Хотя - никогда о ее очевидном неудовлетворении от их отношений.
Он подумал, что, в каком-то смысле, будет скучать по ней. Несмотря на все ее недостатки, Ханна обладала уникальным шармом и очаровательным остроумием. А какой она была красавицей.
Он вздохнул, стараясь выкинуть из головы приятные воспоминания. Поддавшись сантиментам, он лишится силы воли. Единственным способом выйти сухим из воды было цепко держаться за свою ярость. Он лежал, слушая свое сердце, желая, чтобы его стук утих и подарил нервам шансам восстановиться.
Это заняло немало времени, но наконец его веки потяжелели, дыхание и биение сердца замедлились, а боль в руке утихла.
Сознание ушло.
Через некоторое время его пробудил шаркающий звук с первого этажа.
По телу пробежали мурашки, а в ушах возник растущий визг.
Господи, да успокойся. Показалось.
Он услышал снова: медленный, скользящий, запинающийся шорох. Кто-то двигался по паркету гостиной.
Словно по дому волочили Ханну.
Он сел, наклонил голову, весь обратился в слух. На миг все стало тихо. Но он не вообразил этот звук. Что-то внизу двигалось.
Не шум водонагревателя. Потолочные вентиляторы не работали. Определенно не холодильник.
Может, что-то снаружи. Деревья шуршат на ветру?
Снизу раздался внезапный скребущий, скрежещущий звук. Из гостиной, - понял он.
Затем низкое мяуканье.
Кошка!
Наверное, соседская кошка передумала и вернулась. Но как она смогла проникнуть внутрь? Он выбрался из кровати, влез ногами в тапочки и спустился по лестнице вниз. Ночник в дальнем углу, который он включал каждый вечер, давал теплый, золотистый свет, а шторы на окнах слегка танцевали, когда их покачивал воздух из отверстий обогрева вдоль пола. Снова послышалось скребыхание, от переднего окна. А потом низкое, хриплое «мяу». Он шагнул вперед и отдернул занавеску. Сперва он видел только плотную тьму за стеклом. Затем внизу возникла пара ярко-зеленых глаз, не спускающих с него взгляда.
Он наклонился приглядеться к животному.
Кошки не было. Только глаза.
- Боже!
Он выпустил шторы, почувствовав, как волосы на загривке встали дыбом, будто по ним ползали пчелы. Он не верил своим глазам.
Отвернувшись к лестнице, он понял, что в комнате что-то не так. Необычно. Свет, где его быть не должно.
Вот, на елке: одиноко пылал ярко-алый рубин.
Какого черта?
Наверняка это отражение на шарике. Но нет. Это яркая, горящая красная лампочка.
Нет, не лампочка.
Когда он осознал, что видит, сердце замерло на несколько секунд, а потом забилось с удвоенной силой.
Невозможно.
ЭТО, БЛЯДЬ, НЕВОЗМОЖНО.
Сферическое украшение с длинной иглой на дне. Красный стеклянный самоцвет в центре сиял кроваво-красным, словно внутри пылал костер.
Шарик, которым он убил Ханну. Шарик, который теперь спокойно лежал глубоко в трясине в дальнем конце участка. В доме такой был один-единственный. И все же именно он, вне всяких сомнений, висел на елке.
Медленно сфера поворачивалась, пока пылающий зрак не уставился прямо на него.
Глаз. Пристальный алый глаз со скошенной радужкой и горящим, расширенным зрачком.
Глаз моргнул.
Все нервы в его теле заискрились. Хотелось бежать, сорвать украшение с ели и разбить, со смехом, с криком.
Но он мог только стоять и смотреть в ошеломленном молчании.
Он учуял что-то горящее - электрическое, как ему показалось. Электрическое, да, но с добавлением мерзкого, рыбного запаха. Вонь от какой-то дохлятины.
Из полости, в которой находился самоцвет, словно стал сочиться черный дым. Узкие черные колечки разворачивались и становились щупальцами, достающими до пола, танцующими по паркету, как ищущие пальцы. Его непослушные мышцы позволили сделать пару неверных шагов назад. Все инстинкты вопили бежать к оружию, которое прежде всего олицетворяло в доме безопасность.
Но картина перед его глазами была невозможной, а сама мысль о том, чтобы сразиться с этим при помощи пистолета, вызвала у него приступ дикого хохота.
Но что еще остается делать?
Паралич спал, он побежал. Взлетел быстро, как мог, по лестнице в спальню, к тумбочке, где держал девятимиллиметровый Глок 19. Схватив, он бросился в коридор, сознательно не думая о невероятности ситуации, отказываясь в ужасе забиться в угол.
Выйдя на лестничную площадку, он снова расслышал, как что-то шевелится на полу внизу. Он остановился, всматриваясь в тусклую пустоту, пока наконец его глаза не уловили движение.
Тень.
Длинная, постепенно растущая тень.
Тянущаяся к лестнице.
Тень была высокой, плохо различимой, но все же человеческой. Ее отбрасывало теплое красное свечение из гостиной.
Вопреки его воле, его тянуло назад, и наконец он сдался и бросился в спальню, где захлопнул дверь и спрятался за кроватью, выставив перед собой Глок, словно тот мог отогнать надвигающийся ужас.
Из коридора, прямо из-за дверей, донесся громкий шорох.
И прекратился.
В щели под дверью пропал тусклый свет коридора. Казалось, теперь на дверь навалилось что-то тяжелое, поскольку дерево затрещало, застонало и, он готов был поклясться, стало прогибаться внутрь.
Он больше не мог этого вынести. Надо что-то делать.
Он навел пистолет на дверь и спустил курок. В замкнутом пространстве выстрел едва не разорвал барабанные перепонки. Когда дым улегся, он увидел посреди двери неровное отверстие.
Звон в ушах уступил быстрому биению сердца.
Больше никаких шорохов, скрипов или стонов у двери спальни.
Целую вечность Григг сидел на корточках, не в силах шелохнуться, слепо таращась на пулевое отверстие в двери.
Изыди. Изыди. Изыди!!!
Светящийся циферблат на тумбочке показывал 3:00.
В остальном в комнате было темно, хотя она видела слабый свет из коридора, исходящий с первого этажа. Сторона Роджера оставалась нетронутой.
Она замерзала, даже под одеялом. Выключился обогреватель? Дом, очевидно, все еще подключен к сети.
Поблизости раздалось шарканье. Тот же звук, что она слышала раньше, будто по полу двигают что-то тяжелое.
Оно было в комнате.
Прямо у кровати.
Она перекатилась на бок и уже думала выглянуть из-за края кровати, когда из-за него вдруг поднялся темный силуэт. Твердый черный силуэт.
Очертания женской головы.
На месте, где должно быть лицо, в черной пустоте блестели глаза. Сверкающие изумрудно-зеленые глаза.
И вдруг они стали красными. Сияющие, кроваво-красные, как самоцвет на рождественском шарике.
Лидия закричала, сбросила одеяло и накинулась на силуэт с кулаками. Но руки прошли сквозь холодный воздух. Болезненно холодный. Словно мощные когти вцепились в ее руки - она почувствовала, как ее тянут с постели в ледяную непроглядную пасть, лишившую ее дыхания и сознания.
В себя ее привел паникующий крик.
- Мама!
Голос Дилана. Слабый. Далеко.
Она не понимала, где находится и что с ней случилось. Ее окружали тьма и ледяной холод, и слышала она шепот ветра.
Она на улице.
Последнее, что она помнила - спальня. Она увидела - почувствовала - что-то, что-то ужасное. Что-то невероятное.
- Дилан?
Она поднялась, ноги мокрые и замерзшие. Бледная щепка луны отбрасывала достаточно света, чтобы разглядеть округу: край болота у пруда. Как она сюда попала? Как?
Ее позвал Дилан. Где же он?
Поверх шепота ветерка возник другой звук - голос. Кажется, женский. Сперва она не различала слов, но потом поняла, что он говорил:
- Он меня убил.
- Мам, на помощь!
Паника.
- Дилан, где ты?
Громкий всплеск донесся из темноты, а за ним ужасное урчание. Еще плеск, и затем низкий, звериный рык. Она разглядела где-то впереди вспышку света - будто лунный свет отразился в серебристо-зеленых глазах.
- Мам! Маа...
Последний всплеск, и ночь затихла, не считая шороха веток на ледяном ветру.
Нет!
- Дилан! Дилан, где ты? Ответь!
Луна скрылась, и тьма поглотила ее - нерушимая чернота подземелья. Она пыталась сдвинуться, но ноги были ватными, не слушались. Затем перед ней вспыхнул огонек.
Красный огонек.
Она знала, что это.
К ней что-то двигалось в воде, и чем ближе, тем отчетливей она чувствовала не страх, но волну могучего, ощутимого гнева, наползающую на нее, как чудовищный, прожорливый паук. За сияющим красным оком в темноте материализовалось тело.
Роджер.
Он держал хрустальный шарик перед лицом, глаза широко раскрыты, смотрят - на нее, сквозь нее. Он брел в воде по пояс, словно неживой, движения отрывистые, как у робота.
- Роджер, где Дилан?
Он проигнорировал ее, все приближаясь, око шарика горело сверхъестественным огнем.
- Где, черт подери, Дилан? - прокричала она.
Меньше чем в пяти метрах от нее он прекратил движение. В его глазах наконец появилось узнавание, но затуманенное выражение не изменилось. Обратив острие игрушки к шее, он заговорил пустым и равнодушным голосом:
- Конец. Нам всем конец.
Затем вонзил наконечник себе в яремную вену. На короткий миг в его глазах мелькнуло ужасное осознание; затем он покачнулся в сторону и скрылся под непроглядной поверхностью. Горящий красный глаз пару секунд светился под водой, а потом исчез, оставив Лидию в одиночестве и шоке, лишенную дыхания и голоса, в молчащей, глухой тишине.
Через какое-то время болезненное покалывание в ногах напомнило ему, что он перекрыл циркуляцию крови. С великим усилием он поднялся, покачнулся, затем сделал пару шагов к двери.
Тишина.
Это все только кошмар. Какое-то временное затмение, вызванное стрессом и чувством вины.
В коридоре ничего. Да и что там может быть?
Он сделал глубокий вдох; наклонился и прижался глазом к дырке в двери.