Глупец, лишенный воображения. И очень напористый. Как вы относитесь к тому, что он опечатал комнату Ната? Как будто кто-нибудь из нас может помыслить о том, чтобы прикоснуться к вещам покойного! Абсолютно необоснованно! Чистый формализм!
Матильда уже поняла, что существует некий документ, который Мотисфонт хотел бы заполучить. Она пробормотала в ответ что-то неопределенное. Появление Ройдона освободило ее от необходимости поддерживать этот трудный диалог.
Эдгар Мотисфонт посмотрел на драматурга отчаянным взглядом, но Ройдон пришел в библиотеку в поисках Матильды и не обратил на зануду бизнесмена никакого внимания.
– А, вот вы где, мисс Клар! Вы действительно собираетесь в церковь?
– Да, – подтвердила Матильда.
– Могу я сказать вам несколько слов, перед тем как вы уйдете? Это не важно, я имею в виду, не в этих словах дело, но мне все же хотелось бы...
Матильда рассудила, что страх пагубно сказался на способности мистера Ройдона ясно выражаться.
– Хорошо, если только это не касается убийства, – предупредила она.
– Нет, нет, ничего подобного! – заверил Ройдон.
– Наверное, мне надо выйти? – обиделся Мотисфонт.
Ройдон не очень убедительно запротестовал, но Мотисфонт с коротким смешком ответил, что понимает намеки, и скрылся за дверью.
– Ну что там у вас? – поторопила Матильда.
– Ничего особенного, но вы так внимательно отнеслись к моей работе, что я хотел сказать вам: я подумал над вашими словами и пришел к выводу, что вы правы. Либо «Горечь полыни» достаточно хороша, чтобы сама могла постоять за себя, либо ее надо бросить в печку. Думаю, вы слышали, Паула сказала, что поставит ее. Ну вот, я не позволю ей. Сама идея добиться финансовой поддержки была неправильной.
– Понимаю, – холодно отвечала Матильда.
– Я почувствовал, что хочу сказать вам об этом.
– Да, понимаю.
– Конечно, Паулу трудно переубедить. Она так хочет сыграть эту роль. На самом деле даже мысль о том, чтобы обратиться за помощью к мистеру Хериарду, была не моя, а ее. Мне не нужно было позволять ей уговорить меня. Мне эта идея всегда не нравилась, а когда вы сказали то, что сказали, я решил, что не буду ни у кого одалживаться. Паула еще видит все не в том свете. Конечно, с ее стороны очень великодушно, но...
– Но в равной степени и смущает, – подсказала Матильда.
– О, не совсем так! Просто я подумал, может быть, вы в состоянии помочь ей понять мою точку зрения. Я хочу сказать, если она будет говорить с вами на эту тему.
– Я считаю, – Матильда вынула окурок сигареты из мундштука и бросила в огонь, – что она вполне в состоянии оценить вашу точку зрения без моей помощи.
Ройдон неприязненно посмотрел на Матильду. Она спокойно встретила его вызывающий взгляд, и он отвел глаза:
– Понимаете, она крайне болезненно относится к пьесе. Мне трудно ей что-нибудь доказать.
– Да, возможно, – согласилась Матильда.
Ройдон набычился:
– Я думал, вы поймете мои чувства.
– Я понимаю.
– Ну, тогда... – Казалось, он не знал, как продолжить, и начал снова: – И кроме того, мне кажется, не очень умно с ее стороны говорить так откровенно о том, что она собирается сделать со своим наследством. Я хочу сказать, у людей легко может возникнуть абсолютно неверное впечатление.
– О вас или о ней?
Краска залила лицо Виллогби.
– О нас обоих, я думаю.
– Да, – сказала Матильда, – вы мне нравитесь гораздо больше, мистер Ройдон, когда говорите честно.
– Мне казалось, я никогда не говорил иначе, – вспыхнул драматург.
Матильда пожалела, что разобидела гения, и не огорчилась, что Паула выбрала именно эту минуту, чтобы войти в комнату.
– Почему, – голос Паулы вибрировал и трепетал, – полиция оставила нас сегодня в покое?
– Не хочу думать об этом. Я просто тихо радуюсь, – ответила Матильда.
– И напрасно. Думаю, это значит – Скотленд-ярд...
Ройдон посмотрел на Паулу с выражением завороженного кролика.
– Разве обязательно так?
– Дорогой Виллогби, неужели ты не понимаешь? С самого начала было ясно, что вызовут Скотленд-ярд. Подумай! Дядя Нат был убит в запертой комнате! Ты воображаешь, будто с этим сможет справиться местная полиция? Если бы я не была так замешана в этом деле, думаю, мне бы это показалось захватывающе интересным, – подумав, добавила она хладнокровно.
– Добро пожаловать на мое место в ряду – с готовностью предложила Матильда. – очень надеюсь, что ты не права насчет Скотленд-ярда.
– Ты ведь знаешь, что я права.
– Ну если ты права, то думаю, тебе надо был более осмотрительной в своих словах, Паула! – отважился Ройдон.
Ее сверкающий взгляд обратился на Виллогби.
– Почему? В каком смысле?
– Например, по поводу моей пьесы. Когда ты вошла, я как раз говорил мисс Клар, что, сообщая всем и каждому, что собираешься финансировать пьесу, ты легко можешь создать у людей неверное впечатление. Кроме того, хотя я страшно благодарен тебе, я изменил свое решение. Вчера мисс Клар заставила меня понять, что было бы ошибкой полагаться на финансовую помощь.
Презрительное выражение, появившееся лице Паулы, сделало ее внезапно похожей на Стивена.
– Ты трус, – пригвоздила она. – Хочешь ты этого или нет, но я собираюсь поставить твою пьесу.
– Это исключительно великодушно стороны, но...
– Ничего подобного. Я сделаю это не из личных побуждений, а потому, что я верю в пьесу. Не знаю, как ты смог написать ее, но ты это и это все, что меня волнует.
Ройдон не знал, как воспринимать ее слова растерянно повторил:
– Да, но чистая глупость говорить всем, что ты собираешься делать.
– Ты ошибаешься! Глуп именно ты! Все знают, что я просто без ума от « Горечи полыни». Я не делала из этого тайны! Ты слышал, что я говорила дяде Нату! Я была бы идиоткой, если бы запела на другой лад теперь, когда дядя Нат мертв. Идиоткой вроде тебя, Виллогби!
– Меня обижают такие намеки!
– Иди ты к черту! – бросила Паула через плечо.
Драматург вышел из библиотеки с оскорбленным видом, что предвещало дурное настроение на целый день.
– Тебе не надо было говорить этого, – сказала Матильда Пауле. – Люди из других слоев общества часто бывают ранимыми.
Но Паула так же мало думала о чувствах других людей, как и Стивен. Она презрительно отмахнулась:
– Трусливый болван. Странно, как он умен на бумаге и как глуп в разговоре.
– Виллогби здесь чужой. Он не может справиться с собой. И еще напуган.
– Страшно напуган. Мне надо бы догадаться, что у него сдадут нервы. Не выношу мужиков, которые теряются в трудной ситуации! – Паула увидела быстрый, изумленный взгляд, который Матильда бросила на нее, и добавила: – Не бойся! Я не хотела сказать, что Виллогби – мой сообщник!
– Тогда, пожалуйста, будь более осмотрительна в своих словах! – сердито посоветовала Матильда.
Паула рассмеялась.
– Тебя уже начинает забирать, правда? Я знала, что так и будет. Ты стала подозрительной, ты ищешь – совершенно бессознательно! – скрытый смысл во всем, что мы говорим. Тебе интересно, кто из нас это сделал? Все твои мысли нацелены на это, сколько ты ни стараешься отвлечься?
– Да, – призналась Матильда.
Паула бросилась на диван и села нога на ногу.
– Знаю! Но это интересно, правда? Согласись!
– Нет, это омерзительно.
– О... омерзительно! – Паула вздрогнула.
– Если хочешь! Но с точки зрения психологии разве это не завораживает? Наблюдать за нашим поведением, вслушиваться в испуганные ноты... повышенные голоса, ты замечала? Люди так глупы, что выдают себя, теряют выдержку, говорят слишком много!
– Твоя беда, девочка, что у тебя извращенный склад ума, – сказала Матильда. – Что это?
Ее восклицание было вызвано лязгом цепей, обмотанных вокруг колес автомобиля. Паула встала и двшгулась к окну. Снег перестал идти несколько часов назад, но только одна пара следов от колес нарушила гладкую белизну подъездной аллеи и лужайки за ней. Огромный лимузин подъехал к парадной двери, и из машины появилась фигура в шубе персидского каракуля и кокетливой шляпке, надетой на тщательно завитые золотые волосы.
– Думаю, – торжественно возвестила Паула, – это миссис Дин.
– О боже, уже? – воскликнула Матильда, вставая. – Как она выглядит?