– Мама, ты каждый год плачешь, – смущенно пробормотал Люк.
– Папа, а ты за что благодарен? – спросила Оливия.
– За то, что вы все здоровы и все здесь, за нашим столом, – ответил Джим.
Они посмотрели на Мишель, которая как раз положила себе индейку. Тренер развернула на коленях салфетку и заметила, что на нее устремлены все взгляды.
– Вам необязательно что-то говорить, – сказал Джим.
– Ничего. Я прекрасно знаю, за что я благодарна. Отец предупреждал, что когда я стану тренером, то денег не заработаю, трудиться буду от зари до зари и не найду в работе удовлетворения. Однако я считаю, что опровергнуть хотя бы одно утверждение из трех – совсем не плохо! Я получаю огромное удовольствие от работы. Я люблю студентов, люблю работать с юными спортсменками, люблю всех моих девочек. А еще я познакомилась с прекрасными людьми, которые открыли мне двери своего дома на День благодарения.
По щекам Аллисон снова покатились слезы.
– Ваш отец, наверное, очень вами гордится, – сказала Аллисон, сморкаясь в салфетку. – Очень, очень гордится!
– Твоя очередь, Мег, – обратился Джим к старшей дочери. – Индейка заждалась. За что ты благодарна в этом году?
– За то, что мы вместе и любим друг друга, – сказала Меган. – Не каждая семья может этим похвастаться, а мы так живем каждый день, а не только на День благодарения.
Аллисон едва успевала утирать слезы.
– Дорогая, ради всего святого! – простонал Джим. – Возьми полотенце и вытри как следует лицо. Давайте ужинать. – Аллисон всхлипнула и расплакалась еще сильнее.
Я заехал за Меган после дежурства. Бабушка позвонила мне в тот день дважды, чтобы уточнить, придет ли Меган со мной на ужин в День благодарения. Когда я открыл дверь в отцовский дом, бабушка и Рейчел ждали нас в коридоре. Я вздохнул и сурово посмотрел на них, надеясь, что они отступят хоть чуть-чуть подальше. Они не поняли намека. Я попытался провести Меган в гостиную, но бабушка остановила ее, забирая пальто.
– Ах! Что за прелестное пальто! – сказала она. – Это шерсть? – Меган кивнула. – Обожаю шерсть. Шерстяная одежда такая теплая, правда?
Я улыбнулся бабушкиным попыткам завязать разговор. Рейчел повела Меган к дивану. Не знаю, как женщинам удается извлечь из новых знакомых максимум информации за минимум времени, но этот процесс всегда приводит меня в восхищение. Меган улыбалась, однако в ответ на бесконечные вопросы моей сестры смогла произнести только «хм» и «угу». Впрочем, бабушка и так узнала все, что нужно.
– Она просто прелесть, – шепнула бабуля мне на ухо по пути на кухню.
Если я и беспокоился о том, как встретят Меган у меня дома, то за ужином все мои тревоги улетучились. Уильям назвал бы Меган обворожительной. Она заразительно смеялась, даже отец рассмеялся в ответ. Каким-то чудом Меган впихнула в себя второй праздничный ужин за вечер, охая и восхищаясь каждым блюдом.
Когда я собрался везти Меган домой, бабушка вскочила, обняла ее и пригласила почаще приезжать в гости. Я довел Меган до двери ее дома и заметил, что она выглядит неважно.
– Что-то я сегодня переела, – засмеялась Меган. – Посплю – и утром буду в форме. Ты завтра зайдешь?
– Да.
– И послезавтра?
– Конечно.
– И послепослезавтра? – Она улыбнулась, и мое сердце замерло. – С Днем благодарения, – сказала Меган, подставляя мне губы для поцелуя.
Поистине настоящий День благодарения!
Дома я застал бабушку и отца в гостиной. Бабуля задремала в кресле, а отец смотрел футбол. Рейчел, наверное, ушла спать.
– Меган очень милая, – заметил отец.
Я сел рядом с ним на диван. Мне всегда нравилось разговаривать с отцом, но только не о девушках и свиданиях. Тут я никогда не знал, что отвечать.
– Ты видел ее родителей?
– Они замечательные, – сказал я. – Очень приятные люди.
Под пристальным взглядом отца мне стало не по себе.
– Меган действительно красавица, – повторил он.
Я кивнул.
– Ты поцеловал ее на прощание?
– Пап, я хочу посмотреть игру, – сказал я.
Отец ухмыльнулся. Я точно знал, что он просто подшучивает надо мной. Он встал и взял куртку.
– Ты собираешься в магазин? Я мог бы зайти…
– Ничего. Я ненадолго выйду, – тихо ответил он.
– Я сбегаю, пап, мне не сложно.
– Я схожу выпью кофе.
Бабушка тут же выпрямилась в кресле. Отец ссутулился и недовольно закатил глаза. Да уж, слух у бабули острее, чем у совы.
– Где это ты собрался выпить кофе? – полюбопытствовала она.
– У Лидии. – Отец натянул перчатки и вышел.
Бабушка победно вскинула руки и заболтала ногами, оглашая гостиную радостными криками.
– И понадобилось-то всего пятнадцать лет!
Я пошел к Рейчел, чтобы сообщить ей радостную новость – бабушкин план сработал. Сестра сидела в бабушкиной комнате и читала письма, которые мы когда-то написали маме.
Мне всегда казалось, что на Рейчел смерть мамы повлияла не так сильно, как на нас с отцом и бабушкой. Сестра почти не помнила маму, она знала ее по нашим рассказам и по фотографиям в альбоме. И еще, конечно, были письма. Я сел рядом с Рейчел на пол и пробежался по страничкам, исписанным разноцветными маркерами, цветными и простыми карандашами и обычными шариковыми ручками. На полях встречались изображения человечков или животных – наши иллюстрации.
Это письмо я написал в тот день, когда маме исполнилось бы тридцать пять лет:
«Дорогая мамочка!
Сегодня твой День Рождения, и я надеюсь, что в раю тебе подарили самый башой на свете торт. Мы с баушкой посадили возле дома низабудки. Бабуля сказала, что ты очень любила эти цвиты, и они будут цвисти все лето. Я хочу, чтобы ты их увидила».
Заметив ошибки в некоторых словах, я улыбнулся и просмотрел еще несколько писем. Одни я помнил очень хорошо, другие уже стерлись из моей памяти.
Вот это я написал на Рождество, спустя год после маминой смерти. Тогда мне было девять лет.
«Дорогая мамочка!
Когда я вырасту, я хачу быть врачом, чтобы всех личить. Я решил сказать тебе об этом на Рождество.
Счастливого Рождества!
Я все еще тебя люблю.
Если бы все было так просто, как кажется в детстве…
– Я часто думаю, какой она стала бы сейчас. А ты об этом думаешь? – спросила Рейчел.
Я кивнул. В шевелюре отца каждый год прибавлялось седых волос, и я задумался, поседела бы мама или ее волосы остались бы того густого, темного цвета, какими я их помнил.
– Еще я думаю, что бы мы делали с ней вместе, – проговорила сестра.
Эти мысли будут преследовать нас с Рейчел до конца жизни. Я взял письмо, написанное карандашом, когда мне было десять лет. Здесь были только буквы – никаких кривоногих собак и уток по углам.
«Дорогая мама!
Сегодня бабушка сказала, что ты знаешь, почему ты умерла. Она говорит, что Бог позаботился о тебе, сделал так, чтобы с тобой не случилось слишком плохого. Она сказала, что когда-нибудь я все пойму. Хочу, чтобы так и было.
Я тебя люблю.
Мы с Рейчел были совсем маленькими, когда я нашел на тумбочке у отцовской кровати мятый клочок бумаги, на котором были написаны от руки строки из Библии: «…Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас… намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду»[15]. Я не раз перечитал эти слова, но так ничего и не понял. Тогда я показал мятый клочок бумаги бабушке, она посмотрела на него и притихла.
– Положи на место, туда, где взял. Эти слова поддерживают твоего папу в горе.
Я направился в отцовскую спальню, но на полпути обернулся и сказал:
– Я не понимаю, что значат эти слова.
Бабушка взяла меня за руку и отвела в отцовскую спальню. Там она сама положила странный клочок бумаги на стопку книг, которые папа хранил на тумбочке рядом с постелью. Потом села на кровать и поставила меня перед собой.
– Твой отец положил этот листок рядом с собой как напоминание о том, что наша жизнь – нечто большее, чего мы разглядеть не в силах. Мы видим лишь то, что прямо перед нами.
Я еще раз прочел странные слова.
– Все равно не понимаю.
Бабушка обняла меня.
– Наверное, если бы у твоего папы не осталось надежды, ему было бы слишком тяжело жить дальше.
Я в замешательстве смотрел на нее.
– Он никогда не поймет, почему твоя мама оставила нас. Никто из нас никогда этого не поймет. Но она – знает.
Я посмотрел бабушке в глаза.
– Как только твоя мама ступила в рай, она увидела всю свою жизнь, как огромное полотно, и я точно знаю, что, увидев это, она принялась крутить колесо, стоять на голове и делать все, что вы с ней вытворяли у нас на заднем дворе.
Я снова прочел слова, написанные отцовской рукой.
– Как эти строчки помогают папе?
Бабушка вздохнула и усадила меня рядом.
– Если бы твой отец не верил в это, он сошел бы с ума.
Я посмотрел на листок бумаги.
– Мама была хорошей, правда?
– Самой лучшей на свете, Натан.
– Тогда почему она заболела и умерла?
Бабушка крепко сжала губы.
– Потому что она была человеком, – прошептала бабушка. – Другой причины нет.
Она встала и поманила меня за собой.
– Идем, покажи мне, как ты умеешь крутить колесо и стоять на голове.
Мы выбежали на задний двор, и бабушка восхищенно ахала, пока я вертелся на траве, ненадолго выбросив из головы мысли о маме.
Рейчел взяла еще один листок и рассмеялась. Письмо было написано цветными карандашами на бумажном пакете.
«Дарагая мамочка!
Натан мне болше не нравицца. Пришли мне, прошу, из рая новава братика. А если нет братика, то сабаку. Даже лушше.
Любю тибя.
Я выхватил у сестры странное письмо и прочел.
– Когда ты это написала?