Джереми вздохнул и прижался к ней сильнее.
— А как его зовут?
— Ну… Коты сами выбирают себе имена, когда захотят. Так что он скажет мне, когда ему будет угодно.
— Шеннон, это уж как-то слишком нереально, — предостерег ее Алекс.
Она вздернула подбородок и презрительно посмотрела на него. Детям нужно немного сказки, а уж тем более — Джереми, который и так повидал слишком много жизненной правды. К тому же Алекс скользил по очень тонкому льду в их отношениях — тот поцелуй потряс ее, и она надеялась, что и его тоже.
Но Алекс с оскорбительным облегчением принял ее ложь.
— Ты ничего не знаешь о кошках, — резко возразила Шеннон, — если думаешь, что это нереально.
— Неужели? — Он не сказал больше ничего, просто скрестил руки на груди, укоризненно глядя на нее.
Ну да, он не пожалел себя и под проливным дождем ходил за молоком. Может, лед под его ногами не такой уж и тонкий? Задетое женское самолюбие боролось с чувством справедливости, и последнее, наконец, победило. Алекс вынужден быть таким осторожным. Он должен думать о Джереми.
Запах гари все еще держался в доме, и Шеннон сморщила нос.
— Извини меня за печенье, — сказала она Джереми. — Я почти не умею готовить.
Он повернулся и обнял ее за шею.
— Ничего, Шеннон. Мне все равно.
Она старательно моргнула, борясь с набежавшими слезами.
— Зато я знаю одну отличную булочную. Нам наверняка позволят посмотреть, как они пекут имбирное печенье. Спросим разрешения у твоего папочки?
— Пап, можно? — с надеждой спросил Джереми. — Ты тоже можешь пойти.
Последняя фраза прозвучала несколько запоздало, и Шеннон невольно улыбнулась. Малыш старается забыть о печали, а его отец, видимо, решил смотреть назад, вместо того чтобы думать о будущем. Надо с этим кончать. И ей тоже.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Спускайся-ка вниз, — сказал Алекс сыну в тот момент, когда Шеннон открыла дверь булочной. Он спустил Джереми с плеч и взял за руку. Все вместе они вышли на свежий утренний воздух. Их одежда впитала запах ванили и шоколада, и Шеннон довольно улыбалась. Она твердо решила надеяться на будущее.
Хотя Алекс предельно ясно объяснил, что не хочет больше заводить постоянных отношений, у нее было такое чувство, будто они стали одной семьей. Особенно сейчас, когда все трое шли по празднично украшенной улице. Шеннон несла коробку, наполненную превосходным имбирным печеньем; несколько штук она повесит на елку, а остальное они съедят с молоком.
Алекс, само собой, не позволил ей заплатить. Его гордое упрямство временами досаждало, но Шеннон с легкостью его прощала. Он ни разу не напомнил ей о сгоревшей выпечке и не жаловался на запах гари в доме.
— Хо, хо, хо, — выкрикивал уличный Санта и звонил в свои колокольчики. — Счастливого Рождества!
Шеннон достала из своей сумочки несколько банкнот и пригоршню мелочи и бросила в ведерко Санты.
— Почему ты так сделала, Шеннон? — удивился Джереми.
— Санта старается помочь людям, — объяснила она.
— Папочка не верит в Санту.
Шеннон метнула строгий взгляд на Алекса. Этот тип явно заслуживал хорошей взбучки. Он откашлялся.
— Вообще-то я сказал, что Санта — это больше состояние души, чем реальность.
— Так, популярная психология снова поднимает голову.
Они остановились, и Джереми уткнулся носом в витрину магазина, где механические фигурки изображали мастерскую Санты. На Санте были полосатые чулки и очки, и он деловито всматривался в наполовину законченную пожарную машину.
— Маленькая фантазия не может причинить боль, — проговорила. Шеннон тихо. — Что плохого в том, если он поверит?
Алекс отодвинул ее подальше от Джереми.
— Я не могу ему врать, особенно после того как обещал ему, что с мамой все будет в порядке, когда Ким заболела. Все было совсем не в порядке, и я знал, что не будет, но все равно говорил, что надо верить.
У Шеннон сердце щемило от этих слов.
— Мама сказала, что все будет хорошо в тот момент, когда мы хоронили отца, — печально произнесла она.
— Тогда ты понимаешь, о чем я. Я же вижу, как тебе его не хватает. Где здесь хорошее?
— Мы никогда не перестанем скучать по тем, кого любим, — ответила Шеннон, лучше, чем когда-либо, понимая, что именно ее мать имела в виду. Жизнь — это горько-сладкая пилюля, в которой смешаны и печаль и радость. — Мама хотела сказать, что мы будем жить дальше, и что будут еще хорошие дни. Даже, несмотря на то, что отец ушел…
Алекс закрыл глаза, пытаясь отгородиться от ее прекрасного лица, мягкого блеска глаз. Его сердце ныло, только он не понимал, от чего — от его старой печали или… Может, все дело в Шеннон?
Когда они только познакомились, ее вспыльчивый характер напомнил Алексу мать и отца, но это сравнение постепенно поблекло. Вдруг оказалось, что он с нетерпением ожидал каждый день их встречи. В Шеннон было что-то, что и очаровывало его, и пугало одновременно. Задумавшись, Алекс отступил назад и тут же подпрыгнул от внезапного визга сигнализации.
— Что за ерунда? — Он уставился на «ягуар», припаркованный у обочины. — Я едва коснулся этой железяки.
Шеннон покачала головой.
— Терпеть не могу такие машины — сигнализация включается, даже если просто дунуть на нее.
— Что случилось, пап? — громко спросил Джереми, закрыв уши руками. — Сделай, чтобы она замолчала.
Алекс только успел открыть рот, как из близлежащего ювелирного магазина выбежал какой-то мужчина и принялся вопить:
— Что вы делаете с моей машиной?!
— Дышим на нее, — выпалил ехидно Алекс. Шеннон прыснула со смеху, не заботясь о том, что они привлекают к себе внимание, прохожих.
Мужчина тем временем с пристрастием проверял краску на ягуаре, и Шеннон дерзко показала ему нос.
Алекс, теперь уже тоже смеясь, посадил Джереми на руку, а другой обнял Шеннон.
— Разве так должен вести себя директор по связям с общественностью «О'Рурк энтерпрайзиз»?
— Я в отпуске.
После этой отмазки Шеннон завязала разговор с владельцем «ягуара», и через несколько минут тот был готов есть с ее рук, не говоря уже о том, что полностью признал свою неправоту, когда кричал.
В деловой части Сиэтла все происходящее едва ли заметили, но в их маленьком тихом районе такая сцена стала целым событием. Уличные зеваки останавливались и комментировали происходящее. Свою помощь предложил и полицейский, патрулирующий улицу, за что был щедро угощен имбирным печеньем, которое предложила Шеннон. Маленькая неприятность обернулась чуть ли не дружеской встречей, и все это благодаря ей.
— Нам нужно еще печенье, — заявила она, когда все наконец разошлись по своим делам. Коробка была почти пуста.
— Давайте вернемся. Оно такое вкусное, — сказал Джереми, дожевывая свою порцию.
— Хорошо, — согласился Алекс. — И купим немного какао. Я замерз.
Шеннон бубнила себе под нос, читая новую поваренную книгу с рецептом не такого «простого» рецепта имбирного печенья. Она всегда ненавидела поваренные книги — они служили свидетельством тому, что она не умела делать.
Уголком глаза Шеннон заметила, как котенок, чудесным образом похорошевший, крадется в гостиную. Он находился в самой неприглядной стадии роста — одни уши и полосатые, как у тигра, лапы.
Шеннон закрыла поваренную книгу и задумалась. Тревога, которую она испытывала до этого, почти прошла, но это не означало, что она перестала стремиться к большему в этой жизни.
Было бы так легко любить Алекса, отдать ему всю себя. Только сейчас Шеннон осознала, что вовсе не любила того парня в колледже. Во всяком случае, не так, как женщины любят мужчин. Просто была ущемлена ее гордость, она утратила свои девичьи мечты. Но ведь были и другие.
Маленькое пушистое создание коснулось ее ноги, она посмотрела вниз и увидела опасливые глаза котенка. Он все еще боялся принять новую жизнь. Поверить, что еда и забота с ее стороны не были лишь уловкой. И начать доверять.
О, Алекс, вздохнула она про себя. Вот кто действительно нуждался в любви. Но он, в конце концов, выберет кого-то более похожего на свою первую жену, хотя бы ради Джереми. Они оба заслуживали настоящую мать семейства, и тут уж ничего не изменишь.
— Я бы хотела остаться с тобой на весь день, малыш, — прошептала Шеннон котенку. — Но не могу.
Он моргнул и вытянул вперед одну лапу, дотрагиваясь до ее руки. Осторожная попытка завязать дружбу, которая терзала ее сердце. Почти в этот же момент у входной двери раздались какие-то звуки. Это были Маккинзи. Днем раньше они договорились пообедать вместе, хотя не уточнили время.
— Шеннон? — позвал Джереми. — Мы тебя ждем.
— Уже иду. — Шеннон открыла дверь. — Держу пари, вы проголодались.
— Скорее замерзли. — Алекс пытался согреть руки в карманах. — Как здесь может быть холоднее, чем в Миннесоте?
— Это из-за влажности. Вы скоро привыкните.
— Если останемся.
Эти небрежные слова заставили Шеннон похолодеть сильнее, чем от самого сурового северного ветра. Она молча отступила назад, пропуская их в дом.
— Я не знала, что ты подумываешь о переезде.
Он пожал плечами.
— Просто предусматриваю все варианты.
— Котик, котеночек, — позвал Джереми, оглядывая в надежде комнату.
— Он все еще побаивается, — выговорила Шеннон, пытаясь совладать с голосом. — Придется подождать. — Кстати, превосходный совет для нее самой, за исключением того, что мужчины не коты и их нельзя расположить к себе едой и теплым местом для сна.
Алекс не имел бы с ней ничего общего, если бы не Джереми. Шеннон время от времени приходилось напоминать себе об этом.
— Мы звонили тебе утром, но ты не брала трубку, — сказал Алекс.
— Я ходила в церковь.
— О, понятно.
Его бесстрастный тон подтвердил то, о чем Шеннон уже догадалась. Она бы позвала его с собой на церковную службу, но Алекс, видимо, отвернулся от церкви, как и от других важных вещей.
— Я готова, — отрапортовала она.