В броневую рубку его корабля угодил снаряд. Потерявший управление крейсер начало заворачивать в сторону.
Николай знал, что было дальше. Он вспомнил. Описав круг, корабль вернулся в строй русских кораблей между «Сисоем Великим» и «Наварином». Рыская и пытаясь управляться машинами, зажатый среди двух эскадр, броненосец вновь попал в адское пекло обстрела, точно в безжалостный ураган. Сносило и корежило артиллерийские орудия. Резало мачты. Валило трубы и сминало бронированные борта.
Николай на миг привалился к дереву, задохнувшись.
В плотном тумане атакующие корабли нападали вновь и вновь, сокращая расстояние до двух кабельтовых. Ожесточенный обстрел охваченного пламенем корабля не могли остановить отчаянные попытки главных сил русской эскадры отбить своих. Торпедные атаки продолжались, отчаянные маневры гибнущего корабля приводили лишь к новым повреждениям. Горящий броненосец отстреливался последней оставшейся кормовой пушкой…
Петр резко повернулся к нему. Он снова хотел что-то сказать, когда его буквально сдуло взрывом.
– Нет!
Николай бросился следом. Оба полетели вниз.
И вдруг Николая словно прошило глубокое забытое чувство. Которое возникло и в том роковом бою, когда вокруг кричали люди и падали с гибнущих кораблей.
Он хотел жить. Он вдруг понял, как сильно на самом деле хотел жить! Но должен был всего лишь вспомнить это чувство.
– Миша! – послышался откуда-то сбоку истошный женский крик.
Ледяная вода обожгла разгоряченную кожу, поглотила. Дыхание сорвалось.
При чем здесь Миша? Здесь был только Петр, и Петра нужно спасти во что бы то ни стало. Вот он, совсем близко. Вода потемнела от крови, что вырывалась из огромной раны в боку друга. Петр не мог выжить с такой раной, вдруг осознал Николай. Петр не мог. А он, обожженный, израненный, смог…
Но Петр все смотрел на него и упрямо тянул прежде крепкую, но исхудавшую руку. Николай моргнул, а когда вновь вгляделся в черную ледяную бездну личного ада, то увидел там то, чего здесь быть не должно. Ноги сводило, но он все же дернулся и схватил протянутую бледную ручку – мальчика по имени Миша.
Который точно не должен был сегодня погибнуть. Который беспомощно размахивал второй рукой, зацепившись одеждой за утопленную корягу.
Екатерина металась у берега уже по пояс в ледяной воде, и на ее крики от дома спешил конюх, бросив всякие дела.
– Миша!! Мишенька!
Она отбросила меховую накидку в воду. Длинное платье вспучилось пузырем.
– Сорвался… сорвался с обрыва, – Екатерина хрипела, коченея в ледяной воде. – Говорила не бегать з-здесь… Мишенька, сыночек…
Из глубины поднялось облако пузырей.
Подоспел конюх. Он схватил рыдающую женщину и потащил к берегу. Она попыталась оттолкнуть его, но силы оставляли.
Она упала в воду.
Но, когда на поверхность вынырнули двое, засмеялась сквозь слезы.
Дмитрий ВолодихинРождественская сказка
У берега холодного моря стоял город. В этом городе, на окраине, поселилась семья: отец, мать и их дети – братик с сестричкой. Старый дом казался детям очень большим, словно дворец. Они облазили подвалы, чердак, все каморки и кладовки, сарай во дворе и даже древний пересохший колодец на задворках, посреди пустыря. Еще их водили гулять в парк, а мальчика – в школу. Девочка была столь хрупкого здоровья, что учителей приглашали к ней домой. Это был белый книжный цветок…
Случилось так, что родители обеднели. На столе почти перестало появляться мясо, а на праздники больше не забредали торты со сливочным кремом. Зато мама готовила чудесные пироги, а папа ухитрялся делать так, чтобы учителя все-таки приходили к девочке на дом.
В тот год зима началась рано, ударили жестокие морозы, на море начались бури. Родители ходили по дому с печальными лицами. Конечно, с детьми они вели добрые и веселые разговоры. Но братик с сестричкой были сообразительными, и они поняли, что в доме кончаются дрова и скоро тепла совсем не станет. Под Рождество родители перестали вести веселые беседы. Печку теперь топили скудно, и холод поплыл по дому, заползая во все углы, запуская щупальца под одеяла…
В ночь на Рождество праздник вышел очень скромным, но родители все-таки подарили девочке сказочную раковину со дна морского и два пряника, а мальчику – книжку про корабли и море.
Когда все разошлись, девочка никак не могла заснуть. Она ежилась от холода, обнимала себя, даже тихонько напевала, чтобы не было так грустно… Только-только она начала задремывать, как мальчик разбудил ее.
– Вставай, соня! Ты мне понадобишься.
– Еще чего. Я сейчас начну плакать, мама придет и накажет тебя, что ты меня разбудил. Почему ты такой злой?
– А я говорю, вставай! Нам надо спасти маму с папой.
– Как это спасти? От чего это их надо спасать? Они же большие.
– От холода, балда. Сегодня в печку бросили последние дрова. Если завтра дров не будет, то либо мы тут все позамерзнем, либо останемся без дома.
– Без до-ома?
– Вот дурища! Конечно, без дома. Я слышал, как папа сказал: «Марта, придется дом продать. Поживем пока у родни…»
– Сам ты дурак. А я-то умная.
– Ладно. Раз умная, смекай. Неделю назад рядом с гаванью, там, где маяк, разбился купеческий корабль. Все говорили: сокровища! сокровища! А сокровищ никаких не нашли. Знаешь, почему их не нашли?
– Ну? – У девочки широко раскрылись глаза. Спать ей больше не хотелось. Ведь речь пошла о настоящих сокровищах! О драгоценных сверкающих камушках, как у мамы на колечке… которое куда-то пропало…
– Вот и ну. Я читал книжку. Там сказано, что в таких кораблях под капитанской каютой устраивают тайник. Я знаю, где он должен быть. Мы пойдем туда и заберем все золото прямо сейчас.
– Зо-олото? Там камушки…
– Молчи уже. Какие камушки на корабле? Там золото и серебро. Много монет.
– У-у… Монетки не интересно. Я их много видела. Они красивенькие, но камушки лучше.
– Вот глупыха! Монетки ей не нужны! Мы тебе на эти монетки купим новое платье. Понятно?
– Платье хорошо… с бантом.
– Будет тебе с бантом.
– И с лентами!
– Будут тебе и ленты.
– И муфту хочу, чтоб руки греть.
– Будет и муфта, а теперь хватит болтать. Нам нужно очень много золота, чтобы купить вдоволь дров, да еще выкупить мамино колечко и папин камзол.
– Колечко мамино… а оно… коле-ечко… – Девочка уже подумывала, что самое время немного поплакать, но потом сообразила, что рядом один только братик, а на него никакие слезы не действуют. У! Он как камень.
– Точно. И колечко и еще много всякой всячины. И подзорную трубу кое-кому.
– Кому-у?
– Не важно. Нам надо очень много золота. Поэтому я возьму большой мешок, а ты еще маленький мешочек. Так больше уместится. Давай-ка одевайся быстрее.
Девочка выскочила из-под одеяла, быстро поменяла зеленую пижамку на теплые чулки, платье, кофту, толстые шерстяные носки и башмаки. Потом подумала и сунула в карман пряник. Еще подумала и сунула в карман второй пряник.
Мальчик показал ей стеклянный фонарь со свечой внутри, огниво, масленку и маленький ломик.
– Смотри-ка, я как надо подготовился. Держи мешки, малявка. Пойдем.
Они прокрались мимо дверей родительской комнаты, спугнули кота, погладили кота, спустились ко входной двери. Тут мальчик вынул масленку и густо вымазал петли маслом, чтобы не скрипели. Он осторожно открыл дверь, и в лицо ему ударили вьюжные заряды. Ох, когда дети увидели, как метет за дверью, они здорово испугались.
– Ты вся дрожишь, трусиха! Не бойся, я же с тобой. Чего тебе бояться? И потом я молился, значит, святой Николай нас защитит от чего хочешь. Ну, и еще поможет золото сыскать. Ясно тебе?
– Я не трусиха. Ты сам трусих, – обиженная сестрица толкнула брата локтем под бок.
В другой раз он хорошенько смазал бы ей по затылку, но сейчас решил, что лучше им обойтись без драки. Во-первых, ему требовалась помощница. Во-вторых, глупыха непременно заревет и переполошит весь дом. А смазать по затылку можно будет и потом, когда они вернутся с двумя мешками золота. Он просто зажег толстую свечу в фонаре и вышел на улицу. Сестра последовала за ним.
Они побрели по заснеженной улице бок о бок. Мальчик выставил фонарь перед собой. Но вьюга и ночная муть не давали им различить дорогу даже на десять шагов перед собой…
От окраины до маяка – две мили.
Дети шли и шли, шли и шли, шли и шли. Девочка ужасно устала, она тихонько поскуливала, но это была очень упрямая девочка. Ей бы в самый раз – зареветь, однако она закусила губу и шагала, не пуская слезы наружу.
Вьюга кончилась, когда они были на полпути до маячного мыса. Девочке хотелось лизнуть сахарные хлопья, падавшие с неба: ей казалось, что они сладкие. Мама, правда, говорила, что не надо так делать – можно простудиться. И девочка не решалась ее ослушаться. А потом белые шмели перестали кружиться вокруг ее лица. Сейчас же ударил мороз, и девочка ужасно замерзла. Она снимала варежки, дула на пальцы, шлепала себя по щекам, терла нос, подпрыгивала. А пальцам, щекам, носу и ступням все равно было очень холодно. Потом мальчик снял теплый плащ и надел его сестре на плечи. Ей ненадолго стало теплее. А ему сделалось жутко холодно. Он даже подумал: не вернуться ли? Однако теперь им оставалось совсем немного, а значит, ему, как и всякому взрослому человеку, следовало довести дело до конца…
Мимо проплывали дома с темными окнами. Горожане напраздновались вдоволь и теперь видели десятый сон. Лишь две маленькие фигурки медленно прокладывали путь по сугробам.
– Все, малявка, пришли. Видишь корабль?
Деревянная туша распласталась на берегу. Мачты давно спилили и растащили на дрова. Поэтому в лунном свете корабль выглядел как кит, выбросившийся на сушу.
Девочка кивнула. Она не хотела говорить – пришлось бы глотать ртом промерзший воздух…
В борту корабля горожане проделали огромную брешь, когда вытаскивали оттуда груз. Брат с сестрой забрались через брешь в трюм. Мальчик поплутал по развалинам корабля и нашел, наконец, капитанскую каюту.