ло, Крутояров не знал, но не раз читал, что большинство командиров фашистской Германии были повёрнуты на мистике. Немудрено, что капитан решил заловить Сергея и заставить работать на себя. Бредовая идея! Будь он на самом деле демоном, он бы тут дел наворотил! Хотя он и так наворотил. И ещё наворотит.
Отошёл от подъезда и двинулся по снеговому коридору. Обогнул дом и вышел на Конюшенную. Осторожно огляделся — никого. Техники вокруг — никакой. На этот раз его это расстроило — ему нужен какой-нибудь автомобиль. Ну, на худой конец, мотоцикл, хотя перспектива утреннего байк-шоу его отнюдь не прельщала. Да и гонять на таком морозе с ветерком совсем не хотелось.
Впереди кто-то вывалился из переулка. Было темно, но ветер в очередной раз разорвал покров туч, и в лунном свете можно было разглядеть фигуру. Что-то знакомое было в ней. Людей узнают по осанке и походке — кого-то Сергей сегодня уже видел сегодня с подобной походкой. Кто-то уже так взбрыкивал ногами, размахивал по-детски руками. Ванька! Это он!
Мальчишка тоже узнал его и бросился навстречу. Прижался к его груди головой, обхватил телогрейку худыми руками. Крутояров тоже обнял пацанёнка. Он почувствовал, как что-то тёплое разливается в груди. Не сразу сообразил, что с ним происходит. Он уже и забыл, что такое нежность. Телячьи нежности…
Казалось, Ванька сейчас расплачется, голос его дрожал. Но нет, в Царском Селе образца сорок второго года плакать люди разучились.
— Дядь Серёж! Вы живы! — еле слышно сказал ребёнок, не отрывая лица от грязной телогрейки.
— Вань, ты откуда здесь взялся-то? — Крутой поглаживал спину мальчика, боясь что-нибудь в ней поломать. — Тебе ведь спрятаться надо, они ж тебя в лицо узнают, если увидят!
— Вы ведь убили всех, — ребёнок поднял лицо и посмотрел снизу вверх.
— Если б всех, — зло сказал хрононавт. — Меня самого чуть на портянки потом не порвали.
— А я тогда всё ж убежал! — глаза мальчишки блестели. — А вы-то куда подевались?
— Да так, задержался немного, — Сергей криво умехнулся. — Побеседовал с капитаном, а потом ушёл.
Ваня потемнел лицом, брови его сдвинулись, будто он вспомнил о чём-то важном.
— Дядь Серёж, а я ведь вам не говорил… боялся.
— О чём? Чего боялся?
— Ну, что я это… тоже, — мальчик вдруг пригнулся и опасливо огляделся, — тоже, как и вы… подпольщик.
Крутояров улыбнулся.
— А я и сам понял. Когда твоих порхающих бабочек увидел.
— Бабочек? — опешил Ванька.
— Листовки из окна так и порхнули, когда ты в окно прыгал. И прямо как бабочки над дорогой кружили.
— Это когда меня немец схватил? — взгляд мальчика погрустнел. — Не успел я тогда от них избавиться, от газет-то, вот фрицы и стали допытываться: где типография, кто пишет, кто печатает. Да только я им ничего не сказал, и если бы вы не появились, то они меня убили бы.
— Ну, я ведь пришёл, и теперь всё хорошо, — Сергей потрепал меховую шапку на Ванькиной голове.
— Не всё хорошо, — сказал мальчуган. — Немцы могут узнать, где находится печатный станок. Нам нужно его перенести.
— Типографию перенести? Вань, это невозможно. Там ведь станки огромные, — Крутояров раскинул руки, показав, насколько огромны станки в типографиях.
— Да нет же, — мальчик отступил от него на пару шагов. — У нас переносной станок. Тяжёлый, конечно, но его можно поднять и загрузить в машину.
Крутой помолчал, обдумывая Ванины слова. Потом тяжело обронил:
— Даже если и так… Значит, немцы не знают, где станок?
— Нет, — сказал мальчик и посмотрел Сергею в глаза, одним только взглядом моля о помощи. — Но могут узнать.
«Похоже, я нашёл ещё одно приключение на свою многострадальную задницу», — с тоской подумал Сергей и спросил:
— Это рядом?
— Близко, — Ванька оживился, чувствуя, что ему готовы помочь. — Пешком минут пятнадцать. Я покажу короткую дорогу.
— Ага, одну уже показал сегодня утром. До сих пор перед глазами твоя короткая дорожка, Сусанин, блин.
— Правда, коротко дойдём, — заверил его Ваня.
Сергей схватил мальчика за плечи и слегка встряхнул:
— Ну хорошо, ну найдём мы твой станок, а дальше-то что? Куда мы его… попрём? И где машину возьмём? И кто поможет грузить его в машину?
Ваня вырвался из тисков его рук.
— Я… не знаю, — со слезами в голосе сказал он. — Я думал, вы знаете. Вы ведь всё знаете.
Крутой покачал головой:
— Всё знать невозможно, Вань. Я ведь тебе не Нострадамус какой, чтобы всё знать.
— Если они доберутся до станка, то газету мы издавать не сможем. А дядя Саша мне рассказывал, как правильно статьи писать. Чтобы до людей доходило. Так что печатать я смогу.
— Дядя Саша? — переспросил Сергей.
Ему определённо не нравилось, что здесь замешан ещё кто-то, кроме мальчишки. Больше народу, меньше кислороду.
— Ну да, — ответил Ваня. — Дядя Саша.
— Какой ещё дядя Саша? — Крутояров был очень недоволен свалившимся на его голову известием. Хотя он должен был понимать, что мальчишка не мог в одиночку издавать листовки, должны быть люди, которые хорошо знают типографское дело.
— Ну… Александр… — испугавшись, промямлил Ванька.
— Ну, понятно, что не Василий, — Сергей начинал закипать, как обычно бывало, когда что-то шло не так. — Какой ещё дядя Саша? Почему ты мне сразу не рассказал?
— Ну, обычный дядя Саша, Это я его так называю, — Ваня вздохнул и добавил: — Называл. Это редактор «Тайного фронта». Александр Романович Беляев.
— Беляев?! — едва не заорал Крутой. — Писатель? Это он газету издавал?
— Д-да, — мальчик посмотрел на него. — А вы ведь и не догадывались, правда? Да, это он писал материалы. А я разносил, — Ваня замолчал на секунду. — Вместе с ним верстальщик остался из газеты «Большевистское слово», в ней дядя Саша статьи печатал свои до войны. Был ещё один человек, но он в ноябре погиб, прямо на моих глазах, на улице его фрицы смеха ради застрелили и ушли. Я подошёл к нему и увидел у него листовки за пазухой. Забрал их, а потом к Беляевым зашёл и дяде Саше показал. Тут он и рассказал мне, каким важным делом занимается. А я проныра, я везде пролезу, он это понял и потому предложил мне совместно бороться с фашистами. Так я и стал газету распространять по городу. Сколько фрицы на меня охотились, так и не нашли. А дядя Стёпа научил меня верстать на этом станке.
— Дядя Стёпа? — обречённо спросил хронопутешественник. — А кто ещё знает про «Тайный фронт»?
— Никто. Только дядя Саша, дядя Стёпа и я. Даже Светка ничего не знала, и мама её.
— Светка?
— Ну да, дочь дяди Саши.
Сергей прислонился спиной к мёртвому фонарному столбу. «Светку», то есть Светлану Александровну он видел только в документальных фильмах, уже пожилой женщиной, когда ряд телекомпаний, вдруг вспомнив о ней, начали брать у неё интервью, в которых она рассказывала о фашистских лагерях, а потом и о советских. Сергей прикинул: если приплюсовать все лагеря, то выходит около пятнадцати лет. Свои закатали куда больший срок, чем враги, как это по-нашему!
— Так это Беляев специально в городе остался? — спросил он. — Чтобы газету издавать под носом у немцев? Отчаянно. А ведь как тонко всё сделано. Просто отказался по болезни, мол, не выдержу переезда.
— Он бы и не выдержал, — заметил Ваня. — Вы бы видели его, он больной весь был. Еле передвигался. И, правда, при переезде бы помер. Ему ведь полный покой нужен был.
Сергей, пораскинув мозгами, сказал:
— А ведь фашисты ни за что бы и не догадались, что это он был издателем подпольной газеты. Ну не может больной человек везти на своём горбу такой проект! На это он и рассчитывал. И ведь наверняка знал, что может умереть от голода, он же ясновидцем был.
— Что? — Ванька непонимающе блеснул глазами. — Кем он был?
— Неважно. Важно только то, что теперь писателя нет, а значит, и газета без редактора остаётся.
— Я бы и сам смог писать заметки, — сказал Ваня, посмотрев взрослому в глаза. — Пусть не такие сильные, как дядя Саша. Он учил меня, как достучаться до людей. Дело в другом. Немцы дядю Стёпу недавно поймали, часа три назад. И листовки при нём были.
Сергей помрачнел.
— Расколят они его, — ответил он и отвёл взгляд. — Считай, что станок фрицы уже нашли. Разве что мы поторопимся и опередим их. Если твой дядя Стёпа выдержал и не раскололся в первую же минуту.
Станок спасти нужно, решил Крутояров. Надо помочь Ваньке. Да и не только пацану, а вообще, людям. «Ведь у меня самого дед всю войну прошёл, а я тут буду гадать, выгодно ли будет, если стану помогать им с этим станком. Надо не только о выгоде думать. А рукопись подождёт».
Уже наступила ночь, и если бы не снег, лежавший на земле, то темень была бы непроглядой. Но было видно всё так, будто начались белые ночи, хотя зимой их и не бывает. Снова набежали тучи, спрятав луну.
Сергей быстро просканировал пространство и не почувствовал никакого движения. Нужен был автомобиль, но ничего подходящего в округе не наблюдалось.
— Веди давай, Сусанин, — сказал он.
Ванька взял его за руку, будто боялся потерять, и повёл вдоль Конюшенной.
— Тут недалеко, — сказал он, — минут десять-пятнадцать пешком.
Дневник писателя грел душу, будто в тетрадь встроены теплоэлементы.
— Вань, а ты откуда Беляева знал? — спросил Сергей, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей. Впрочем, ему действительно было интересно это узнать.
— А я с его дочкой учился в школе, со Светой, — бодро ответил мальчик. — Читал-то я его и раньше, а как узнал, что она его дочь, то сразу напросился в гости, помог ей портфель до дома донести, ну, она меня и пригласила. Чаем напоили, а потом я с Александром Романовичем познакомился. Мы с ним долго про Ихтиандра в тот день говорили. Он верил, что когда-нибудь люди научатся делать вот таких вот Ихтиандров.
— И Ариэлей научатся делать, — согласился Крутояров. — И самая настоящая «Звезда КЭЦ» в небе засияет. Правильно делал, что верил.
— Очень плохо, что он умер, — Ванька съёжился и, казалось, стал меньше ростом. — У него ведь книга есть… «Вечный хлеб». Писал о том, как людей от голода спасти, а сам себя не уберёг.