– Очень хорошая пленка. Я купил ее двенадцать лет назад, когда переделывал подвал. Такую толстую сейчас уже не найдешь. Почти двадцать милов[92].
Я понятия не имела, что это значит, но благодарно кивнула. Брайан с трудом взобрался на стул, чтобы приклеить пленку сверху.
– Может, я лучше сама?
– Справлюсь.
Когда все было готово, холодный воздух больше не проникал в комнату. Я поставила кофе и подала соседу руку, чтобы помочь спуститься со стула.
– Теперь и кофейку можно выпить.
– Вы заслужили. – Я протянула ему чашку. Он присел на диван и сделал глоток.
– Хороший кофе.
– Спасибо. Это местная обжарка.
– Я положил одеяло вот сюда. – Он похлопал по нему.
– Спасибо. Вы даже его сложили.
Сосед сделал еще несколько глотков, потом посмотрел на окно.
– Это «Висквин»[93], отличное качество. Очень плотная. R-фактор почти как у оконного стекла, может, даже четыре.
Я снова ничего не поняла, но сказала:
– Спасибо. Вы очень добры.
– Для этого и нужны соседи, – ответил мистер Стефенс и опять отпил кофе. – Да, отличный кофе. Обязательно скажите Лейзе, что это за сорт, когда она вернет вам тарелки. Кстати, печенье, которое вы нам испекли, было просто восхитительным.
– Рада, что вам понравилось, – сказала я. – Примите мои соболезнования, это ужасная трагедия.
Брайан тут же изменился в лице, поставил кофе и показал на окно.
– Скотч должен продержаться несколько недель, правда я бы не стал тянуть так долго. – Он встал. – Пора возвращаться к Лейзе. А то будет волноваться, что я один на один с прекрасной дамой. У нее наверняка уже готов для меня список дел на день. Пора за работу. – Он надел скотч себе на руку, поднял рулон и вышел. – Всего вам хорошего, – сказал сосед на прощание. – С наступающим.
– Вас тоже, – ответила я. – И вашу жену.
– Спасибо. Передам.
Я проследила, как он осторожно ступает по моей заледеневшей дорожке, и закрыла дверь. «Как же сломило его горе», – подумала я.
Глава тридцать четвертая
Мне нужна перезагрузка.
Оставшуюся часть дня я провела в кровати, читала книгу, всеми силами стараясь убежать от той реальности, в которой меня кидало и крутило. Смогу ли пережить все еще раз? Я больше не могла прятаться от мира. Просто хотела убежать далеко-далеко. У меня появились мысли о том, чтобы уехать из штата. Наверное, надо было сделать это уже давно. Но я не знала куда. В голову тут же пришел Кабо. Стало только хуже.
Я подумала, а не вернуться ли в Ашленд. Может быть, Ашленд и ад, но, по крайней мере, я знаю, как в нем жить. Сейчас там вряд ли хуже, чем в Солт-Лейке. Незнакомые люди в Ашленде точно не будут осуждать мою жизнь.
С отцом мы не виделись уже девять лет – со дня свадьбы. Какой он сейчас? Многие мужчины с возрастом становятся мягче. Где-то в душе я все еще хотела завоевать отцовское одобрение. Психиатр наверняка усмотрел бы в этом повод подлечиться. А может, идея с переездом – всего лишь новая форма самобичевания за все мои глупые решения.
Интересно, что скажет отец, если я все-таки вернусь. Скорее всего: «Я же говорил». Ему даже рот открывать не придется: эти слова будут светиться в глазах. Он любил доказывать свою правоту. Помню, повторял: «Я никогда не ошибаюсь. Это факты путаются».
Клайв ему не нравился. Неудивительно. Отец никогда не приветствовал таких мужчин. Да и не считал Клайва за мужчину. Называл «мерзким льстивым политиканом» – самое обидное оскорбление, на какое был способен отец. Уверена. В день нашей свадьбы он сказал мне: «Твоему красавчику не помешало бы на недельку съездить со мной в горы, поохотиться на медведя. Тогда, гляди, и волосы на груди отрастут».
Как отец любил эту присказку. В детстве, когда я еще не достигла переходного возраста, он часто говорил: «Вот отрастут на груди волосы, тогда…» Когда я возражала, мол, не хочу, чтобы у меня на груди волосы росли, папа смеялся: «А что еще у тебя там может вырасти?».
Неужели я и, правда, хочу туда вернуться? Настолько ли велико мое отчаяние? У меня всю жизнь так: не бегу, а убегаю. И не могу выбраться из порочного круга. Я готова бросить все – дом, работу, жизнь в Юте – только бы избавиться от постоянных напоминаний о перенесенной боли, напоминаний, которые сначала были связаны лишь с Клайвом, а теперь и с другим мужчиной.
Эндрю. Или Аэрон, или как там его зовут. Никак не могла выбросить его из головы. Да, казалось бы, страх потерять Эндрю совершенно непропорционален времени, которое я его знаю. Только сердце не всегда подчиняется законам математики. Знаю людей, которые после пятидесяти лет брака расходились в разные стороны, ни разу не оглянувшись назад. Есть и такие, чьи сердца разбивались через неделю отношений. Мы знакомы всего три недели, а мое сердце уже рвется на куски. Я по уши влюбилась в этого человека. И все же лучше потерять его сейчас, чем потом. Есть такое выражение: «Лучше проститься с несчастной любовью на пороге, чем сначала впустить ее в свое сердце и позволить распаковать чемоданы». Ну почему он не мог быть таким, каким рисовало его мое воображение?
К полуночи я все же решилась вернуться в Орегон. Надолго ли, не знала сама. Может, на день, может, навсегда. Ехать предстояло чуть больше семисот миль или двенадцать часов. Если поеду в восемь, то к вечеру буду на месте. Отправлюсь в воскресенье утром.
Глава тридцать пятая
Я совершила большую ошибку. В очередной раз. У меня это отлично получается.
На следующее утро я позвонила Карине, чтобы предупредить, что уезжаю.
– Долго тебя не будет? – спросила она.
– Пока не знаю.
– Ты же не думаешь переехать навсегда…
– Пока не знаю.
– Даже говорить об этом не хочу. Ты не можешь уехать.
– Меня здесь ничего не держит.
– Ничего? Здесь твой дом.
– Не имеет значения.
– Но у тебя пекарня.
– Ты прекрасно с ней справляешься.
– А как же друзья? – с отчаянием выпалила она.
– Всего лишь ты, – ответила я.
– Всего лишь? – повторила подруга. – Это было обидно.
– Ты же знаешь, что я не это имела в виду.
Последовала длинная пауза, после которой до Карины наконец дошел смысл происходящего, и голос ее надломился.
– Когда ты уезжаешь?
– В воскресенье утром, – сообщила я.
– Ты даже не попрощаешься?
– Мы обязательно увидимся до отъезда. К тому же все равно придется вернуться, – успокоила я ее. – Ведь тут остаются дела, которые нельзя просто так бросить. У нас еще будет время.
Мы обе на секунду замолчали, потом Карина произнесла:
– Даже не знаю, что сказать. Твое желание уехать понятно. Ты многое пережил. Не представляю, как бы я все вынесла. Просто так жаль, что тебе приходиться тащить эту ношу.
– Жизнь – тяжелая штука, – согласилась я. – Кстати, звонила Скотту, попросила, чтобы он выдал тебе рождественскую премию и за ноябрьскую, и за декабрьскую выручку.
– Это слишком много, – возразила Карина.
– Нет. Ты заработала.
– Мэгги?
– Да?
– Надеюсь, ты не всерьез собираешься остаться в Орегоне. Не только у тебя мало друзей.
Мы попрощались. Я пошла в душ. Когда уже сушила волосы, раздался стук в дверь. Не понимаю, почему никто не пользуется звонком. Мне, конечно, все равно. Но это какая-то загадка. Я быстренько натянула джинсы и свитер и вышла в коридор, внутренне молясь: только бы не журналисты. Я повернула замок и открыла дверь.
Это был Эндрю. В кожаной куртке и твидовом шарфе, руки в карманах. На секунду мы застыли, глядя друг на друга.
– Привет! – поздоровался он, выдохнув перед собой белое облако.
– Привет! – тихо ответила я.
Он неуверенно прокашлялся.
– Читал в газете про Клайва. Просто хотел убедиться, что ты в порядке.
– В порядке, – кивнула я.
Он шмыгнул носом.
– Хорошо. Это я и хотел узнать.
– Не хочешь войти?
Эндрю с опаской посмотрел на меня.
– Уверена, что хочешь этого?
– Нет, – сказала я. – Так ты войдешь?
Он на секунду замешкался, потом вошел. Не обнял и даже не прикоснулся ко мне. Я закрыла за ним дверь. Он заметил залатанное окно.
– Читал, кто-то швырнул тебе в окно кирпич.
Я кивнула.
– Ну да. Скрасили мое вчерашнее утро.
– Ты ведь не пострадала?
– Нет. Только испугалась.
– Да уж. Люди будто с ума посходили.
– Кофе будешь?
– Нет, я ненадолго, заскочил по пути на работу.
– Я соскучилась.
Он смотрел на меня, не зная, как реагировать. Наша последняя встреча явно сбила его с толку.
– И я соскучился.
– Сделаю нам кофе.
Мы прошли на кухню. Эндрю сел за стол.
– Поймали того, кто бросил кирпич?
– Нет, сомневаюсь, что поймают.
– Вероятно, этот человек думал, Клайв все еще живет здесь.
– Видимо, так. Даже не представляю, кто бы мог бросить в меня кирпич. – Я подняла глаза на Эндрю. – Только если ты. Ты бы, наверное, запустил в меня кирпичом.
Он не улыбнулся.
– Я пошутила.
Улыбка на его лице так и не появилась. Поставила кофе на стол и тоже села.
– Полиция интересовалась, нет ли у меня обиженного бывшего мужа или бывшего бойфренда. Я сказала, что есть и тот, и другой. Но твоего имени им не выдала.
– Значит, вот кто я? Твой бывший бойфренд?
Не зная, что на это ответить, сменила тему.
– Совсем забыла про сахар, – встала, достала сахарницу, поставила на стол и снова села.
– Спасибо, – не глядя на меня, произнес Эндрю. Взял два кусочка сахара и опустил в кофе. Какое-то время он просто молча пил, но вдруг спросил:
– Что случилось, Мэгги? Я не понимаю, что происходит. То ты говорила, что любишь меня, а теперь даже разговаривать со мной не хочешь.