– Мама, я тоже часто говорю «гадость», – засмеялась обладательница тоненького голоска.
– Да, солнышко.
Я просунул голову в палату и увидел Чарли, его мать и еще одну женщину, с которой прежде не встречался.
– Ты пришел! – воскликнул тоненький голосок.
Я обернулся – мне улыбалась Оливия.
– Конечно! Разве я мог не прийти к Оливии?
Девочка удивилась, что я запомнил ее имя, и даже приоткрыла ротик. Помедлив, она закрыла его обеими руками и ткнула в меня крошечным пальчиком.
– Какое твое любимое слово?
– Бронтозавр. Люблю раскатистые «р-р-р».
Девочка захихикала и тряхнула головой.
– А самое нелюбимое слово?
– Яйцо, – невозмутимо ответил я. – Звучит отвратительно. Только послушай… яй-цо. Фу! А некоторые еще и коверкают его, говорят: и-цо. Кошмар! – Все засмеялись. – Чарли, у тебя день рождения?
– Нет. Они пришли к Меган.
Я развернулся и увидел Меган на кровати в больничном халате с завязочками.
– Что случилось? – спросил я, старательно скрывая беспокойство.
Я потянулся за больничной картой, которая висела на спинке кровати, но Оливия схватила меня за пальцы и дергала мою руку из стороны в сторону.
– Представь, меня положили в больницу, потому что у меня нормальная температура. Доктор Гёрц раздул эту историю до невероятных размеров и требует, чтобы я осталась здесь на ночь! Меня удерживают против воли, – заявила Меган, пристально следя за выражением моего лица.
Оливия отпустила мою руку, и я наконец прочел больничную карту. Доктор Гёрц подозревал у Меган аритмию.
– Ты потеряла сознание? – спросил я.
Она только пожала плечами.
– Устала, вот и все. Доктор Гёрц зря напридумывал ужасов.
– Он прав. Тебе лучше остаться в больнице, – подтвердил я.
Меган недовольно скривилась.
– Вы, врачи, вечно преувеличиваете!
У меня запищал пейджер, и я выключил его надоедливый сигнал. Каждый студент-медик мечтает получить собственный пейджер, небольшое устройство, по которому можно получать вызов в любую точку больницы, однако спустя месяцы работы в больнице писк этой коробочки наводит на практикантов нешуточный страх. Разговор с Меган пришлось отложить. Я пошел к двери.
– Вы еще зайдете? – спросил Чарли.
– Пожалуйста, возвращайтесь, – попросила Оливия, взяв меня за руку.
– Мы будем ждать, – улыбнулась Меган.
Я вышел из палаты и подумал, что ее улыбка будет радовать меня весь день. Вечером я вспомнил, что обещал Оливии ее навестить, то есть зайти к Меган. Просунув голову в дверь, я увидел Чарли – он крепко спал. Меган с улыбкой приподнялась мне навстречу. Я вошел и задернул плотную штору между кроватями, чтобы не тревожить мальчика.
– Куда все подевались?
– Скоро вернутся. Оливия заявила, что умирает с голоду, и они отправились ужинать. Девчушка любит покомандовать. – Меган пригласила меня сесть. – Посидишь со мной?
Я взглянул на часы – они снова встали. Я потряс рукой и постучал по циферблату, подгоняя секундную стрелку. Скоро запищит пейджер, но пока можно поговорить с Меган.
– Как самочувствие?
– Отлично. Ничего не болит. Честное слово.
– Я тебе верю, но все же доктор Гёрц прав…
Она подняла руку, не давая мне договорить.
– Если ты еще раз скажешь, что доктор имел все основания оставить меня в больнице на ночь, я закричу.
Я только улыбнулся.
– Меган Салливан… – протянул я, меняя тему. – Это ирландское имя?
– Когда-то фамилия звучала как О’Салливан, но сто лет назад никто не хотел выделяться из толпы, и первую букву отбросили. К тому времени, как на свет появился мой папа, ирландской крови в нашей семье почти не осталось. Мы теперь просто американцы, как все.
– И совсем не вспоминаете о семейных корнях?
– Мой прапрадед был последним чистокровным ирландцем. Он умер от цирроза печени до того, как родился мой отец. Дед тоже умер, прежде чем появилась на свет я. Отравился алкоголем. Мой папа бросил пить перед самой женитьбой на маме. Он любит повторять, что выпивка чуть было не свела его в могилу, а маленькая хрупкая женщина вытащила буквально с того света. Он до сих пор ходит на собрания анонимных алкоголиков, помогает людям начать новую жизнь.
Мы заговорили о музыке. Меган восхищалась голосом Эллы Фицджеральд[12].
– А как насчет рэпа и хип-хопа? Первокурсникам обычно нравится.
– Да кто там может нравиться?
– Не знаю. Какой-нибудь Снуп-Догг и компания?
Меган рассмеялась. Мы заговорили о фильмах. Ей нравились картины, снятые до середины шестидесятых годов. Теперь понятно, почему я решил, что она старше – в ее юном теле душа взрослого, если не пожилого, человека.
– Какой у тебя любимый фильм? – спросил я.
– «Убить пересмешника».
Мама заставила нас с отцом посмотреть этот фильм, когда я пошел в первый класс. Она видела «Убить пересмешника» раз двадцать, но все же сидела рядом с нами и не могла сдержать слез. Наверное, Меган понравилась бы маме.
– Твоя семья живет неподалеку? – поинтересовалась Меган.
– Отсюда примерно час на машине. В доме остались папа с бабушкой. Сестра уехала в колледж.
– А твоя мама? – Меган села на кровати.
– Она умерла, когда мне было восемь лет.
– От какой-то болезни?
– Рак.
– И поэтому ты решил стать врачом?
– Пожалуй, тогда я об этом впервые задумался.
– Ты учишься на онколога?
Я улыбнулся, и Меган внимательно на меня посмотрела.
– Ты не похож на онколога.
Я тоже взглянул на себя.
– А на кого я похож?
– Ты напоминаешь мне доктора Гёрца.
От удивления я громко выдохнул и схватился за голову.
– Нет, правда!
Может, кто и обрадуется такому сравнению, только не я!
– Ты учишься на педиатра?
Мысленно застонав, я собрался рассказать Меган правду и покончить с этим допросом.
– Вообще-то я намерен отработать практику и бросить медицинский.
– Но почему? У тебя так хорошо получается!
Я покачал головой, и Меган улыбнулась.
– Просто… мне это не подходит.
– Прекрасно подходит, – к моему удивлению, заявила Меган. – Уж поверь, я знаю, как врачи ведут себя с детьми, и у тебя отлично получается. Мою сестру ты очаровал за пять минут. Может, тебе и кажется, что это не для тебя, но что станет с теми, кому нужен врач? Ты обязан доучиться ради них! – Меган улыбнулась и сложила руки на груди. – Ладно. Хватит. Навыступалась.
– Уф, – вздохнул я, притворно стирая со лба пот. – Лучше расскажи о себе. Что у тебя там с приглашениями в разные университеты, о которых я столько слышал? – Меган посмотрела на меня, как будто не понимая, о чем речь. – Как тебе удается быть лучше всех?
– Я нахожу достойного соперника, – раскрыла она свой секрет. – Всегда беги рядом с тем, кто лучше тебя.
Мне вдруг стало стыдно. Я работал с доктором Гёрцем, который, бесспорно, лучше меня. Он мог бы многому научить меня, однако я испугался и трусливо сошел с дистанции. Я в раздражении постучал по циферблату.
– Что у тебя с часами?
– Иногда барахлят. Если постучать по стеклышку или с другой стороны, они идут снова.
– Почему ты не купишь новые?
– Эти часы мне подарила мама. Они работают, только приходится их иногда подталкивать.
Я расстегнул ремешок и щелкнул по корпусу над батарейкой.
– Я понимаю, они тебе очень дороги, но это всего лишь часы.
В палату вошел доктор Гёрц, и я поднялся со стула.
– Что, нашли ключ к сердцу другой моей любимой девушки?
Я шутливо попятился к двери.
– Эй, мне не нужны неприятности. Я не знал, что это ваша девушка!
– Ох, ну, не надо! – вздохнула Меган.
Я улыбнулся ей, желая поскорее выбраться из палаты.
– Ты еще зайдешь?
– Было время, когда таким вопросом провожали меня! – Доктор Гёрц картинно повесил голову.
Я с улыбкой вышел в коридор. Похоже, день удался.
К Чарли и Меган я выбрался только поздно вечером. Решил, что пожелаю им спокойной ночи, если они еще не уснули. Я заглянул в палату, и мне показалось, что оба пациента спят. Закрывая дверь, я различил тихий плач, доносившийся с кровати Меган.
– Что-то болит? – шепотом спросил я, присаживаясь рядом.
Она вытерла слезы и помотала головой.
– Что случилось?
– Так. Жалею себя. – Меган грустно посмотрела на меня. – Не обижайся, но я так устала от больниц!
– И почему никто не любит больницы? Не заходит просто отдохнуть на недельку, как на курорт? – Она криво улыбнулась. – Завтра тебя выпишут.
– Завтра будет слишком поздно. – Меган явно расстроилась.
– Почему?
– Сегодня в университете благотворительный вечер… танцы до утра. Все мои друзья там, веселятся. Я, правда, танцую не очень, но все равно обидно лежать здесь… одной…
Я подал ей салфетку и тихо вышел из палаты. На сестринском посту нашелся небольшой CD-плеер, и я перенес его в приемный покой. Поговорил с медсестрами, и одна из них отправилась к Меган, чтобы снять у нее с груди провода. Я вернулся к ней в палату с креслом на колесиках и подмигнул медсестре. Она обещала сохранить все в тайне.
– Что это? – спросила Меган, показывая на кресло.
– Как что? Лимузин, конечно! – Я набросил ей на плечи белый халат. – А это платье тончайшего шелка из нашей гардеробной.
Она улыбнулась и села в кресло. Прихватив из плеера Меган диск с записями Эллы Фицджеральд, я покатил кресло в приемную, где все стулья были отодвинуты к стенам. Медсестры поглядывали на нас из-за стола, пока я вставлял диск в плеер. Зазвучала музыка, и я подал Меган руку.
– Могу я пригласить вас на танец?
Она смущенно согласилась. Я кружил Меган по комнате, пока смех не осушил ее слезы. Медсестры хихикали, глядя на наши танцевальные па. На последних аккордах песни я наклонил партнершу почти до самого пола, и Меган, вытянув руку, коснулась ковра.
В одном из писем, которые мама оставила нам с сестрой, были такие строки: