– Спасибо, мама, – слабым голосом поблагодарила Мэгги.
Натан на цыпочках вошел в дом через черный ход и незаметно проскользнул в свою комнату. После обеда он сказал папе, что ему надо сходить к приятелю, живущему через несколько домов. Джек решил, что Натан с другом собрались делать подарки на Рождество, и больше ни о чем не расспрашивал сына. Спустя несколько минут Натан выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и бегом понесся к елке, чтобы положить под нее еще одну коробку с подарком.
Джек готовился к этому вечеру, отчаянно надеясь, что он никогда не наступит. Никакие молитвы не помогали примириться с тем, что это будет их последнее Рождество с Мэгги. После обеда он сидел у кровати жены и наблюдал за тем, как она спит. Разве может умирающая быть такой красавицей? Как он будет просыпаться в этом доме и каждый раз заново осознавать, что ее нет? Джек прислушивался к хриплому дыханию жены. По глазам Сильвии он видел, что осталось недолго, что Мэгги вот-вот уйдет. Двумя днями раньше медсестра усадила Джека в сторонке и поговорила с ним о том, что надо помочь жене уйти – дать ей знать, что все будет в порядке, что ей больше не нужно цепляться за жизнь.
Мэгги проснулась и увидела глаза мужа, в которые влюбилась двенадцать лет назад.
– Я люблю тебя, – шепнула она.
Мэгги и Джеку не хватало времени в сутках, чтобы повторять друг другу эти слова.
– И я люблю тебя, Мэгги, – нежно ответил Джек. – Всегда любил и всегда буду любить.
Она улыбнулась одними глазами. Джек встал, взял в руку ее хрупкие пальцы и прикоснулся к ним губами.
– Твой сломанный «форд-эскорт» принес мне самое большое счастье в жизни, – медленно сказал он.
Глаза Мэгги засияли. Как же ей повезло с мужем! Они поговорили о детях, об Эвелин, о том, что надо будет сделать весной на цветочных клумбах. Джек говорил обо всем, что приходило в голову, запинаясь, с трудом подбирая слова, а Мэгги слушала и улыбалась. Он гладил ее лицо, целовал ей руки, повторял, что любит, пока она не уснула под звук его нежного голоса.
На ужин Эвелин разогрела фаршированную индейку, которую принес кто-то из прихожан местной церкви, вместе с подливкой и клюквенным соусом. После еды Джек подошел к елке и начал раздавать подарки. Первому повезло Натану, и пока он снимал оберточную бумагу, Рейчел, сидевшая у бабушки на коленях, подпрыгивала и хлопала в ладоши.
– Джек, скорее вручи подарок Рейчел, а то она сейчас лопнет от нетерпения! – засмеялась Эвелин.
Мэгги улыбнулась, когда дочка прижала к себе толстопузого плюшевого Винни-Пуха. Глаза Натана озарились счастьем при виде набора машинок, о котором он давно мечтал.
Джек подмигнул Мэгги и взял ее за руку: Рейчел нетерпеливо срывала бумагу со следующей коробки. Увидев куклу, умеющую открывать и закрывать глаза, девочка заверещала от восторга. А Натан сиял: ему достался еще и набор фломастеров.
Эвелин развернула пакет с мягким шарфом в сиреневую и черную полоску: его выбирали для бабушки Натан с Рейчел.
– Какой он теплый и уютный! – воскликнула она, целуя довольных внуков.
Потом Эвелин нашла среди оставшихся подарков небольшой плоский пакет и вручила его Джеку.
– Я не знал, что тебе подарить, – неловко пробормотал Джек, смущенный тем, что не купил ничего для Эвелин.
– Не страшно, – ответила она и обернулась к дочери. – Я просто случайно нашла это и подумала: надо подарить зятю.
Джек вытащил из пакета вставленный в рамку детский рисунок, на котором была изображена девочка с красными щеками и волнистыми волосами в синем платье с огромными желтыми цветами. В руках-палочках она держала красный воздушный шарик, ноги повернуты в одну сторону, одна заметно короче другой. Рядом с девочкой стояла улыбающаяся собака с четырьмя тонкими лапами, торчащими в разные стороны, как у паука. Под жизнерадостной собакой крупные красные буквы сообщали имя автора рисунка: МЭГГИ. Джек широко улыбнулся и поблагодарил Эвелин, затем протянул рисунок жене, чтобы она тоже посмотрела.
– Ей тогда было лет шесть, – пояснила Эвелин. – Я нашла его, когда убирала на чердаке, и решила подарить тебе.
Джек держал рисунок в руках, представляя себе маленькую Мэгги, сосредоточенно перебирающую разбросанные по столу карандаши в поисках самых красивых оттенков для цветов, платья и шарика. Он наклонился к жене и поцеловал ее.
– Я бы повесил это рядом с картиной да Винчи.
Натан дрожал от нетерпения, с тревогой ожидая момента, когда мама откроет его подарок. Оставалось всего три неоткрытых свертка, он пересчитывал. Джек взял самый маленький и стал разворачивать так, чтобы Мэгги было хорошо видно. Из бумаги показалась маленькая коробочка. Джек поднял крышку. В центре, на синей бархатной подушечке, лежал изящный золотой медальон с выгравированной на нем розой. Внутри медальона были две фотографии: на одной – смеющаяся Рейчел в нарядном красном платьице, на другой – Натан, сидящий на крыльце на фоне цветов.
– О-о, – восхищенно протянула Мэгги.
– Я знаю, что тебе всегда очень нравились эти фотографии, – проговорил Джек, надевая медальон на шею жены.
– А это, – объявила Эвелин, взяв в руку предпоследний сверток, – то, что тебе больше всего хотелось получить.
Мэгги вопросительно посмотрела на мать. Та неторопливо развернула бумагу, и перед восхищенными взглядами детей предстала малиновая шелковая шаль. Эвелин получила ее в подарок от своей матери на свадьбу.
Свадебная фотография так и запечатлела молодую Эвелин: в пышной юбке, тонкой блузке, шляпке и шали. Мэгги с детства обожала эту шаль, и сейчас ее глаза радостно засияли.
– Да, ты всегда была к ней неравнодушна, – поддразнила она дочь, накидывая на нее подарок.
– Спасибо, – одними губами произнесла Мэгги.
Эвелин поцеловала ее в лоб и расправила шаль на плечах.
Наконец, Натан мог вручить свой подарок. Он взял неумело завернутый пакет и положил его маме на колени. Эвелин и Джек переглянулись, не зная, чего ожидать. Мальчик помог Мэгги развернуть простую упаковочную бумагу, снял с обувной коробки крышку и вынул оттуда пару блестящих туфель. Мэгги рассматривала их, восхищенно улыбаясь. Натан перебежал к изножью кровати, откинул одеяло и с торжествующим видом надел маме новые туфли.
– Это были самые красивые туфли в магазине, – сообщил он ей.
– Это лучшие туфли на свете, – прошептала Мэгги.
Отмечать Рождество мы поехали к маме. Она распахнула дверь и выбежала нам навстречу.
– Счастливого Рождества!
Дом благоухал ароматами жареной индейки, горячего сидра, пирога с орехами, хвои и дубовых поленьев, потрескивающих в камине. Ханна и Лили с радостным визгом бросились в объятия бабушки. Им не терпелось начать разворачивать подарки, которые ждали их под елкой.
– Счастливого Рождества, мама! – со смехом крикнула Кейт, еле поспевая за Ханной, тащившей ее за руку в дом, к елке.
– С Рождеством, мама, – сказал я, нагибаясь, чтобы поцеловать ее. Я горел нетерпением по другому поводу: хотел рассказать маме о том, что случилось прошлой ночью.
– Пойдем скорее! – крикнула Лили, обхватив меня за ноги.
– Хорошо, хорошо, – сдался я. – Начнем с главного.
Лили захлопала в ладоши, когда я вручил ей гигантскую коробку. Ханна ахнула при виде золотого пакета, перевязанного золотой ленточкой. Я раздавал подарки, пока наконец перед каждым не образовалась целая стопка: свитера, серьги, посуда и книги для Кейт; кукла, книжки-раскраски, одежда и еще кукла для Лили; настоящие взрослые бусы, настольные игры, набор бумажных кукол и самые модные аксессуары для Барби – Ханне. Любимой свекрови Кейт приготовила подарок уже давно, и сейчас мама развернула великолепную золотую брошь с драгоценными камнями, соответствующими месяцам рождения внучек.
– Я всю жизнь о такой мечтала! – воскликнула она, прикрепляя брошь к свитеру. – Буду носить ее, не снимая!
Оказалось, что украшение отлично подходит и к новому сиреневому блейзеру, и к блузке из красного шелка.
– Какое все красивое! – восторгалась мама. – Я теперь самая модная бабушка на свете!
Я разложил перед собой лосьон после бритья, книги, носки и, как всегда, трусы. Почему мама до сих пор дарит мне нижнее белье?
– Мне показалось, что тебе не помешают новые трусы, – заявила она под неудержимый смех девчонок.
– Спасибо, мама, ты всегда знаешь, что подарить, – ухмыльнулся я и взял в руки свой последний подарок – маленькую коробочку, заклеенную полоской скотча. Я снял скотч, поднял крышку, отогнул оберточную бумагу и с недоумением посмотрел на маму. Внутри оказалась та самая трубка «Данхилл Бильярд». Рядом лежала карточка с лаконичным пожеланием: «Чтобы не пришлось сожалеть».
– Что это? – спросила Кейт.
– Напоминание, – с важным видом произнес я.
Когда я вошел на кухню, мама как раз открывала дверцу духовки.
– Мам!
Она вздрогнула от неожиданности и захлопнула дверцу.
– Ты напугал меня, Роберт.
– Я не хотел, – извинился я и потащил ее к кухонному столу.
– Мне надо посмотреть, как там индейка, – упорствовала мама.
– Индейка никуда не улетит. Сядь.
Она села.
– Мама, вчера мы с Кейт проговорили до половины пятого утра.
– О чем? – ахнула она. – Да ты же, наверное, совсем без сил.
– Ага, – подтвердил я, растирая виски. – С ног валюсь. Тошнит от недосыпа.
– Ну так сядь же, не стой! – засмеялась мама.
Я сел, глядя на нее сияющими глазами.
– Мам, вчера случилось невероятное.
Она наклонилась ко мне.
– Это было как прозрение, как удар молнии! Я пошел в магазин за подарками для всех, а потом решил, что никому ничего покупать не буду. Да, кстати, это Кейт заказала тебе брошь, и все остальное купила тоже она, – вспомнил я. – Я тут ни при чем.
– Ну, спасибо, – рассмеялась мама.
– В общем, если в двух словах, то мы с Кейт решили попробовать начать все сначала.
Мама торжествующе стукнула кулаком по столу:
– Я знала, что она любит тебя.