– Прошу прощения, – пробормотал Пуаро, – я отклонился от темы.
– После того, как мой свекор закончил разговаривать по телефону, – сказала Хильда, – он оглядел нас, рассмеялся и заявил, что мы все какие-то мрачные. Затем сказал, что устал и желает рано лечь спать. Чтобы вечером мы не беспокоили его своими визитами, так как завтра он хочет быть в хорошей форме. Что-то в этом роде. Затем… – Она нахмурила брови, пытаясь вспомнить. – Кажется, он сказал, мол, чтобы оценить по достоинству Рождество, нужно быть большой семьей, после чего заговорил о деньгах. Сказал, что в будущем возрастут его расходы на содержание дома. Добавил, что Джорджу и Магдалене придется экономить. Велел ей научиться кройке и шитью… Боюсь, это довольно старомодная идея. Не удивительно, что это сильно ее разозлило. Мистер Ли вспомнил, что его собственная жена ловко обращалась с иголкой.
– И это все, что он сказал о ней? – осторожно поинтересовался Пуаро.
Хильда покраснела.
– Он уничижительно отозвался о ее умственных способностях. Мой муж был предан матери, и слова отца были ему крайне неприятны. Внезапно мистер Ли накричал на всех нас. Пришел в небывалое возбуждение. Я, конечно, понимаю его чувства…
– Какие же? – осторожно осведомился Пуаро.
Миссис Дэвид Ли ответила ему безмятежным взглядом.
– Он был расстроен тем, что у него нет внуков, – я имею в виду мальчиков, – которые могли бы продолжить династию Ли. Думаю, эта мысль мучила его давно. И вот неожиданно все, что копилось в его душе долгие годы, прорвалось наружу – ярость в адрес сыновей. Он упрекнул их в слюнтяйстве, отсутствии мужественности и тому подобном. Мне стало жалко его. Было видно, что его гордость уязвлена.
– А потом?
– А потом, – медленно произнесла Хильда, – мы все ушли.
– И это был последний раз, когда вы его видели?
Она вся поникла.
– Где вы были в то время, когда произошло преступление? – прозвучал новый вопрос.
– Я была вместе с моим мужем в музыкальной комнате. Он играл мне.
– А потом?
– Мы услышали, как наверху кто-то опрокидывает столы и кресла и бьет фарфор… там шла какая ужасная борьба. Затем раздался жуткий крик, когда ему перерезали горло…
– Так это был жуткий крик? Как… – он сделал паузу, – вопль души в аду?
– Даже хуже! – ответила Хильда Ли.
– Что вы хотите этим сказать, мадам?
– Казалось, кричал кто-то, кто вовсе не имел души… Нечеловеческий, звериный вопль…
– Выходит, вы вынесли свое суждение, мадам? – хмуро спросил Пуаро.
Хильда умоляюще вскинула руку и устремила взгляд в пол.
Глава 14
Пилар медленно вошла в комнату, словно животное, которое чувствует близкое соседство западни, и быстрым взглядом обвела комнату. Впрочем, выглядела она не столько испуганной, сколько настороженной.
Полковник Джонсон встал и пододвинул к ней кресло.
– Надеюсь, вы понимаете по-английски, мисс Эстравадос? – спросил он.
Пилар удивленно посмотрела и на него.
– Конечно, – ответила она. – Моя мать была англичанкой. Я сама в известной мере англичанка.
По губам полковника Джонсона скользнула легкая улыбка. Он отметил про себя черные блестящие волосы, гордые темные глаза и сочные алые губы. Вот уж англичанка! К Пилар Эстравадос это определение явно не относилось.
– Мистер Ли был вашим дедом, – начал он. – Он пригласил вас приехать сюда из Испании. И вы прибыли несколько дней назад. Это так?
Пилар кивнула.
– Да, это так. Я с приключениями выбралась из Испании. Мы попали под бомбежку… шофер был убит… там, где была его голова, осталось кровавое месиво. Я не могла вести машину и была вынуждена долго идти пешком… А я не люблю ходить пешком. Натерла ноги… но…
Полковник Джонсон улыбнулся.
– В любом случае вы приехали сюда, – сказал он. – Ваша мать часто рассказывала вам о вашем деде?
Пилар весело кивнула.
– Да, она говорила, что он старый черт.
– И что вы подумали о нем, когда приехали и встретились с ним, мадемуазель? – с улыбкой спросил Пуаро.
– Конечно, он был очень, очень стар, – ответила Пилар. – Он почти не вставал с кресла, и лицо у него было все в морщинах, сухое, как пергамент. Но все равно он мне понравился. Думаю, в молодости он был красавец, например, как вы, – сказала Пилар, обращаясь к суперинтенданту Сагдену. Она с каким-то детским удовольствием скользнула глазами по его лицу, которое тут же сделалось пунцовым.
Полковник Джонсон с трудом сдержал усмешку. Это был один из тех редких моментов, когда обычно бесстрастный суперинтендант смутился.
– Но, разумеется, – с сожалением продолжила Пилар, – он не был таким рослым, как вы.
Эркюль Пуаро вздохнул.
– Значит, вам нравятся крупные мужчины, сеньорита? – спросил он.
– О да, я люблю крупных, рослых мужчин, – с воодушевлением согласилась Пилар. – Широкоплечих и очень, очень сильных.
– Вы часто виделись с вашим дедом после того, как приехали сюда? – резко спросил полковник Джонсон.
– О да, – ответила Пилар. – Я приходила посидеть с ним. Он многое мне рассказывал… о том, каким был жестоким, чем занимался в Южной Африке.
– Он говорил вам, что в его сейфе в спальне хранятся алмазы?
– Да, он показывал их мне. Но это не бриллианты… скорее, обыкновенные камни… совершенно некрасивые… я бы сказала, уродливые.
– Значит, он показывал их вам, верно? – уточнил суперинтендант Сагден.
– Да.
– Он подарил вам хотя бы несколько?
Пилар отрицательно покачала головой.
– Нет, ни одного. Я думала, что когда-нибудь это произойдет… Если я буду мила с ним, если стану часто приходить к нему, чтобы посидеть рядом. Старым джентльменам очень нравятся молодые девушки.
– Вы знаете, что эти камни украдены? – спросил полковник Джонсон.
– Украдены? – удивилась Пилар.
– Да. Как вы думаете, кто мог их украсть?
– Да, – кивнула девушка. – Думаю, это был Хорбери.
– Хорбери? Вы имеете в виду лакея?
– Да.
– Почему вы так думаете?
– Потому что у него лицо вора. Глазки бегают, ходит неслышно, подслушивает под дверьми… Похож на кота, а все коты – воры.
– Гм, – хмыкнул Джонсон. – Давайте оставим это. Насколько я понимаю, вся семья днем пришла в комнату вашего дедушки и произошел… э-э-э… некий неприятный разговор.
Пилар кивнула и улыбнулась.
– Да. Это было ужасно смешно! Они так разозлились на деда!
– И вам это понравилось, верно?
– Да. Мне интересно наблюдать, когда люди злятся. Но в Англии злятся не так, как в Испании. В Испании сразу хватаются за ножи, сыплют проклятиями и кричат. В Англии ничего не делают, просто краснеют как раки и умолкают.
– Вы помните, что было сказано?
Пилар задумалась.
– Я не уверена. Дедушка сказал, что они никуда не годные… что у них нет детей… Сказал, что я лучше любого из них. Я ему нравилась, в отличие от них.
– Он говорил что-нибудь о деньгах или о завещании?
– О завещании? Нет, вряд ли. Я не помню.
– Что случилось потом?
– Они все ушли, кроме Хильды… той толстушки, жены Дэвида, она задержалась.
– Вот как?
– Да. Дэвид выглядел комично. Он весь дрожал и был бледен как мел. Казалось, его вот-вот вырвет.
– И что было потом?
– Потом я вышла из комнаты и отыскала Стивена. Мы танцевали под граммофон.
– Со Стивеном Фарром?
– Да. Он из Южной Африки. Сын дедушкиного партнера. Он тоже очень симпатичный. Такой загорелый и рослый, и еще у него красивые глаза.
– Где вы были в то время, когда произошло преступление? – спросил Джонсон.
– Вы спрашиваете, где я была?
– Да.
– Я пошла в гостиную вместе с Лидией. Я потом поднялась в свою комнату и накрасилась. Я собралась снова потанцевать со Стивеном. Внезапно я услышала крик и топот ног. Все бросились наверх. Я тоже. Они пытались выбить дверь дедушкиной комнаты. Гарри вместе со Стивеном ее выломали, они оба очень сильные.
– Да?
– Ну да… трах!.. и дверь отвалилась… мы заглянули внутрь. О, какое зрелище… в комнате разгром, все перевернуто, дедушка лежит в луже крови, и горло у него перерезано, вот так… – Пилар выразительно чиркнула себя ребром ладони по горлу. – Вот здесь, под ухом.
Она умолкла, явно довольная своим рассказом.
– Вам не сделалось дурно при виде крови? – уточнил Джонсон.
– Нет. С чего бы? – искренне удивилась Пилар. – Когда людей убивают, кровь бывает всегда. Там кровь была по всей комнате!
– Кто-нибудь что-то сказал? – спросил Пуаро.
– Дэвид сказал что-то смешное… как это? Ах, да. Мельницы бога… как же это он выразился?.. – Она повторила, выделяя каждое слово. – Божьи… мельницы… Что это значит? Мельницы ведь мелют муку, верно?
– У нас, пожалуй, больше нет к вам вопросов, мисс Эстравадос, – сказал полковник Джонсон.
Пилар послушно встала и одарила каждого обворожительной улыбкой.
– Тогда я пойду.
С этими словами она вышла.
– Божьи мельницы мелют медленно, да мелко, – произнес полковник Джонсон. – И надо же, это сказал Дэвид!
Глава 15
Дверь открылась снова. Полковник Джонсон поднял голову. На какой-то миг он решил, что фигура в дверном проеме – это Гарри Ли, но когда в комнату шагнул Стивен Фарр, тотчас понял свою ошибку.
– Садитесь, мистер Фарр, – сказал он.
Стивен сел. Его глаза, спокойные и умные, скользнули поочередно по всем троим.
– Боюсь, от меня вам будет не слишком много пользы, – произнес он. – Но можете задавать мне любые вопросы, которые, по-вашему, вам помогут. Пожалуй, для начала будет лучше, если я объясню, кто я такой. Мой отец, Эбенезер Фарр, много лет тому назад был партнером Симеона Ли в Южной Африке. Это было более сорока лет назад.
Он на мгновение умолк, затем продолжил:
– Отец часто рассказывал мне про Симеона Ли, о том, что это был за человек. Они вдвоем в свое время сорвали большой куш. Симеон Ли вернулся на родину с кучей денег, да и мой отец тоже не бедствовал. Отец всегда говорил мне, что если я приеду в Англию, то обязательно должен повидаться с мистером Ли. Я как-то сказал, что-де прошло столько лет и он даже не поймет, кто я такой, но отец лишь посмеялся надо мной. Он сказал: «Когда двое прошли через то, через что прошли мы с Симеоном, они будут помнить это всегда». Отец умер два года назад. В этом году я впервые в жизни приехал в Англию и решил, что нужно последовать совету отца и проведать мистера Ли. Я немного нервничал, когда приехал сюда, – продолжил он с легкой улыбкой, – но мои волнения оказались напрасны. Мистер Ли радушно встретил меня и настоял на том, чтобы я отпраздновал Рождество в его доме. Я боялся, что помешаю семейному торжеству, но он и слышать ничего не хотел. – Слегка застенчиво он добавил: – Все были любезны со мной, особенно мистер и миссис Альфред Ли. Мне очень жаль, что в их семье случилось такое.