– Если вы не возражаете, сэр, я бы хотел знать, как будут обстоять дела в вашей фирме теперь? – поинтересовался Хемингуэй. – Что записано в учредительном договоре? Что случится с долей мистера Хериарда?
– Она делится между остальными акционерами в соответствии с долей каждого, – ответил Мотисфонт. – Как обычно.
– Значит, вы получите две трети, а мистер Стивен Хериард – одну треть?
– Разумеется.
– Из каких оценок вы будете исходить? Стивен вынул трубку изо рта.
– По итогам торговли за последние три года. Сюжет запутывается?
– Думаю, вы знаете, что вы имеете в виду! – сверкнул глазами Мотисфонт.
– Я просто подумал, как для вас все удачно устроилось, – улыбнулся Стивен.
Это замечание вызвало у Мотисфонта такую вспышку гнева, что вмешался не только Джозеф, но и Блис. Пока их голоса перекрывали друг друга, Стивен, зло усмехаясь, молча курил трубку, а инспектор Хемингуэй старался держать в поле зрения всю четверку.
Снова и снова со слезами в голосе Джозеф умолял Мотисфонта не говорить того, о чем он в будущем пожалеет. Мотисфонт вопил, что с него хватит вмешательства Джозефа, и он не удивится, если тот с самого начала действовал в сговоре со Стивеном.
В ответ Джозеф показал всем присутствующим, что он может играть трагические роли так же великолепно, как и комедийные, в которых, по словам его жены, он был так хорош. В его голосе мешались ужас, горе и справедливое негодование.
Хемингуэй, хотя и не остался равнодушным к бурной сцене, подумал, что пришло время завершить ее, и сказал, что больше не хочет беспокоить занятых в ней актеров. Стивен быстрым шагом вышел из комнаты; Мотисфонт, разрешившись несколькими эпитетами в адрес семьи Хериардов, тоже удалился. Инспектор посмотрел на Джозефа, но Джозеф не выказал никакого намерения последовать за всеми и скорбно покачал головой.
– Что только не делают с нами, людьми, нервы! Надеюсь, инспектор, вы уже достаточно видели, чтобы не придавать большого значения тем глупостям, которые человек творит под влиянием нервного стресса. Это был суровый удар для моего старого друга Мотисфонта. Он совсем выбил его из колеи. Поверьте мне!
– Я верю, – ответил Хемингуэй.
– Думаю, его в значительной степени вынудили, – сухо сказал Блис.
– Да, да, я знаю! – согласился Джозеф. – У Стивена дурной язык. Я не извиняю его. Но могу претендовать на то, что знаю его лучше, чем все остальные, и утверждаю, что его спровоцировали на это замечание. С тех пор как моего бедного брата убили, отношение Мотисфонта к мальчику стало почти враждебным.
– Вы не знаете почему? – спросил Хемингуэй. Джозеф покачал головой.
– Без всяких причин, разве что мой племянник не показал себя очень послушным. Он хочет знать, ну, вы понимаете... Не отрицаю, манеры у него... оставляют желать лучшего, но это ничего не значит. И потом, Мотисфонт был склонен ревновать к нему, такой глупец.
– Вы считаете, он имел влияние на вашего брата, сэр?
– Едва ли. Но моему брату он очень нравился. И Стивен очень любил моего брата, что бы ни говорил Мотисфонт. Вы же знаете, как оно бывает, инспектор! Мой племянник не из тех людей, которые раскрывают свои истинные чувства, поэтому и складывается впечатление, что он ведет себя вызывающе. Бедный Мотисфонт страшно потрясен смертью моего брата! Стивен, разумеется, тоже, но он не показывает этого, и Мотисфонт, верно, полагает... ну, я конечно, не знаю, что конкретно он думает, но этот несчастный случай с портсигаром заставил его сказать пару слов, говорить которые было совсем не обязательно. Думаю, я положил этому конец. И старый дядюшка может когда-нибудь пригодиться!
– Мистер Мотисфонт считал подозрительным то, что этот портсигар нашли в комнате мистера Хериарда?
– Не думаю, что он зашел так далеко! В любом случае я уверен, этот портсигар не имеет никакого значения. Можно найти множество объяснений, почему он оказался в комнате моего брата.
– Мистер Хериард, – задал следующий вопрос Хемингуэй, – вы когда-нибудь говорили племяннику о завещании, которое вы помогли составить?
– Нет, правда, нет! – замотал головой Джозеф. – Это было бы некрасиво с моей стороны! Вы не должны обращать внимания на слова Мотисфонта! Будто я намекал, что Стивен является наследником! Уверяю вас, инспектор, я не делал ничего подобного. Единственным человеком, с которым я вообще говорил на эту тему – в самых общих чертах, – была мисс Дин.
– Что вы говорили ей, сэр?
– Точных слов я не вспомню. Ничего, что могло бы заинтересовать вас, помню, я даже выразился, что у меня рот на замке. Я не должен был говорить этого, но... Господи, господи, стараешься сделать лучше и не предполагаешь, что твои самые невинные намерения могут привести к запутанным осложнениям! Вы думаете, я сентиментальный старый дурак, но я хотел по возможности сгладить острые углы.
– Между мистером Стивеном и покойным?
– Да, – признался Джозеф. – Бесполезно скрывать от вас... Мой бедный брат был не в духе, по-моему, я уже говорил вам об этом. Его мучил ревматизм, еще это дело с Мотисфонтом и вдобавок несчастная пьеса молодого Ройдона. Я делал все возможное, чтобы притушить пламя. Теперь уже я могу признаться, как я переживал: вдруг Стивен перечеркнет все свои шансы, рассердив Натаниеля. Поэтому я поговорил с мисс Дин.
– Значит, Стивен не знал, что его дядя написал завещание в его пользу, если только ему не сказала об этом мисс Дин?
– Во всяком случае, если узнал, то не от меня! Не знаю, что мог сказать ему мой брат, но уверяю вас, я ему об этом ничего не говорил!
Прекрасная память и на этот раз не подвела инспектора.
– Но когда после чтения пьесы мистера Ройдона между мистером Хериардом и его племянником вышла размолвка, разве мистер Хериард не говорил, что сделает некоторые изменения?
– Знаете, по-моему, я этого не слышал! В любом случае это как раз то что Нат мог сказать, если был не в духе.
– Но его слова наводят на мысль, будто у него были причины полагать, что мистер Стивен знает о его посмертных распоряжениях?
– Наверное, вы правы, – согласился Джозеф с несчастным видом. – Но вы же не хотите предположить, что Стивен... Нет, нет, нет! Я никогда не поверю, это ужасно!
– Я ничего не предполагаю, сэр. Я только пытаюсь выяснить правду.
Джозеф взволнованно заломил руки.
– Вы думаете, я старый глупый старик, но я понимаю, что вы подозреваете! Я знаю, для моего племянника все складывается неважно, но лично я убежден, никто под крышей этого дома не совершал этого преступления!
– Как вас понимать, сэр? Почему вы так думаете?
– Иногда, инспектор, – исполнился пафосом Джозеф, – интуиция гораздо сильнее, чем разум!
– Мне придется поверить вам на слово, сэр, – разочарованно протянул Хемингуэй. – Сам я пока так не думаю. Разумеется, это не значит, что не буду думать.
– Будьте беспристрастным! – взмолился Джозеф.
– Мне за это даже платят, сэр, – невозмутимо напомнил инспектор. – А сейчас, если не возражаете, я должен закончить с мистером Блисом.
Намек был слишком откровенным, чтобы не обратить на него внимания. Джозеф вышел, его детский лоб был озабоченно сморщен. По лицу стряпчего скользнула улыбка.
– Он все хочет как лучше, инспектор.
– Да, это добродетель, которая создает гораздо больше неприятностей, чем все остальные, – наставительно произнес Хемингуэй. – Если вы хотите знать мое мнение, то убийства вообще не произошло бы, если бы не он со своими бесконечными идеями мира и добрых отношений. Это он собрал этих в высшей степени чуждых друг другу людей под одной крышей в одно и то же время.
– Боюсь, вы циник, инспектор.
– Станешь тут, – устало буркнул Хемингуэй. Просмотр остальных бумаг Натаниеля не занял много времени, потому что они не представляли особого интереса. Вскоре поверенный смог присоединиться к остальным в библиотеке, а Хемингуэй отправился на поиски сержанта.
Вер встретил шефа в холле вопросительным взглядом.
– Немного, – разочарованно улыбнулся Хемингуэй. – Наследник – молодой Хериард. Ты что-нибудь обнаружил?
– Не могу сказать, что да, – ответил Вер. – От слуг ничего не добиться, я имею в виду, ничего разумного. Но одна вещь мне показалась странной. Я осматривал обстановку и зашел в бильярдную. Там была пожилая леди, миссис Джозеф Хериард, если не ошибаюсь.
– Не вижу ничего странного.
– Нет, сэр, но она что-то искала и буквально переворачивала комнату вверх дном. Я минуту за ней наблюдал, пока она меня не увидела. В одном конце комнаты что-то вроде уголка для отдыха. Она отдергивала занавеску и водила рукой по креслам, как будто думала, что-то могло завалиться за обивку. Она вздрогнула, когда меня увидела, но это, конечно, ничего не значит.
– За чем-то охотилась?
– Да, я тоже подумал, но, когда я ее спросил, не потеряла ли она что-нибудь, должен сказать, она совсем не растерялась. Она сказала, что потеряла книгу.
– Может, и так, но я хотел бы поговорить с этой таинственной особой, – заинтересовался Хемингуэй.
– Она еще там, сэр.
Когда сержант ввел Хемингуэя в комнату, Мод копалась в ящике с елочными украшениями. Заметив инспектора, старая дама приветствовала его кивком головы и легкой улыбкой. Она, казалось, подумала, что сержант привел подкрепление ей в помощь, потому что поблагодарила его и посетовала, как поразительно легко теряются вещи.
– Вы ищете книгу, мадам? – спросил Хемингуэй.
– Да, и это библиотечная книга. Поэтому-то ее и необходимо срочно найти, – объяснила Мод. – Конечно, я думаю, она объявится, так часто бывает, и в самом неподходящем месте.
– Например, в коробке с елочными игрушками, – озадаченно предположил Хемингуэй.
– Кто знает, – пробормотала Мод. – Один раз я три дня искала рожок для обуви, а он в конце концов нашелся в ведре для угля. Я так и не смогла выяснить, как он туда попал. Вы, должно быть, будете обыскивать весь дом. Если вам попадется моя книга, скажите, пожалуйста, мне, я буду очень благодарна. Называется «Жизнь императрицы Австрии Елизаветы». Очень интересный персонаж, кто бы мог подумать! Очень досадно, что я ее потеряла, так и не дочитав до конца. Должно быть, она была очень хороша собой, но я не могу не жалеть ее мужа. В молодости он был очень красив, но, разумеется, потом появились эти морщины. И он стал такой толстый! Конечно, это может ее извинить. Нет, книги здесь нет. Очень досадно!