Степан еле передвигался, и солдат иногда тыкал его между лопаток стволом карабина. Подпольщик, шатаясь, брёл к спуску в подвал. Он опустил голову и уже знал, что сейчас его убьют. Может, ещё припашут, заставят переносить эту громадину. Впрочем, толку от него сейчас никакого. Убьют, скорее всего, сразу, чтобы не возиться. Или на столбе повесят с табличкой на груди: «Я печатал листовки». Крупными буквами, чтоб все видели. Впрочем, показательные казни придумали не фашисты. Сталин тоже использовал этот приём и в более крупных масштабах. Причём умудрился сделать так, чтобы кровь жертв оказалась не на его руках… людей расстреливали от имени народа. И простые люди требовали, чтобы врагов народа казнили.
Сергей напрягся, пожалуй, ещё больше, чем испуганные солдаты. Разве что не боялся. А куда тут бояться, когда сплошной стресс, сплошные нервы. Страх выгорает полностью, просто понимаешь, что должно быть страшно, и условно боишься.
Степан, покачиваясь как моряк, зашёл за угол, следом исчезли солдаты и капитан. Воины в оцеплении, изредка перекидывавшиеся парой слов, вовсе замолчали. Крутояров понимал, что Степана, как только он покажет станок, пристрелят. Пытаясь спасти его, он «нащупал» карабины сопровождающих. Они были сняты с предохранителей. Нажми на спуск — и нет человека. Да и сами предохранители очень удобно расположены. Клац большим пальцем — и стреляй. Маузер есть маузер, многие и сейчас — Сергей усмехнулся при слове «сейчас» — посчитают за честь пострелять из этого карабина. Да и он, помнится, мечтал о таком вот девяносто восьмом маузере «Курц».
Ещё раз «потрогал» предохранители, ощутил их. И осторожно перещелкнул флажки. Сначала один, потом второй. Бойцы в это время уже спускались по лестнице в подвал и грохотали сапогами по ступеням. Поэтому щелчков они не услышали. По крайней мере, Крутой не почувствовал никаких действий с карабинами. Солдатня его вторжения попросту не заметила. Он удовлетворено хмыкнул и наглухо заклинил механизм спуска обоих винтовок.
По одному мотоциклисту осталось у пулемётов, и они застыли в мотоколясках, слившись с прикладами. «Панцер» нервно вертел башней. Вот уж действительно, дикое напряжение — стоит пукнуть погромче, и тут такое начнётся… Ведь они с перепугу друг друга перестреляют. Это потом солдаты рейха станут более спокойными, а сейчас, после победоносной войны в Европе, когда они завязли в заснеженной России, где можно ждать удара от кого угодно, хоть от старушки, хоть от ребёнка, они сделались нервными.
Крутой переключился на карабины солдат, спустившихся в подвал. По ним он мог определить, что там сейчас происходит. Так, что тут у нас? Ага, видимо, капитан дал команду убить пленного. Это могло означать только то, что печатный станок найден. Солдат, попытавшись снять карабин с предохранителя, понял, что заклинило. Нервно дёргает флажок. Сильней. Ещё сильней. Затем его напарник. Он тоже ничего не может понять. Так же лихорадочно дёргает флажок предохранителя, но не может сдвинуть с места. Нервы на пределе. Всё это могло означать только то, что русиш демон где-то рядом. Не бывает таких совпадений, чтобы два надёжнейших карабина ни с того, ни с сего отказались работать.
Уловка Крутоярова однако, не спасла дядю Стёпу. По судорожным дерганьям карабинов стало ясно, что верстальщика попросту забивают прикладами. Штыков у карабинов не имелось, так что легко умереть пленному не дали.
От неприятных ощущений закружилась голова. Сергей «вышел» из механики, отпустив карабины. По крайней мере, сейчас контроль именно над ними был не нужен. Дождаться, когда загрузят этот чёртов станок, а потом взять в оборот пару пулемётов.
Как только он выскользнул из механики, стало легче, голова кружиться перестала. Крутояров встряхнул головой. Однозначно, он стал намного сильней, чем раньше, и понимал, что это не предел. Это ведь здорово! Он возьмёт в оборот танк, автомобиль, что там ещё… Это тебе не мимолётно касаться спускового крючка или подленько, исподтишка моторы глушить. В общем, это тебе не мелочь по карманам тырить! Крутой от избытка чувств чуть не дал очередь из обоих мотоциклетных пулемётов.
Из подвала выбрались два солдата и капитан. Степан остался внизу. Капитан Харт оставался внешне спокоен, а его подчинённых трясло так, будто у них началась лихорадка. Гауптман что-то выкрикнул и в тот же миг оберефрейтор, выбрав нескольких своих подчинённых, повёл их в подвал. За станком, разумеется. Теперь главное — не проворонить момент. Пусть закончат своё дело, а потом…
Поднявшиеся из подвала солдаты были не в лучшей форме. Они о чём-то переговаривались, испуганно озираясь. Наверняка побегут, побросав оружие, стоит Сергею только показаться. Или изрешетят его в один миг. В панике люди что угодно готовы сделать, могут и струсить, и погеройствовать. И лишь потом, очнувшись, скажут себе: «Ого, а я-то герой! И плевать, что в штаны наложил!»
Послышалась ругань на немецком, раздавался какой-то аналог нашему «Раз-два-взяли!», немцы пёрли громадину наверх. Только сейчас Сергей, прощупав пространство, заметил станок. Не знай он, что это устройство служит для печати, ни за что бы не догадался. Вот с оружием он быстро разобрался, потому что хорошо его знал. А станок был для него тёмным лесом, вот и не заметил его в подвале.
Крик прекратился. Отдыхают. Крутояров, пока станок стоял на лестничной площадке, бегло осмотрел его, потрогал все его узлы. Валы, шестерни, рукоятки. Внимательно осмотрев машину, он, наконец, понял как она действует. По сути, это была обычная пишмашинка, только больших размеров. И стоило из-за неё рисковать жизнью? Возьми маленький «ундервуд» и печатай, такую машинку и спрятать легче. Но раз знающие люди выбрали эту неудобную громадину, то значит, в этом есть какой-то смысл. Если это понадобилось самому Беляеву, надо обязательно спасти этот чёртов станок.
Крутой скользил по станку, когда тот качнулся — бандуру подняли и понесли дальше. И вскоре он увидел этот «набор юного первопечатника» воочию. Четверо солдат пёрли обычную швейную машинку. Тяжеловатую, конечно, но швейную, на чугунных гнутых ножках, и даже широкая педаль внизу присутствовала. Только надписи «Зингер» не хватало. А не ошиблись ли солдатики? Или, может, Степан всё-таки их обманул и подсунул её вместо печатного станка? Сергей ещё раз прошёлся по узлам машины. Нет, это не швейка. Не «Зингер» это. Но визуально очень похоже.
Он мысленно матюкнулся. Это какой-то раритет. Старинный станок печатный. Может, его из музея привезли? А ведь логично. Потому-то его так долго и не могли найти — немцы-то искали типографию с современным оборудованием (Сергей хрюкнул, подавляя смешок при этой мысли — «современное оборудование»), а не какую-то швейную машинку. Потому Беляеву и удавалось так долго издавать листки.
Швейку допёрли до грузовика и, откинув задний борт, с дружным «хххэк!» закинули станок в кузов. Кто-то облегчённо закурил, кто-то полез в кузов.
Вот теперь точно — пора! Сергей закрыл глаза, в механике скользнул по рукоятям «Панцера», перехватил управление башней и пулемётами. Наверное, танкист удивился и не на шутку испугался, когда танк двинулся, а башня стала самостоятельно поворачиваться. Тандем пулемётов стрекотнул и срезал забравшегося в кузов «Опеля» солдата. Тот, кувыркнувшись, полетел спиной в снег. Затем длинной очередью Крутояров прошил столпившихся у заднего борта и разглядывавших станок. Он старался не попасть по колёсам, иначе ему никогда не вывезти отсюда эту проклятую швейную машинку. Сразу задействовал пулемёты, установленные в мотоциклетных колясках. Управлять ими, он, конечно, не мог, только на спуск жать. Но и этого хватило — от отдачи стволы стали скакать в разные стороны и зацепили ещё двоих солдат. Повезло, что стволы обоих MG-13 были направлены на дом, а не на «Опель-блиц», иначе Сергей просто не рискнул бы ими воспользоваться.
Солдаты кинулись в рассыпную — кто спрятался за «Опелем», кто бросился в снег и пополз в сторону. Крутой ещё пару раз полоснул пулемётной очередью, поводя башней туда-сюда.
Люк открылся, из него показалась голова с нашлёпками наушников. Танкист что-то дико заорал и проворно вылез из башни. Он поскользнулся и упал, едва не угодив под движущиеся траки. Затем распахнулся боковой люк, и из него выпрыгнул водитель-механик. Они, продолжая орать, куда-то побежали. Поворот башни — и короткая очередь скосила обоих. Уцелевшие, увидев, что пулеметы стреляют самостоятельно, без ведома стрелков, вовсе перепугались. Даже капитан Харт занервничал.
Он встал из сугроба, куда его втоптали разбегавшиеся солдаты, и запрыгнул на кабину «опеля». Почти истеричным голосом закричал:
— Russische Dämon! Nicht verstecken! Komm heraus wie ein Mann!10 Виходи! Я не боится тепя! Deutsch-Offizier11 нет страх!
В нервном возбуждении он стал говорить на русском с сильным акцентом.
В этот момент Сергей включил первую скорость и резко отжал сцепление. Грузовик дёрнулся, и тут же Крутояров надавил на тормоз. Капитан удержался на ногах, когда машина двинулась вперёд, но при резкой остановке слетел с крыши, ударился спиной о капот и, перевернувшись через голову, упал в сугроб. Кто-то из солдат подбежал к нему и помог подняться. Второй нахлобучил на его голову шапку, полную снега. Капитан был взъерошен, напуган и зол.
Крутой вовремя вспомнил, что убивать всех солдат не стоит. По крайней мере, пока. Ведь если они загрузили станок на машину, то и выгрузить должны. Один человек просто не сможет спустить с кузова эту махину.
И когда все уже были взвинчены до предела, он решил выйти и доделать начатое. Выбрался из-за угла, и его сразу заметили. Крики прекратились. Солдаты сгрудились чуть в стороне от «Опеля» и смотрели на Сергея как на привидение без мотора.
— Эй, капитан Харт! — крикнул Крутояров. — Вот он я, здесь.
Капитан выхватил у одного из солдат шмайсер и с криком «Шайзен!» нажал на спуск. Но за мгновение до этого Крутой прикрыл глаза и, скользнув в механике по узлам автомата, намертво заклинил боёк. Ганс Харт отбросил автомат, будто в его руках тот превратился в змею. Хрононавт усмехнулся — «ну и что с того, что у меня только два патрона в пистолете? Зато я могу воспользоваться своим оружием. А вы — нет!»