– Мы высадили Пуаро в деревне по пути на дознание. Он сказал, что ему нужно купить какую-то важную вещь, – сказал Альфред.
– Почему он не присутствовал на дознании? Ему не помешало бы там быть! – удивился Гарри.
– Возможно, он знал, что ничего важного там не произойдет. Кстати, кто это там, в саду, суперинтендант Сагден или мистер Фарр? – спросила Лидия.
Усилия обеих женщин увенчались успехом. Семейный конклав принял решение.
– Спасибо, Хильда, что поддержала меня. С твоей стороны это так благородно. Как хорошо, что ты была с нами в эти трудные дни, – поблагодарила Лидия.
– Странно, почему люди так расстраиваются из-за денег, – задумчиво произнесла Хильда.
Другие уже вышли из комнаты. Две женщины остались одни.
– Да, даже Гарри, хотя ведь он сам это предложил. И мой бедный Альфред, он до мозга костей британец, ему неприятна сама мысль о том, что деньги семейства Ли могут достаться испанке, – сказала Лидия.
– Ты считаешь, что женщины – более тонкие натуры? – с улыбкой спросила Хильда.
– Вряд ли, – Лидия пожала изящными плечами, – просто это не наши деньги. Наверное, в этом-то и все дело.
– Странная она какая-то, эта Пилар, – задумчиво произнесла Хильда. – Не знаю даже, что с ней станет.
– Я рада, что она будет независима в средствах. Быть в этом доме приживалкой, получать деньги на наряды – вряд ли это ее устроило бы. Она слишком горда для этого, и слишком… не такая, как мы, – вздохнула Лидия и задумчиво продолжила: – Как-то раз я привезла из Египта нитку ожерелья из прекрасной ляпис-лазури. Там, на фоне солнца и песка, она поражала своим цветом, своей теплой, насыщенной голубизной. Когда же я вернулась домой, камень стало не узнать. Он как будто поблек, стал тусклым, невыразительно-синим.
– Понятно, – ответила Хильда.
– Я так рада, что наконец познакомилась с тобой и Дэвидом… Как хорошо, что вы приехали сюда, – мягко сказала Лидия.
Хильда вздохнула.
– В последние дни я часто корила себя за то, что мы это сделали.
– Понимаю. Ты наверняка… Знаешь, Хильда, случившееся могло сказаться на Дэвиде гораздо сильнее. Он ведь такой ранимый и легко мог принять все гораздо ближе к сердцу. Он же после убийства как будто даже воспрянул духом…
– Ты это заметила? – с тревогой в голосе спросила Хильда. – Это даже слегка пугает… Но ты права, Лидия! Так оно и есть.
Она умолкла, вспоминая слова, сказанные мужем буквально накануне. Тогда, откинув со лба непокорную прядь светлых волос, он сказал ей:
– Хильда, ты помнишь как в «Тоске», когда Скарпия мертв и Тоска зажигает у его головы и ног свечи? Ты помнишь, что она говорит? «Теперь я его прощаю». То же самое чувствую и я – по отношению к отцу. Теперь мне понятно, что все эти годы я был не в состоянии его простить, хотя всем сердцем желал этого. И вот теперь все позади. Все обиды остались в прошлом. У меня такое чувство, будто я сбросил с плеч тяжелую ношу.
Тогда она спросила у него, охваченная внезапным страхом:
– Это потому, что он мертв?
Дэвид ответил не колеблясь, даже слегка заикался от желания высказаться:
– Нет-нет! Ты неправильно меня поняла. Не потому, что мертв он, а потому, что мертва моя глупая, ребяческая ненависть к нему.
Теперь Хильда подумала об этих словах. Она с радостью повторила бы их женщине, которая сейчас была рядом, но внутренний голос подсказывал ей, что лучше этого не делать.
Вслед за Лидией Хильда вышла в холл. Там была Магдалена. Она стояла рядом со столиком с небольшим свертком в руке. Увидев их, женщина вздрогнула.
– Должно быть, это важное приобретение мистера Пуаро. Я видела, как он только что положил сверток на стол. Интересно, что это такое?
Магдалена с легким смешком посмотрела сначала на Лидию, затем на Хильду. Впрочем, глаза ее оставались серьезны. Их беспокойный взгляд резко контрастировал с напускной веселостью ее слов. Лидия вопросительно посмотрела на нее.
– Пожалуй, я пойду к себе. Хотелось бы умыться перед ланчем.
– Ой, можно я взгляну хотя бы одним глазком? – спросила Магдалена с деланым наивным любопытством, хотя в ее голосе слышались отчаянные нотки.
С этими словами она развернула коричневую оберточную бумагу. С губ ее тотчас слетел удивленный возглас, и она растерянно уставилась на предмет в своей руке. Лидия и Хильда тоже остановились, чтобы взглянуть, что это такое.
– Это… это накладные усы, – пролепетала Магдалена. – Но… зачем они ему?
– Чтобы изменить внешность? – задумчиво предположила Хильда. – Но…
– У мистера Пуаро уже есть свои усы, причем пышные, – закончила ее мысль Лидия.
Магдалена поспешила завернуть усы в бумагу.
– Ничего не понимаю. Это… безумие. Зачем только мистеру Пуаро понадобились накладные усы?
Глава 2
Выйдя из гостиной, Пилар медленно пошла по коридору. В садовую дверь ей навстречу шагнул Стивен Фарр.
– И как? Закончился семейный конклав? Завещание огласили?
– Мне ничего не досталось! – выпалила Пилар. – Это завещание было составлено много лет назад. Дед оставил деньги моей матери, но поскольку та умерла, ее доля переходит не мне, а остальным.
– Довольно жесткое условие, – заметил Стивен.
– Останься старик жив, он наверняка составил бы новое завещание. Он завещал бы деньги мне. Большие деньги! Возможно, со временем даже все! – воскликнула Пилар.
– Согласись, это тоже было бы не слишком справедливо, – с улыбкой заметил Стивен.
– Это почему же? Он ведь наверняка любил меня больше всех остальных.
– Ты жадный ребенок, вот ты кто. Маленькая золотоискательница, – пошутил Стивен.
– Мир жесток к женщинам, – холодно возразила Пилар. – Пока они молоды, они вынуждены делать ради себя все, что в их силах. Когда же они стары и уродливы, им никто не поможет.
– В принципе, ты права, – медленно согласился Стивен. – Но не совсем. Например, Альфред Ли искренне любил отца, хотя тот был в высшей степени несправедлив к нему.
Пилар надменно вскинула подбородок.
– Альфред – дурак! – презрительно заявила она.
Стивен рассмеялся.
– Не переживай, моя милая Пилар. Ты же знаешь, эти Ли не оставят тебя без гроша за душой.
– Лично я не нахожу в этом ничего смешного, – ответила испанка довольно угрюмо.
– Я так и подумал, – согласился Стивен. – Не представляю тебя живущей здесь. Скажи, не хотела бы ты уехать в Южную Африку?
Пилар кивнула.
– Там солнце, там простор… А также упорный труд. Скажи, Пилар, ты не боишься труда? – спросил Стивен.
– Я не знаю, – неуверенно ответила та.
– Или ты предпочла бы весь свой век сидеть на балконе и есть сласти? Чтобы с годами растолстеть и отрастить себе тройной подбородок? – спросил Фарр.
Пилар рассмеялась.
– Вот видишь. Тебе уже лучше. Я рассмешил тебя, – сказал Стивен.
– Я думала, что буду смеяться все Рождество. В книгах, которые я читала, Рождество обычно бывало очень веселым. Все хватают из огня изюм, на стол подают пылающий пудинг и еще какое-то святочное бревно, – сказала Пилар.
– Верно, но такое Рождество не предполагает никакого убийства. Кстати, зайди сюда на минутку. Лидия пригласила меня сюда вчера. Это ее кладовая…
Пилар шагнула в небольшую комнату размером чуть больше шкафа.
– Ты только взгляни! – с этими словами Стивен подвел ее к ящикам и коробкам с хлопушками, фруктами, апельсинами, финиками и орехами. – А вот здесь…
– Ой! – Пилар даже хлопнула в ладоши. – Какие они красивые, эти золотые и серебряные шары!
– Они должны были висеть на елке, вместе с подарками для слуг. А вот маленькие снеговики, сверкающие инеем. Их место – на обеденном столе. А еще надувные шары всех цветов! Ждут, когда их надуют…
У Пилар зажглись глаза.
– Ой, можно мы надуем один? Думаю, Лидия будет не против. Я обожаю шары!
– Давай. Какой бы ты хотела? – спросил Стивен.
– Хочу красный! – ответила девушка.
Выбрав себе по шару, они принялись их надувать. Пилар остановилась, чтобы рассмеяться, и ее шар снова сдулся.
– Ты так смешно надуваешь щеки! – сказала она, заливаясь смехом, после чего вновь взялась старательно надувать свой шар. Затем они осторожно завязали свои шары и принялись играть ими, легкими шлепками посылая их друг другу.
– Давай перейдем в холл, там больше места, – предложила Пилар.
Они, смеясь, перебрасывались шарами, когда в холл шагнул Пуаро.
– Играем в детские игры? Хорошая идея! – сказал он, с одобрением на них глядя.
– Мой шарик – красный! – запыхавшись, пояснила Пилар. – И он больше, гораздо больше. Если его вынести на улицу, он тотчас же улетит в небо!
– Тогда давай выпустим в небо каждый свой и загадаем желание, – предложил Стивен.
– Замечательная идея.
Пилар побежала к садовой двери, Стивен – за ней следом. Пуаро с улыбкой последовал за ними,
– Я загадаю большие деньги, – заявила Пилар.
Держа шар за веревочку, она стала на цыпочки. Стоило подуть ветру, как веревка натянулась. Пилар отпустила ее, и шар, увлекаемый ветром, поплыл прочь. Стивен рассмеялся.
– Желания не загадывают вслух.
– Нет? Это почему же?
– Потому что тогда оно не сбудется. Теперь моя очередь, – сказал Стивен и отпустил свой шар. Увы, ему повезло меньше. Шар отнесло в сторону, где он зацепился за куст остролиста и с громким хлопком лопнул. Пилар бросилась к нему.
– Он лопнул! – трагическим тоном объявила она. Затем, подцепив носком туфли сморщенный кусочек резины, добавила: – Точно такой же я подняла в спальне у дедушки. Значит, у него тоже был шар. Только розовый.
Пуаро невольно вскрикнул. Пилар вопросительно обернулась в его сторону.
– Ничего страшного. Просто я ушиб большой палец, – сказал сыщик, затем развернулся на пятках и посмотрел на дом. – Сколько же здесь окон! Дом, мадемуазель, имеет глаза и уши. Воистину можно пожалеть о том, что англичане так любят открытые окна.
На террасу вышла Лидия.