Первым делом он увидел темную дырку поменьше в противоположной стене.
Вдруг что-то перекрыло его поле зрения - что-то черное и бесформенное.
И возник красный, горящий глаз, глядящий на него - его сияющий зрачок пылал адским пламенем.
Он отшатнулся, но не упал.
Что-то его остановило. Что-то твердое.
Что-то холодное, как ветер из глубочайших, дальних уголков космоса.
На краю зрения появилась тень - высокая, с сияющими, изумрудными глазами.
Ледяная масса за спиной обволакивала его - жуткая, раздающаяся черная плазма, не дающая пошевелить и мускулом. С щелчком дверь стала раскрываться внутрь, комната - заливаться кроваво-красным светом.
Словно сжатый в огромной холодной ладони, Лэндон Григг мог только в неверии наблюдать, как на него падает свет, противостоя ледяной хватке волнами усиливающегося жара. Жарче и жарче, холоднее и холоднее, оно проникает под кожу, зарывается глубоко, разрывает изнутри на части, наполняя открывшиеся пространства чистой болью. Комната и все предметы в ней были омыты алым жаром, он плыл в красном, но уже не чувствовал рук и ног. Его ощущения сбоили, тело растворилось, разум барахтался в океане ослепляющей алой боли.
Страх. Боль. Гнев.
На миг, прежде чем его покинуло рациональное мышление, он осознал, что смотрит на свою комнату через рубин. Перед ним принимало форму жуткое, бледное лицо - ее лицо, - плывущее в пылающем море, глаза раскрыты в шоке - ее выражение застыло в миге, когда жизнь покидала тело.
Но он не заслуживал то, что она с ним делала.
И этого он не заслуживал.
Этого ужаса. Этой судьбы.
Страх. Боль. Гнев.
Красный гнев красный гнев красный гнев красный гнев красный гнев…
Дилан. О, Боже, несчастный Дилан.
Роджер его убил. И Роджер погиб.
Лидия вся превратилась в чистую душераздирающую скорбь. Ее малыш никогда не вырастет, никогда не попробует жизнь. Все кончено.
Его больше нет.
Каким-то образом, позже, продрогшая и промокшая до нитки в воде, уже становящейся льдом, она вошла в зияющую переднюю дверь дома. Одна.
Как это произошло? За одну ночь ее мир тепла и красоты обратился в ледяной ужас, а затем - в бездну тоски и отчаяния.
Елка в гостиной еще была живой от разноцветных огоньков, сверкающих и мигающих - адское напоминание о жизни, которую она любила, теперь умерщвленной чем-то кошмарным, чем-то не поддающимся объяснению.
Чем-то мертвым, но живым.
Сферическое, хрустальное украшение с острым наконечником и блестящим самоцветом висело на елке, словно его и не снимали. Словно здесь и было его место.
Красный.
Она почувствовала, как внутри нее накапливается, прорывая панцирь холода: чудовищный, пожирающий жар, вызывающий в мышцах спазмы. Она чувствовала присутствие мужа, словно его сущность была заключена в ужасной сфере, а секунду - она готова была поклясться - Лидия слышала крик своего малыша.
Гнев.
Черный дым истекал из серебристой сферы, из сверкающего, разумного глаза, образовывая нитки живого, хищного зла, которое поползло к ней по полу.
Позади что-то шелохнулось.
Что-то тяжелое, шаркающее и скользящее, словно по паркету волокли тело.
- Он убил меня, - произнесло оно.
Лидии все еще было холодно, но внутри она уже чувствовала растущую, горящую, всеохватную ярость.
перевод: Сергей Карпов
Джефф Стрэнд"Заострённые Леденцы"
Дядя Джек любил карамельные трости. Само по себе это не беспокоило; в конце концов, это восхитительное угощение, которым можно наслаждаться. Что меня беспокоило, так это то, что он засасывал трость так, что конец превращался в кол, а затем клал конфету в большую картонную коробку вместе с сотнями других.
- Что ты собираешься делать со всеми этими заострёнными леденцами, дядя Джек? - спрашивал я.
- Ничего, - говорил он.
Если бы это происходило в его доме, я бы подумал, что это просто причуда. Что меня беспокоило, так это то, что он каждый год привозил коробку в дом бабушки и дедушки, собирая всё больше и больше заострённых тростей. Зачем ему нужно было брать с собой всю коробку? Если он хотел их сохранить, почему бы просто не положить новые в полиэтиленовый пакет и не забрать домой?
- Тебе не кажется, что это странно? - спросил я маму, когда она забрала меня домой из колледжа на рождественские каникулы.
- Это более странно одних вещей, но менее странно других, - сказала мама.
Моя мать не была хорошим собеседником.
- Он делал такие вещи в детстве?
- О, да. Некоторым из этих леденцов уже тридцать лет.
- Конфеты хранятся так долго? Почему они не стали мягкими и не слиплись?
Мама пожала плечами.
- Я думаю, он их правильно хранит.
- Я думаю, это жутковато.
- Это более жутко одних вещей, но менее жутко других.
Дядя Джек никогда не был женат и даже не состоял в длительных отношениях. Я не обвинял в этом привычку есть карамельные трости, но я также не сбрасывал со счетов её, как способствующий фактор.
Мы приехали к бабушке и дедушке прямо к обеду. Их ёлка была, как всегда, прекрасна, а подарки были громоздко сложены. Дядя Джек сидел в кресле в гостиной и смотрел эпизод ситкома, который пародировал «Эту чудесную жизнь». Он сосал карамельную трость.
- Привет, Барри! - сказал он, вставая и обнимая меня. - Как сдал свои хвосты?
- Думаю, неплохо.
- Могу я предложить тебе леденец?
- Нет, это здорово, но нет, спасибо.
Не знаю, почему привычка дяди Джека меня так смущает. Не то, чтобы он предлагал нам предварительно обсосанные трости, нет. И он никогда не просил нас сосать трости до нужной остроты для его коллекции. Может, он приберёг их для какого-то безумного арт-проекта?
В доме нас было четырнадцать - слишком много, чтобы поместиться за обеденным столом, поэтому четверо из нас ели восхитительный обед с ветчиной в гостиной. Дядя Джек сосал леденец между укусами, что было странно даже для него.
- Ты пытаешься добавить мятный аромат к своему картофельному пюре? - спросил я.
- Этот со вкусом фруктов.
- О, ты, э-э-э… пытаешься добавить фруктовый аромат к своему картофельному пюре?
- Нет.
- О…
Он взял в рот ещё ложку картофельного пюре. Он пожевал, проглотил, а затем сунул конфету обратно в рот.
- Да ладно, дядя Джек, - сказал я, - ты должен признать, что это странно, правда?
Он вытащил леденец изо рта.
- Ты знаешь, что это? - спросил он, поднимая трость.
- Карамельная трость со вкусом фруктов?
- Точнее.
- С вишней?
- С клубникой. Но я имею в виду, ты знаешь её значимость?
- Нет.
- Это моя тысячная карамельная трость.
- Ух ты.
- Впечатляет, правда?
- Да. Поздравляю.
- Это означает, что я наконец-то создал тысячу кинжалов из леденцов, и теперь можно начинать ритуал, - он отодвинул свою тарелку и встал. - Кинжалы для всех. Возьмите пригоршню. Не стесняйтесь.
Я посмотрел на кузена Нила и тётю Шону. Оба выглядели сконфуженными.
- Я сказал, не стесняйтесь, - дядя Джек вынул из коробки несколько тростей и подошёл ко мне. - Вытяни руки.
- Я действительно не хочу их трогать.
- Дело не в том, чего ты хочешь. Я готовился к этому ритуалу с восьми лет, и я не собираюсь портить его только из-за того, что ты не хочешь, чтобы пальцы были липкими.
- Что мы будем делать?
- Сейчас ты протянешь свои проклятые руки, чтобы я мог дать тебе несколько карамелек.
Я неохотно протянул руки. Он поместил в них семь или восемь заострённых тростей. Слюна уже давно высохла, так что на самом деле это было не так уж и плохо, но мне всё равно не нравилось ощущение, что я держу их в руках.
Дядя Джек дал несколько леденцов Нилу и тёте Шоне, затем отнёс коробку в столовую.
- Ты думаешь, он заставит нас съесть это? - спросил Нил.
- Я не знаю.
- Я действительно не хочу.
- Он не заставит вас есть то, что вы не хотите, - сказала тётя Шона. - Он просто пьян.
- Он пил воду, - сказал я.
- Значит, он не принимает лекарства. Или принимает новые лекарства. Или очень устал. Нам не повредит, если мы ему подыграем.
Мы прошли в столовую, где дядя Джек раздавал остро заточенные трости всем моим родственникам. У всех было выражение непонимания.
- Что всё это значит, Джек? - спросила бабушка.
- Это для кровавого ритуала.
- Кровавый ритуал? - спросил я. - Когда, чёрт возьми, это стало кровавым ритуалом?
- Следи за языком! - огрызнулась бабушка.
- Это никогда и не было чем-то другим, - сказал дядя Джек. - У нас есть тысяча кинжалов, и они нанесут тысячу колотых ран. Кровь и сахар породят древних демонов, которые поглотят человечество.
Дедушка поднял руку.
Дядя Джек указал на него.
- Что?
- Почему это нужно?
- Потому что человечество - помойка! Заражённая вшами помойка мерзкой нечистоты и мерзкой плесени! На земле струпья! Это всем известно!
- Допустим, для аргументации, что мы согласны с этой оценкой, - сказал дедушка. - Но я всё ещё не думаю, что древние демоны, пожирающие человечество, - это правильный путь.
- Ты шутишь? Как ты можешь быть таким глупым? - дядя Джек удивлённо уставился на него. - Думаю, я прощу тебе эту слабину, потому что ты стар и настроен по-своему, но все остальные всё понимают, верно?
Никто ничего не сказал.
- Шона, ты понимаешь, не так ли?
- Прости, о чём мы говорили?
- Барри?
Я посмотрел в пол.
- Я думаю… я имею в виду… нет, на самом деле, я не знаю. Я не уверен, почему мы хотим сделать что-то подобное.
- Я не могу поверить, люди! Как это возможно, что я могу иметь отношение к таким… о, знаете что, я прошу прощения. Я не объяснил, что мы будем спасены, когда демоны поглотят человечество. После того, как они сделают своё дело, мы будем править планетой. Я должен был это уточнить. Теперь вы поняли?