– Это худшая шутка, которую я когда-либо слышал, – сказал Робин, потирая бока, чтобы унять в них боль.
– Она ужасна, – согласился Джек, охваченный весельем до такой степени, что ему пришлось вытирать слезы, хлынувшие из глаз, словно из протекающего крана.
«Так вот как он выглядит, когда по-настоящему смеется», – подумала Мэри. Она никогда раньше не видела этого и была очарована. Вид широко растянутых губ Джека, обнаженных зубов, морщинок, собравшихся в уголках глаз… казался ей совершенным. Что-то ударило в ее сердце, словно оттянутая толстая резинка, заставив задуматься. Она решила забыть о Джеке, но внезапно уверенность пропала.
– О боже, Люк, ты действительно сбился с пути, – продолжал Робин. – Ты должен быть комиком, а не мальчиком-саженцем.
– Он совершенно точно не должен быть комиком, – ответила Бридж почти в припадке.
Они не могли перестать смеяться. Когда они замолкали, тишина становилась похожей на пузырь под давлением, который так хотелось лопнуть. Потом Чарли вытащил свой подарок из хлопушки – там лежал зефир, – и все вновь расхохотались.
Текли минуты, радостные, чудесные минуты, в которые, казалось, не существовало ничего, кроме шести человек, смеющихся над словом «зефир» в гостинице на заснеженных болотах Йоркшира.
В конце концов они успокоились, открыли оставшиеся хлопушки, и шутки в них были такими же плохими, если не хуже. Другими «подарками» были шапочка для душа, украденная из чулана наверху, маринованный лук, завернутый в пищевую пленку, длинный зеленый воздушный шар с нарисованными на нем зелеными линиями и надписью «Вырасти свой собственный огурец» и брелок для ключей, сделанный из квадрата гофрированного картона и переделанной под кольцо скрепки. На одной стороне Люк написал «Фигги Холлоу 6», на другой – сегодняшнюю дату. Робин был в восторге от брелока и сказал, что будет дорожить им.
Шестерка из Фигги Холлоу. Вот кем они останутся навсегда, подумал Чарли. Ему это понравилось. Их общая сущность вплелась в воздух этого места, их маленькая банда теперь – часть его истории. Даже когда его не станет, он все равно будет одним из них. Навсегда.
Они объявили хлопушки Люка наилучшими из худших среди всех, которые они когда-либо видели.
– После этого трудно будет вернуться к магазинным, – сказал Робин и спросил, не даст ли Люк ему свой электронный адрес, чтобы он сделал заказ на следующий год.
Это была шутка, которая тут же оборвалась под тяжестью осознания, что на следующее Рождество Чарли не будет. Робин тут же заглушил эту мысль большим глотком румяного пино гриджио.
– Нам лучше поесть, пока вся еда не остыла, – предложила Бридж.
– Я разделаю индейку, – отозвался Робин, вскакивая на ноги.
– А я разделаю наше ореховое жаркое, Мэри, – сказал Люк, которому удалось собрать что-то из связанных вместе рубленых ореховых котлет с овощами, шалфеем и луком.
За свою жизнь Чарли потратил немало денег на обеды, и этот обед был на одном уровне с лучшими из них. Жареный картофель хрустел, но был мягким внутри, индейка получилась вкусной и в меру сухой, даже медовый пастернак заставил его вздохнуть от удовольствия – а ведь обычно он ненавидел пастернак. А главное – ни малейшего намека на рыбу. Они ели в прекрасном благородном молчании, развлекаясь на фоне радио-Брайана и его музыкального выбора. Затем один за другим они отложили столовые приборы на тарелки, откинулись в креслах, и улыбки на их лицах отразили все удовольствие от трапезы.
Пока Бридж и Мэри убирали тарелки и относили их на кухню, Люк сходил за пудингом и трай-флом, а Джек подбросил еще поленьев в огонь, который весело потрескивал и шипел, словно присоединяясь к празднованию.
– Как давно я так не наедался, – сказал Чарли, смутившись, когда из него вырвалась длинная, довольная отрыжка.
Робин взглянул на него, и его сердце, казалось, заколотилось в груди. На впалых щеках Чарли появился румянец, и Робин не мог вспомнить, когда видел его в последний раз. За последние месяцы Чарли исхудал, и ему понадобилась новая одежда, потому что ничего не подходило. Тот спросил Робина, стоит ли так тратиться, и Робин пришел в ярость от одной только мысли об этом и повел его по дорогим магазинам.
– Идеальный обед, – отозвался Робин. – Все просто прекрасно.
Идеальный пузырь, в котором все было хорошо, и он хотел бы задержаться в нем надолго.
Камин испустил залп тресков и хлопков, словно требуя внимания.
– Ах, какой чудесный огонь, – сказал Джек.
– А нам как раз некуда идти, – добавил Чарли.
– Мы шли, в Авмор, – напомнил Робин и слегка вздохнул. Чарли там ждала любая роскошь, которую бы он захотел или в которой бы он нуждался. Робин позаботился об этом.
– Там не было бы ни на йоту лучше, чем здесь, – произнес Чарли с довольной улыбкой. – Я бы не услышал грубых шуток о Рудольфе и его новогоднем полене, не выиграл бы свой личный кусок какашек снеговика из хлопушки и даже не узнал бы, за что можно любить пастернак. Даже отель «Чиприани» в Венеции сейчас кажется мне удручающе скучным по сравнению с этим, а ты знаешь, как мне там нравится.
– Та шутка про новогоднее полено была отвратительной, – усмехнулся сквозь негодование Робин.
Мэри вернулась с десертными тарелками и стала расставлять их на столе.
– Я чувствую себя полным блаженства, – сказал Чарли, потирая живот. – Я набит до отказа прекрасной едой и вином, мне тепло до самых костей, а музыка радио Брайана как успокаивающее оливковое масло в моих ушах. Я не чувствую абсолютно никакого дискомфорта и, если бы я заснул в этом кресле и не проснулся, думаю, я был бы счастлив уйти.
– Не смей, черт возьми, Чарли Глейзер, – предупредил его Робин.
– Пожалуйста, только не до пудинга, Чарли, – сказала Мэри, добавив мягкое назидание и от себя. – Люк разложил все эти вишенки на трайфле специально для тебя.
Чарли понимал, что они знали правду, но при этом не осторожничали с ним. Он был просто одним из них, полноправным членом «Шестерки Фигги Холлоу», таким же особенным, как и остальные, но не более того, и это казалось до чудесного нормальным.
– Сходи принеси шампанского и запиши это в блокнот, Робин, – попросил Чарли. – Сегодня у нас должно быть шампанское.
Робин не протестовал. Он старался воплотить любое желание Чарли. Под баром был холодильник, в котором стояли различные вина. Робин заглянул в него.
– Здесь есть пара холодных бутылок. Хотя и не совсем «Дом Периньон»[63].
– Идеально.
– И оно розовое. Подойдет?
– Так даже лучше!
Робин взял с полки шесть фужеров и положил в один из них коктейльную вишенку. Он пошел в ногу с Бридж, которая выносила из кухни трайфл. Тем временем Люк, остановившийся с подносом у бара, облил рождественский пудинг бренди, прежде чем поставить его в центр обеденного стола.
Робин откупорил шампанское и, аккуратно разлив его по шести бокалам, раздал их.
– Разве ты не должен поджечь пудинг? – спросил Джек.
Люк поднял бокал шампанского[64] в сторону Бридж.
– Не смей, – ответила она, прищуривщись.
– Я думаю, что на Новый год поджигают телячий рубец, – сказала Мэри, – насчет пудинга не уверена, но если топпинг подходит…
– Почему бы и нет, давайте подожжем пудинг, – предложил Джек.
Люк чиркнул спичкой, поднес ее к политой бренди поверхности пудинга, и появился призрак голубого пламени.
– А теперь тост за пудинг, – сказал Люк, а затем обвел стол рукой, в которой держал бокал. – И за нас. За самый эклектичный, но радостный набор странников, с которыми только можно застрять здесь. Пусть любовь найдет и сбережет вас, и пусть в ваших сердцах каждый день будет Рождество.
Все подняли свои бокалы и стукнулись ими о бокалы остальных.
– Итак, у нас есть ромовый крем, коньячное масло и сгущенка. – Люк предоставил на выбор варианты к пудингу.
– Я буду все три, – сказал Чарли. – И трайфл сверху.
– Холестерин! – рявкнула Мэри, которая чувствовала себя немного неважно.
– К черту холестерин, – отмел Чарли, потянувшись за кувшинчиком с заварным кремом.
Робин не стал с ним спорить. Чарли любил поесть. За годы совместной жизни они посетили лучшие рестораны по всему миру. Когда Чарли заболел и потерял аппетит, Робин почувствовал, что неотъемлемая часть его любимого умерла раньше него. Чудодейственное лекарство, которое прописали Чарли, вернуло ему любовь к еде и к жизни, ведь для него эти две вещи шли рука об руку. Он так оживился, что Робину захотелось поверить, будто врачи ошиблись и он поправится, нужно только дать организму шанс исцелиться и питаться правильно. И поэтому Робин штудировал книги по питанию, составлял меню, уповал на суперпродукты, крестоцветные овощи, цельное зерно, нерафинированную и органическую пищу в отчаянной надежде вернуть Чарли к жизни. Но фаршированный перец не мог вызвать на его лице такую же улыбку, какую вызвал рождественский пудинг.
– Поместится ли в меня еще немного пудинга? – задалась вопросом Бридж, которой казалось, что за последние полчаса ее вес увеличился вдвое.
– Конечно поместится. У женщин есть второй желудок, предназначенный специально для этого, – сказал Люк.
Так говорила Кармен в ресторанах. Она всегда ела десерт. О достоинствах заведения она судила именно по качеству десерта. Это была одна из забавных мелочей, которые Люк любил в ней. А в ней было много забавных мелочей, которые он любил.
– Великолепный пудинг, Люк. Ты сам его приготовил? – спросил Чарли.
– Нет. Согласно этикетке, это еще один продукт с фермы Холлибери. Они, должно быть, снабжают паб своей продукцией.
– Наверно, это местный фермерский магазин, – сказала Бридж. – Могу попробовать найти его по дороге домой. До сих пор все блюда оттуда были на высшем уровне.
– В этом районе есть деревушка под названием Холлибери, – произнес Чарли. – Там каждый год устраивают первомайскую ярмарку. Я помню, как мама взяла меня с собой и я выиграл плюшевого медвежонка в ларьке с игрой «поймай утенка». Боже, я совсем забыл об этом. Как же много лежит там, в глубинах нашего разума, и ждет, пока что-то вытащит эти воспоминания наверх.