– А где же твое чудо, Мег? – Она погладила меня по щеке.
– Со мной.
Я покачал головой.
– Натан, твоя любовь стала моим чудом. Я не могла покинуть этот мир, не полюбив, и Господь привел тебя ко мне.
У меня из глаз покатились слезы. От слов Меган разрывалось сердце. Каким-то чудом меня избрали из всех живущих на земле, и я встретил и полюбил эту необыкновенную девушку.
– Господь привел тебя ко мне, потому что ты умеешь любить, Натан. Ты знаешь, как сопереживать.
Я вспомнил строки из маминого письма: «Боль, которую ты испытал, Натан, научит тебя заботиться о других». Меган провела ладонью по моей щеке.
– Тебе предназначено стать врачом, Натан, потому что ты слушаешь вот отсюда. – Она коснулась моей груди, положив руку мне на сердце. – Твоя судьба – лечить детей, потому что их нужно слышать сердцем. Это умеют не многие, это твой дар. – Меган сжала мою ладонь и улыбнулась.
Она была по-прежнему прекрасна. Я попытался ответить, но в горле пересохло, и я не издал ни звука. Меган подняла руку, не желая слушать.
– Хорошего без плохого не бывает. За белой полосой идет темная. Помнишь?
Я склонился к Меган и прижался щекой к ее щеке. «Пусть она останется со мной, – молил я. – Господи, не дай ей уйти!»
Мы разговаривали обо всем и ни о чем, пока Меган не уснула. В палату вошли Джим и Аллисон, и мы молча смотрели на спящую Меган. А что нам еще оставалось?
За час до полуночи доктор Гёрц вбежал в палату и сообщил, что донор для Меган найден. Медсестры торопливо покатили кровать с Меган по коридору. Все закружилось, мы выбежали в коридор, однако доктор Гёрц нас остановил и сообщил, чью именно печень пересадят Меган. Чудо, доставшееся дорогой ценой.
Поздним вечером Чарли сидел с отцом на диване в гостиной и листал новую книгу об Аляске. Мальчик уже несколько раз посмотрел все иллюстрации и теперь попросил отца:
– Папа, расскажи мне об Аляске.
– О чем ты хочешь услышать?
– Обо всем! О водоплавающих птицах с яркими клювами, о дельфинах и китах, о горах… обо всем!
– Однажды мы туда отправимся, и ты сам все увидишь.
– Расскажи, папа, – прошептал Чарли. – И я увижу.
Рич обнял сына и положил его голову себе на плечо. Он рассказывал одну историю за другой, пока мальчик не уснул. В ту ночь смерть подкралась неслышно. Рич почувствовал, что Чарли перестал дышать, и закричал, призывая Лесли. Приехала «скорая», но было поздно. Сердце мальчика остановилось. Я никогда не устану восхищаться силой духа моего отца и бабушки в те дни, когда умирала мама. Убитые горем родители Чарли нашли в себе такое же мужество. Рич и Лесли обняли сына, поцеловали на прощание и передали врачам желание Чарли – он хотел проверить, не подойдет ли его печень Меган, а остальные здоровые органы просил отдать тем, кому они нужнее. Рич думал, что печень сына повреждена лекарствами, однако она идеально подошла Меган.
Мы сказали Меган о Чарли лишь спустя несколько дней после операции. Это было невероятное чудо, хотя и с очень горьким привкусом. Думая о мальчике, мы плакали и улыбались, горевали и верили в лучшее.
Когда маму похоронили, бабушка нацарапала несколько строк на розовой страничке, вырванной из блокнота, и приклеила ее липкой лентой к зеркалу в ванной комнате. Я снова и снова читал те слова, но так и не смог понять их до конца: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан… А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше»[19].
Это и был тот самый взгляд с высоты, о котором пыталась рассказать мне бабушка. Когда-нибудь мы все узнаем, а пока будем жить и задавать вопросы, которые останутся без ответов.
Мама говорила, что под Рождество на землю нисходит любовь. И это величайшее из чудес. Рождественское благословение. С любовью мы совершаем невозможное. Любовь сподвигла скорбящих о сыне родителей вспомнить о других и помочь им.
Когда я думаю о Риче, Лесли, Меган, обо всех, кто знал Чарли, мое сердце разрывается от боли. Как Рич и Лесли нашли силы вспомнить о Меган, обнимая холодеющее тело сына? Я нашел ответ. Я вспомнил те самые слова: «… А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».
Глава двенадцатая
Мир действительно полон опасностей, и в нем очень много темного, но в нем есть немало и справедливого. И хотя во всех странах любовь сейчас соседствует с горем, возможно, любви скоро станет больше.
В дверь постучали. На пороге стоял Уильям.
– Ты новости смотришь? – спросил он, проходя в комнату и включая телевизор.
На экране появилась Меган – она бежала к финишу, опередив соперниц. Эти кадры наверняка снимали в сентябре, на одном из первых осенних соревнований. Я переключил канал – здесь тоже рассказывали о Меган и Чарли.
– Как вам удается развивать такую скорость? – спрашивал Меган репортер.
– Не знаю, – ответила она, положив руку на плечо Мишель. – Возможно, нам всем что-то дано от рождения… дар, который мы в один прекрасный день открываем и делимся им со всем миром. Наверное, мне просто повезло – посчастливилось бегать быстрее всех.
Я откинулся на спинку дивана, слушая Меган.
– И как же вы собираетесь делиться вашим даром со всем миром? – спросил репортер.
Меган смущенно опустила голову.
– Я хочу основать фонд для пациентов детской кардиологии и помочь им поступить в колледж. Эту цель не назовешь грандиозной, однако, если мне удастся изменить к лучшему чью-то жизнь, я буду очень рада.
Меган, прищурившись, посмотрела в камеру. Журналист подробнее рассказал о благотворительном забеге, который организовывала мисс Салливан, на экране появились фотографии детей из отделения кардиологии. Возникло лицо Чарли, и репортер рассказал о дружбе мальчика с Меган. В конце снова показали запись соревнований, на которых Меган с улыбкой пересекает финишную черту.
На похороны я пошел вместе с Уильямом. Мы доехали на машине до церкви, но место для стоянки нашли только за несколько кварталов. Там мы встретили доктора Гёрца – он помогал жене выйти из машины. В церкви не осталось свободных мест. Здесь были и родственники, и знакомые Чарли, команда легкоатлетов в спортивных костюмах – подруги Меган, которые всей душой любили мальчика. Дениза, Клаудия и другие медсестры и врачи из детского отделения сидели вместе. Мы с Уильямом сели неподалеку от Джима, Люка и Оливии. Аллисон осталась в больнице с Меган. На панихиде выступили школьная учительница Чарли, доктор Гёрц, произнес положенные слова и священник. Чарли наверняка бы смутился, узнай он, сколько добрых слов сказали о нем в тот день. Я представил, как мальчик нетерпеливо хрустит пальцами и смущенно озирается.
Когда служба окончилась, мы с Уильямом направились к выходу. Открывая дверь, я услышал, как воет ветер. Кто-то взял меня за руку – это была Оливия.
– На улице очень холодно, Оливия, – сказал я. – Может, тебе посидеть внутри?
– Мама говорит, что Чарли здесь нет. Он уже на небесах.
– Правильно, так и есть.
Ветер растрепал ее кудри, и девочка зажмурилась. Я набросил ей на голову капюшон.
– А правда, что Бог забрал Чарли на небеса, чтобы Меган осталась жить?
Я присел на ступеньку и посмотрел Оливии в лицо.
– Нет, – ответил я, вспоминая мамины слова. – Бог не забрал Чарли. Он его принял. Чувствуешь разницу? – Девочка вглядывалась в меня, пытаясь понять. – Чарли забрала у нас жизнь.
– Почему?
– Потому что он – человек.
После похорон я поехал в отцовский дом, но никого там не застал. На бабушкиной кровати лежали альбомы с фотографиями и открытая коробка с письмами маме. Наверное, бабушка разбирала шкаф и отвлеклась. Присев на кровать, я просмотрел старые альбомы. В одном из них был отчетливо заметен переход – в первой половине на всех фотографиях счастливая семья, с мамой, а вторую, без мамы, пришлось заполнять три года. Под руку попалось письмо – его написал я еще подростком:
«Дорогая мама!
Я часто думаю, как обращались с тобой в больнице врачи? Заботились ли они о тебе? Может, тебе было страшно? Или доктора держали тебя за руку и ты ничего не боялась? Как бы мне хотелось узнать, о чем они с тобой разговаривали. Интересно, они знали, какая ты замечательная мама и как ты умеешь рассмешить папу? Было ли врачам грустно, когда ты умерла, или они об этом даже не узнали? Я хочу верить, что они поняли, как нам всем будет тебя недоставать.
Я скучаю по тебе каждый день.
Люблю тебя.
Сквозь подступившие слезы я перечитал письмо. В этих строках я давным-давно признался, ради чего мечтал стать врачом: не для того чтобы спасать больных, я лишь хотел заботиться о каждом пациенте до самого конца. Мама научила меня состраданию – боль жизни без нее помогает мне заботиться о других. Это не слабость, как я думал. Это мой дар. И Меган его почувствовала.
Глава тринадцатая
Силу, смелость и уверенность приобретают только тогда, когда смотрят страху прямо в глаза. Делайте то, чего, казалось бы, сделать не можете.
Прижимая одной рукой к груди внука, Роберт Лейтон заглянул в записную книжку и набрал телефонный номер.
– Привет, Аллен, – сказал он, покачивая малыша Эвана. – Ты еще не растерял рождественскую щедрость?
Повесив трубку, Роберт что-то записал в блокнот и набрал следующий номер.
– Ларри? Привет, это Роберт. У меня к тебе дело.
Поговорив с несколькими знакомыми, Роберт отправился на кухню и приготовил Эвану бутылочку молочной смеси.
– Давай его мне, папа, – сказала Ханна, старшая дочь Роберта и мать малыша, однако Роберт покачал головой.