Странность снова закрутилась внутри него, путаница причудливых эмоций взбудоражила его чувства. Он бы мог запустить пальцы в золотистый шелк ее волос и поцеловать ее. Его рука дернулась вверх, а затем здравый смысл дал ему пощечину, заставив временно протрезветь. Если бы он воспользовался моментом, то опозорил бы себя – и ее. Он переступил бы границу, которую нельзя было переступать. Но как ему хотелось. Сначала он должен спросить.
«Мэри, можно я тебя поцелую?»
Его рот сформировал первое слово: «Мэри» – как раз в тот момент, когда она отвернулась от него.
Ничего не случится. Она не могла больше стоять и смотреть на него добрыми глазами, ожидая отказа. Момент был упущен. Последний остаток надежды отделился от нее и улетел в затянутое тучами небо.
– Да, Джек?
«Безмозглый идиот».
– Молодец, – сказал он и тяжело сглотнул.
– Да, мы хорошо поработали.
Мэри открыла дверь, и они вошли обратно в гостиницу, где их встретили гром аплодисментов и свист Люка.
– Потрясающе! – похвалил Чарли. – Лучшая версия «Доброго короля Вацлава», которую я когда-либо слышал.
Мэри отвесила преувеличенный поклон, отвечая на всеобщее веселье. Она не хотела даже намекать на то, что чувствовала на самом деле, ведь внутри себя она забилась в угол и сильно плакала.
– Теперь мы, – сказал Люк, резко вставая. – Давай, Бридж.
Бридж издала протяжный вздох.
– Если надо, – ответила она и надела ботинки и куртку, которые только что освободила Мэри.
– Ты похожа на трубу с теплоизоляцией, – засмеялся Люк.
– Я и чувствую себя так же. – Пальто, которое было впору мужчине ростом метр восемьдесят восемь, не подходило женщине ростом метр пятьдесят два и весом пятьдесят три килограмма.
Люк открыл дверь и махнул ей рукой.
– Смотрите, мистер Тумнус вон там, – крикнул он и указал вдаль.
Бридж повертела головой и только потом поняла, о чем он говорит.
– Придурок, – ответила она.
– Разве это не прекрасно? И правда похоже на Нарнию, – сказал Люк, оборачиваясь, чтобы осмотреть окрестности со всех сторон. – А как уютно выглядит гостиница через окно!
И правда: из окна мягко светило приветливое оранжевое сияние, как будто внутри было заперто солнце.
– Какую колядку мы будем петь? – спросила Бридж, возвращаясь к текущей задаче. Было холодно, и она хотела как можно скорее вернуться в гостиницу.
– Jingle Bells. Это моя счастливая песня, – ответил Люк, возившийся с чем-то за спиной. – Смотри, секретное оружие.
Он захватил колокольчик, стоявший на барной стойке, которым хозяин наверняка пользовался для объявления заказов.
– Мы поразим их звуковыми эффектами. – Он слегка потряс его, чтобы продемонстрировать.
– Он не звенит, скорее, гудит. – Бридж нахмурила брови в недоумении.
– А кто не любит погудеть? – сказал Люк, а затем изобразил гудок сам, и Бридж обнаружила, что ее неодобрение в его адрес тает, превращаясь в усмешку. «Вот какими мы были – всегда смеялись, шутили, веселились». А она и забыла. Он порой казался безответственным щенком дога, и она любила его за это. Когда-то давным-давно.
– Хорошо, готова? – спросил Люк, позвонив в колокольчик. Выглядело так, словно он был учителем, объявляющим ученикам об окончании перемены. Другой рукой Люк отсчитывал время. – Три, два, один. Мчимся по снегу…
«У него действительно ужасный голос», – подумала Бридж. Он не смог бы удержать мелодию и вилами. В припеве он попытался звучать гармонично, по крайней мере, так ей показалось. А потом был йодль. Кто вообще поет Jingle Bells йодлем? Она упорно придерживалась мелодии и пыталась увеличить громкость, стараясь заглушить его попытки, а затем ее охватило осознание того, что она уж слишком серьезно относится к этому конкурсу. Она привыкла побеждать, одолевать других участников, даже здесь и сейчас, пытаясь избежать приготовления кофе после ужина. Она сбавила обороты, уступив его причудливой попытке исполнить а капелла.
Люк закончил песню безумным звоном колокольчика.
– И так мы проиграли, – сказала Бридж со смехом.
– Неправда. Это было потрясающе. Песня была оригинальной, и, если бы у меня хватило ума записать ее, я бы отправил ее Саймону Коуэллу[68], как только поймал бы сигнал. А теперь давай пройдем внутрь и примем наши букеты.
Они открыли дверь, внутри царило веселье, похожее когда-то вызвала зефирно-снеговичная шутка.
Чарли и Робин гоготали как сумасшедшие, Мэри весело хлопала в ладоши, а Джек сидел с открытым ртом.
– Что. Это. Черт. Возьми. Было? – спросил он.
– Видишь? – сказала Бридж, показывая на Люка, прежде чем ответить Джеку. – Он настаивал на спецэффектах.
– Слушай, мелодия – то есть ты – была сильна, а вокруг таких основ как раз и нужно экспериментировать, – объяснил Люк, будто это было его деловым шаблоном, а также стратегией победы на конкурсе колядок.
– Браво, – громко хлопал в ладоши Чарли. – Пока что вы в моей двойке лучших.
– Мне больше понравилась первая пара, – отозвался Джек.
– Сейчас мы, – сказал Робин и, повернувшись к Люку, уточнил: —Насколько там холодно?
– Если ты спрашиваешь это для того, чтобы нам не пришлось выходить на улицу, то не утруждайся, потому что мы выходим, – сурово предупредил его Чарли.
– Разумеется, вы должны выйти, – сказал Джек. – Это серьезное дело. Никаких поблажек.
Чарли улыбнулся ему.
– Спасибо, Джек, – произнес он.
– Пойдемте, капитан, – сказал Робин. – Давайте покажем им, как правильно петь.
– О, мои Веллингтоны чудесны и теплы, – порадовался Чарли, надевая их сразу после Бридж.
Робин открыл дверь, Чарли вышел за ним, и несколько мгновений они стояли, удивленно оглядываясь вокруг. Снег только начинался, и он падал на них, как перья. Робин обернулся вокруг, блаженно улыбаясь и раскинув руки в стороны. Он ловил хлопья, и эта картина показалась Чарли настолько знакомой и в то же время совсем незнакомой – словно дежавю наоборот.
– Как прекрасно, будто в сказочной стране, – задохнулся Робин.
– Разве это не великолепно? – сказал Чарли. – Посмотри на весь этот снег. Если бы я был на несколько лет моложе, я бы просто прыгнул в него. – Тут в его голове промелькнуло воспоминание из детства. – Однажды мама купила мне пару резиновых сапожек, ярко-красных, только для того, чтобы мы могли вместе плескаться в грязи. – Тяжелый вздох. – Она была замечательной. Интересно, она ждет там?
Робин оборвал его, он не хотел этого слышать.
– Она будет кричать: «Выбирай колядку, непослушный мальчик, и приступай, потому что Робин уже отморозил своих Робинов». И что же это будет? «Мальчик-барабанщик»? «В мрачной середине зимы»?
– Что-нибудь веселое, а не заунывное, – сказал Чарли.
– «Там, в яслях»?
– Я похож на троих людей сразу?
– Нет, но обычно тебя много.
Чарли замахнулся на Робина в шутливом отчаянии.
– Тогда «Украшайте залы».
– Я знаю только «фа-ла-ла-ла-ла-а-а-а».
Вдохновленный тем, что повсюду лежит снег, Чарли щелкнул пальцами и начал петь, уверенный, что сейчас – самый подходящий случай. Робин знал слова, все знали.
«Белое Рождество». Голос Чарли был похож на голос Мэтта Монро[69], с точностью, о которой Люк мог только мечтать. На повторе Робин попытался исполнить гармонию, ему далось это достаточно легко, хотя он никогда не делал этого раньше. Он решил, что слышал эту песню столько раз, что партитура отпечаталась в его памяти. И отпечаталась безупречно.
Они оба задержали последнюю ноту, затем Чарли показал жестом «все», и они позволили ей разлететься на снежинки.
– Ах, – вздохнул Чарли. – Думаю, мы победили.
– Руки вниз, – скомандовал Робин. Он раскрыл свои объятия, и Чарли упал в них. – Я люблю тебя, – сказал он.
– О, дважды за один день. Для меня это большая честь, – ответил Чарли.
– Не надо, – попросил Робин, сжимая его крепче.
– И я люблю тебя. И это было лучшее Белое Рождество в истории.
Робин взял его дорогое лицо в свои холодные руки и поцеловал его.
– Любовь всей моей жизни, – сказал он.
– Любовь всей моей жизни, – ответил ему Чарли.
На глаза Робина навернулись слезы – знак, что надо было идти, пока он не сломался окончательно, не растворился в снегу у ног Чарли, в воздухе.
Чарли толкнул дверь, и их с Робином встретили восторженные аплодисменты. Мэри украдкой вытирала глаза, но до Чарли мало что доходило.
– Это было совершенно, – восхитилась Бридж. – Думаю, можно с уверенностью сказать, что вы двое не делаете кофе.
Чарли отвесил глубокий поклон, а Робин сделал реверанс.
– Я думал, наш колокольчик вдохновлял, – сказал Люк, притворяясь обиженным.
– Да, он вдохновил всех проголосовать за нас последними, дубина, – сказала Бридж, предполагая, что именно поэтому они и оказались в таблице лидеров.
– Да ладно тебе, Бридж. Пойдем. Мы не можем преуспеть во всем.
На кухне Люк засыпал зерна в причудливую кофеварку и проверил уровень воды, а Бридж занялась кружками. Она отрезала на тарелку немного коньячного масла и включила гриль, чтобы разогреть мясные пироги. Кто-то испек их в домашних условиях, а еще вокруг было полным-полно старых металлических банок с печеньем.
– Я проголодалась и, кажется, готова съесть больше одного, – призналась она. – Как это может быть?
– Возрождение аппетита к еде означает возрождение аппетита к жизни, так всегда говорит мой духовный гуру.
– У тебя есть духовный гуру? – спросила Бридж, а в ее мозгу пронеслась картинка Люка в кафтане, сидящего в позе лотоса.
– Я шучу, Бридж. Я понятия не имею. Если ты голодна, возможно, твое тело сигнализирует тебе, что нужно поесть. Люди не прислушиваются к своему телу, когда оно требует внимания, а надо бы.
– Обычно оно требует воды или питания, а не пирогов, – сказала она с легкой ноткой насмешки в голосе.