– Надеюсь, здесь бриллиант, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– В некотором роде, – ответил Чарли. – Это, безусловно, одна из самых ценных вещей в твоей жизни.
Джек был заинтригован.
На дне среди фрукта и орехов лежал маленький тонкий блокнот. Один из блокнотов гостиницы «Фигги Холлоу», которые все они держали в своих комнатах на туалетных столиках, с прилагающейся к нему бесплатной ручкой. На обложке размашистым почерком было выведено название: «Правила жизни от человека, который жил хорошо».
Джек пролистал книгу; каждая мини-философия занимала страницу.
– Следуй им, и ты никогда не ошибешься, – сказал Чарли.
Джек зачитал вслух.
– «Желай доброго утра и спокойной ночи своим уборщикам. Относись с уважением и к королям, и к простолюдинам».
– Это замечательный совет, который мне дал много лет назад мой первый работодатель, очень богатый человек, переживший концентрационный лагерь во время войны. Он приехал в Лондон, не имея ничего, кроме одежды на нем. Человек, который видел в жизни и худшее, и лучшее.
Джек перевернул вторую страницу.
– «Никогда не позволяй благодарности сидеть в твоем сердце невысказанной».
– Все недооценивают силу простых «пожалуйста» и «спасибо», – объяснил Чарли. – Вы можете изменить чью-то жизнь самым маленьким актом благодарности.
– Я и не знал, что ты такой мудрый, – сказал Робин с игривой улыбкой на губах.
– Я был достаточно мудр, чтобы впустить тебя в свое сердце, – ответил Чарли и постучал себя по виску. – Это должно сказать тебе, что у меня здесь достаточное количество шариков.
– Это спорно. В любом случае ты хочешь получить свои полчаса сейчас или попозже?
– Сейчас, – решил Чарли. – Тогда мы сможем продолжить и насладиться нашим Рождеством.
– Давай тогда, – сказал Робин, поднимаясь со стула с тяжелым вздохом. – Давай покончим с этим, и я смогу нафаршировать индейку.
– Ву-ху-у! – воскликнул Люк.
– Наглый мальчишка. – Чарли подмигнул ему.
Мэри дала Робину и Чарли достаточно времени добраться до их комнаты, а затем попросила Люка и Джека наклониться поближе.
– Кажется, я знаю, что Робин хочет подарить, – сказала она шепотом. – Он хочет дать Чарли возможность сказать… неудобные вещи. Я должна сообщить вам, Чарли не очень здоров.
– Правда? – спросил Джек.
Бридж и Мэри вместе кивнули.
– О черт, – произнес Люк. И он, и Джек выглядели потрясенными откровением Мэри, как будто их ударила невидимая рука. – Спасибо, что сообщила нам об этом, иначе бы мы наговорили еще больше неподобающего.
– Насколько он болен? – уточнил Джек.
Мэри слегка покачала головой – и это сказало обо всем. Несколько мгновений длилось задумчивое молчание, а затем Люк хлопнул в ладоши.
– Тогда давайте устроим ему самое лучшее Рождество, на какое мы только способны. Со всякими наворотами, – сказал он. – Так, Джек, пойдем чистить картошку.
Глава 23
Тем временем в комнате Чарли присел на кровать и похлопал по месту рядом с собой.
– Давай, я буду нежен с тобой, – сказал он.
Робин сел, нерешительность читалась в каждом его движении. Чарли ценил его жертву куда больше, чем он думал.
– Нужно ли мне записывать? – спросил Робин.
– Если ты считаешь это необходимым, – ответил Чарли.
Робин достал из ящика свой телефон, открыл приложение «Заметки» и стал ждать, когда Чарли начнет.
– Во-первых, я уже записал большинство выплат, они лежат вместе с моим завещанием в сейфе. Я хочу, чтобы ты распорядился ими от моего имени. Но кое-что изменилось. Я хочу, чтобы ты отдал сумочку от «Шанель» Мэри. Роза ее продаст, а вот Мэри будет ею дорожить.
– Хорошо, – сказал Робин, сумев одним словом передать все, что он думает о племяннице Чарли.
– И попроси ее пообещать, что она будет носить эту сумочку со всей наглостью, которую только сможет в себе найти. Бридж отдай мой шарф от «Шанель». В нем она будет выглядеть прекрасно, словно королева. Ведь она и есть королева.
– Я сделаю это для тебя, – пообещал Робин. – Еще какие-нибудь издержки? Хочешь, я отдам Джеку твою машину, а Люку – твой «Ролекс»?
Чарли засмеялся.
– Я придумаю что-нибудь для них и запишу. В запертом левом шкафчике моего стола дома ты найдешь всю необходимую тебе информацию об инвестициях и банковских счетах, номер национального страхования, страховки, пароли. Я организовал все финансовые дела. Я связался с распорядителем похорон и уже выдал ему текущий распорядок службы, так что тебе не нужно беспокоиться об этом.
– Ты не должен был этого делать, Чарли.
– Я хотел. Это помогло мне смириться, будто я контролирую ситуацию. В каком-то смысле это успокаивало. Я бы не смог смотреть вниз и видеть, как ты сбит с толку, ведь наверняка в тот момент тебе будет совсем не до принятия таких решений. Но есть вещи, о которых я хотел с тобой поговорить.
– Хорошо, – сказал Робин, видя, как много это значит для Чарли. В этот момент он сожалел, что уходил от разговора раньше. Все казалось не таким травматичным, как он себе представлял. По крайней мере, пока.
– Я хочу, чтобы в моей похоронной корзине лежала рождественская листва. Цветы остролиста и пуансеттии. И омела.
– Если я смогу их достать не в сезон, – согласился Робин, записывая это в свой телефон.
– Мы оба знаем, что я не протяну до тех пор, когда проклюнутся голубые колокольчики, дорогой. Теперь музыка. Я хочу внести изменения. Пусть играет «Хотел бы я, чтобы Рождество было каждый день» и…
– Не получится, – запротестовал Робин. – Это слишком весело.
– С тобой каждый день был Рождеством, моя дорогая распорядительная Энн.
Робин мотнул головой и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
– Пожалуйста, прекрати вызывать у меня эмоции. Это и так самые длинные полчаса в моей жизни.
Чарли ласково толкнул его плечом.
– Я оставил Дотти пять тысяч фунтов по завещанию, но теперь я хочу оставить десять.
– Она будет самой богатой уборщицей в Хартфордшире.
– Она была просто находкой. И повысь ей зарплату.
– Должен ли я передать ей документы на дом?
– Дом отойдет тебе, когда я уйду. Делай с ним что хочешь. Какую песню ты собирался поставить в тот момент, когда все должны будут склонить головы и думать обо мне?
– «Динь-дон, ведьма мертва», – сказал Робин, что вызвало у Чарли смешок. Робин свел брови вместе. – Я не знаю. Я вообще не хочу думать об этом.
– Придется. И лучше разобраться с этим сейчас, чем потом, когда будет намного сложнее. Ты же будешь уставшим и растерянным. Разве ты не помнишь, в каком состоянии я был, когда умерла моя мать?
Робин помнил. И он был расстроен не меньше. Он обожал мать Чарли.
– Позволь мне сказать тебе, что я выбрал. Это может быть только Вера[48], поющая «Мы снова встретимся», – сказал Чарли.
– О, вот отстой, – поморщился Робин.
– Мне все равно, я хочу эту. И я хочу, чтобы люди подпевали и раскачивались при этом. И даже не пытайся вести переговоры о завещании, я поручил Рубену все юридические вопросы. Ты можешь ему доверять.
Рубен был племянником Чарли, и они очень любили его. Не так, как его сестру Розу, которая, как ни странно, стала навещать их, только когда они узнали, что дядя Чарли заболел. По словам Робина, она кружила рядом, словно голодный стервятник. Его не обманула ее внезапная забота о благополучии дяди.
– Я оставил всю необходимую одежду в гардеробе третьей спальни. В старой коробке от костюма из Сэвил Роу[49]. Я думал, что встречу создателя в темно-сером костюме, в котором мы поженились. Желтый галстук и белая йоркширская роза в петлице, как в тот день.
Тогда они заказали себе все, вплоть до одинаковых туфель.
– Нижнее белье, носки – все это там. И даже не думай про шляпу. У меня от нее голова потела.
– Ты и об этом позаботился? – Робин недоверчиво посмотрел на него.
– Да, Робин. Я хочу избавить тебя от как можно большего количества обязанностей. Я знаю тебя, ты будешь целую вечность ломать голову над тем, что же выбрать. «Он бы хотел эти носки или нет?» Так что я взял это на себя. И не смотри на меня, лежащего неживым в Часовне Покоя, запомни лучше таким, каким я был.
Робин кивнул. Он был благодарен за это: он не думал, что сможет вынести, если увидит Чарли неподвижно лежащим. Чарли и неподвижность не сочетались, он храпел и ворочался, даже когда крепко спал.
– Ничего, если я приду и посижу с тобой?
– Конечно, – сказал Чарли. – Только не жди, что я буду разговаривать. Я также подумал о том, где ты можешь меня развеять. Лучше всего сначала меня кремировать.
Он пихнул локтем Робина, который разразился смехом, несмотря на слезы, навернувшиеся на глаза.
– Не надо, Чарли.
– Мы с тобой, Робин, можем посмеяться над чем угодно.
– Не над этим.
– Я хочу максимум черного, никаких ярких цветов или радуги. Пусть все будет серьезно, черные лошади, цветы – только у тебя. Например, букет с белыми розами. И эти аромантые лилиии «Старгейзер», они мне всегда нравились. Пожертвования вместо цветов – в маленький хоспис на соседней улице. Все это есть в письме, прикрепленном к моему завещанию.
– Тогда нам не нужно об этом говорить.
– Я хочу. Чтобы не было никаких сюрпризов, никаких потрясений. Твой мозг превратится в свекольное пюре. В любом случае я хочу, чтобы службу в церкви Таквитта провел отец Дерек, а не этот ужасный отец Обри, который говорит бесконечно и наводит на всех скуку. А потом я поеду в крематорий один и…
– Ты ничего такого не сделаешь, – отверг эту идею Робин.
– Да, так и сделаю. Ты попрощаешься со мной в церкви, а потом пойдешь и будешь принимать гостей в Таквиттском поместье. К тому времени людей нужно будет кормить и поить. Заодно ты со всеми пообщаешься, это тебя приободрит. Что касается моего праха… В письме я прошу, чтобы ты отнес его в нижнюю часть сада, но я передумал. Я бы хотел, чтобы его развеяли вместе с моими матерью и отцом в море в Уитби. Я не думаю, что покину Йоркшир живым, Робин. Я закончу там же, где и начал.