о:
«Nicht or sie… sie frißt ihn».
Крутояров вспомнил, что Гитлер, будучи некурящим, решил сделать здоровым и весь народ. Наверно, поэтому немецкие сигареты и сейчас многие называют морской травой. Хотя Горбачёв, вон, с пьянством боролся, боролся, сухой закон вводил, а русская водка как была самым лучшим из крепких напитков, так и осталась.
Капитан поднялся, подошёл к стене, где на вешалке висел офицерский бушлат, совсем не для русской зимы. Зато под него Харт надевал ещё кучу тряпья и минуту спустя стал похож на кочан капусты. Крутой мысленно усмехнулся, вспоминая фотографии немецких солдат во время лютых морозов. Этакие замороженные цуцики, они казались смешными. Но, несмотря на это, ведь именно они полмира поставили в неудобную позу и всю Европу имели как хотели, а той, видно, было очень даже фантастиш, если почти никто не сопротивлялся, кроме горстки партизан.
— Одевайтесь, поедем. И ещё раз повторяю — если вы попытаетесь меня обмануть, то умирать будете долго. И вам будет очень неприятно смотреть, как ваши кишки пожирает собака.
Сергей сунул ноги в унты. Накинул бушлат, застегнулся, надел шапку. Сначала решил сказать, что станок находится на Конюшенной улице, но потом подумал, что в этом случае не получится пробиться к дому Беляева — ведь немцы там на каждом углу поставят своих солдат. Нет, лучше высадиться где-нибудь в стороне, но не очень далеко от Конюшенной. А вообще идея воспользоваться гестаповцами в качестве извозчиков ему определённо нравилась. Главное, суметь вовремя сквозануть. Но, понятно, что на него будет направлен ствол не одного шмайсера. Убежать, да ещё остаться при этом целым — тут нужно будет проявить всё своё искусство. Сергей, не привлекая к себе особого внимания, мысленно ощупал руки-ноги и понял, что он почти в норме — кости целы, ушибы незначительные. Да к тому же на нём как на собаке, всегда это говорил.
— Авто подано, — сказал капитан Харт и толкнул Крутоярова стволом «вальтера».
Теперь в пистолете снова полный магазин. Вывернуть, что ли, руку офицеру, отнять пистолет? Удар локтем, три выстрела, и ты снова на свободе. Ну уж нет, пусть сначала довезут. Зря, что ли, он здесь оказался? Раз они его так отмутузили, пусть отрабатывают.
Его вывели на утоптанный снег перед Александровским дворцом. На улице, выпуская клубы дыма и пара, стоял «Хорьх» с брезентовым тентом. Тот, который он видел на Сапёрной улице и что нагнал их с Ванькой на Павловском шоссе. Знать бы ещё, где сейчас пацан. Корпус машины был побит и поцарапан — видно, что «Хорьх» побывал не в одной переделке, и становилось понятно, что гестаповцы без дела не сидели. Тайная полиция, что тут скажешь.
Где-то за углом здания рокотал двигатель. Шум всё нарастал, и нарастал, и вскоре за двойным рядом колонн показалось горбатое чудище. Это был «Панцер 1», один из самых неудачливых немецких лёгких танков, которому сначала навешали во время войны в Испании, потом он «отличился» в Австрии, когда на дорогах было оставлено очень много этих ненадёжных машин и, наконец, в СССР первые «Панцеры» щёлкали чуть ли не из рогаток. Уже к началу сорок первого их оставалось единицы, и этот наверняка можно назвать раритетом.
Танк подъехал к колоннаде, лихо развернулся и остановился, чуть подрагивая в такт работающему бензиновому двигателю. Открылся люк, из него показалась голова в пилотке, поверх которой небрежно сидели огромные наушники. Он что-то прокричал и махнул рукой.
«Значит, с эскортом поедем», — решил Сергей, разглядывая два куцых пулемётных ствола, торчащих из заострённой части башни. Машина была небольшого размера и казался игрушкой, да ещё эти куценькие пулемётики — в целом, машина страха не вызывала. Скорее, насмешку. Хотя, смейся или не смейся, а этот пулемётик угробил немало народу за свой век. И в то же время показалась заманчивой идея прокатиться на танкетке. То есть, забраться внутрь, кокнуть танкистов и преспокойненько добраться до цели. Там всего-то два человека, он с ними за шесть секунд справится.
Крутоярова подтолкнули к «Хорьху», стоявшему у парадного входа. Вот ведь честь оказали, авто подогнали. «И даже два», — подумал он, мечтательно разглядывая «Панцер».
Очередной тычок едва не сбил с ног. Пленник послушно направился к автомобилю, понимая, что сейчас лучше их не нервировать. В автомобиле сидит водитель, невдалеке стоит «Панцер», из которого торчит голова с наушниками, и пулемёт башни смотрит прямо на Сергея, а за его спиной двое солдат, у одного из них шмайсер, а второй подталкивает прикладом винтовки системы «Маузера». И ещё этот капитан Харт со своим «вальтером». В общем, оружия больше чем нужно, чтобы кокнуть одного человека. А у него, как назло снова перестала работать «механика». Теперь пройдёт не менее часа, прежде чем нервы угомонятся и можно будет попробовать снова. Да и то неизвестно, успокоятся нервишки или нет, в такой-то обстановке.
Его посадили на заднее сиденье «Хорьха» меж двух солдат. Впереди водитель и капитан. Просто так отсюда не удрать, тут нужно что-нибудь экстравагантное придумать, чтобы самого себя удивить можно было. Попроситься пописать — этот номер здесь не пройдёт. Эх, жаль, в такой момент никаких мыслей, да и «механика» в полной отключке.
Рыкнув, танк дёрнулся и, взмётывая снег гусеницами, двинулся с места. Ушастая голова исчезла внутри и больше не показывалась, люк захлопнулся. «Хорьх» осторожно тронулся следом, медленно, даже слишком медленно. Но потом, будто осмелел, набрал скорость и обогнал горбатое бронированное чудище. На выезде из ворот автомобиль уже уверенно шёл впереди. Сзади громыхал этот гусеничный броневик, иногда взрыкивая двигателем и нещадно коптя небо выхлопом.
— Куда? — спросил капитан Харт, повернувшись к Сергею всем корпусом. — Где станок? — и особенно чётко, размеренно добавил: — Говорите правду!
Крутояров помедлил с ответом, будто вспоминая местонахождение подпольной типографии. «Вспоминать», когда не знаешь, намного труднее, если просто не помнишь. К тому же, он пока ещё не готов вот так взять и выбраться отсюда. Поэтому немцев нужно повозить по городу, а потом уже подвести поближе к Конюшенной. Ну, а там и ноги в руки. Вот только сначала надо придумать, как это сделать. Как бы ему самому чего не сделали. Так что сразу сворачивать на Малую, или там тогда её звали, Революционную, не резон.
— На Дворцовую сворачивай, — сказал он.
Капитан посмотрел на него непонимающе.
— Налево, — кивнул Сергей, и капитан показал водителю рукой, куда следует повернуть.
«Хорьх» качнулся, скрипнул рессорами и вывернул на Дворцовую улицу. Впрочем, тогда она тоже иначе называлась. У неё вообще была куча названий, пока не получила имя какого-то погибшего авиатора.
Машина уверенно шла по заснеженной улице. Сквозь разрывы в облаках блеснуло солнце и забегало зайчиками по блестящему чёрному капоту. Сзади тарахтел траками этот чертов трактор. В том месте, где Дворцовая улица изгибается дугой, автомобиль снизил скорость, чтобы следовавший за ним «Панцер» не отставал. Оба пулемёта были направлены прямо на «Хорьх» и не дай Бог там сидит нервный стрелок. 7,62 не такой уж крупный калибр, но чтобы прошить эту жестянку насквозь вместе со всеми пассажирами — достаточно. Крутой поёжился при мысли, что будет, если танк наедет на кочку и…
— Сейчас куда? — прервал его мысли капитан.
— Прямо! — ответил пленник, глянув на дорогу и «вытаскивая» из памяти карту города.
— Куда ещё прямо? — в голосе офицера сквозила злость.
Сергей посмотрел на дорогу. Они подъезжали к Египетским воротам. Две огромные тумбы, испещрённые барельефами на тему египетской культуры, считались границей города. Дальше — Петербургское шоссе. Египетские ворота выглядели ужасно — часть барельефов отколота, чугунная ограда перекошена. И в таком состоянии — египетская сила! — они пробудут ещё много лет, пока в начале восьмидесятых их не отреставрируют.
— Направо теперь, — нашёлся Крутояров, увидев поворот, — на Октябрьский бульвар. Типография там.
В голове мелькали планы, один за другим. Стукнуть водителя? Ну да, и сразу получить от обоих солдат. А потом ещё и капитан Харт рукояткой «вальтера» добавит. И после, как обещал, он устроит ему медленную и дастистфантастическую смерть.
«Хорьх» наклонился на один борт, как катер на реке, и свернул, не доезжая до Египетских ворот. «Панцер», как привязанный, прогромыхал следом. Драться с тремя вооружёнными людьми в тесноте кабины, да ещё под прицелом двух пулемётов — это было бы безумием. Сергей знал это. Но понимал он и то, что у него просто нет другого выхода. Или драться, или погибнуть. Надо только выгадать момент.
Поднялся сильный ветер, и по дорогам понеслись змейки позёмок. Мороз усилился, и в машине стало совсем холодно.
Немцы о чём-то переговаривались между собой, но он не улавливал смысла. Судя по интонациям, они ругали русскую зиму. И это было Сергею только на руку — пленник понимал, что пока он сидит в тесной кабине, у него нет ни одного шанса. И если он предложит им пройтись, то они не откажутся выйти наружу и размяться. А там он попытается сбежать. При некоторой доле удачи должно получиться. Если не пристрелят, конечно. Чёрт, как же человек слаб. Пуля между лопаток — и всё. Такая маленькая пуля — и нет такого большого человека. Целого мира нет. Одна обойма — и нет нескольких миров. Вселенной.
— Далеко? — спросил капитан Харт.
— Нет, не очень, — Крутояров помолчал, прокручивая в голове карту. — Октябрьский бульвар. Не доезжая до вокзала.
Гауптман подышал на пальцы.
— Зачем тогда крюк дали? Вы что-то затеяли? Сбежать надумали?
— От пули не убежишь, — Сергей кивнул на солдата с винтовкой между колен.
— А не будет пули, — пообещал гестаповец. — Если попытаетесь убежать, то пули не будет. Зато будет очень много боли. Вам захочется потерять сознание, но сделать этого не дадут. Пожелаете поскорее умереть, но смерть, как девушка на свиданье, опоздает.
Крутой содрогнулся. Он понимал, что если не удастся уйти, то всё это ему придётся пережить. Уж пытать фашисты умеют. Понял, что они его почти и не били, а лишь немного помутузили. Наверняка капитан Харт сразу решил, что он причастен к отпечатке листовок и может показать, где находится станок. Иначе уже давно бы всё, что можно, переломали.