– Значит, ты не поддерживал отношения с матерью? – спросил Люк.
– Она ушла от нас обоих и не оглядывалась назад. Я разыскал ее, когда мне было шестнадцать, но у нее была новая семья, а я был частью сложного прошлого, которое она закрасила.
Люк вздохнул и покачал головой. Он никогда не смог бы бросить своего ребенка, никогда не отказался бы от родительской мантии, как только она легла бы на его плечи. Он не мог понять, как люди это делают.
– Узоры не должны повторяться, Джек, – сказал он. – Я не был бы таким же родителем, каким был для меня мой отец. – Люк сделал глоток из своего бокала. – И Бридж определенно не была бы такой, какой была ее мать. Внутри нее много любви, которую она может потратить.
– Почему ты подарил ей на Рождество банку помидоров? – спросил Джек.
Люк слегка усмехнулся.
– Однажды мы готовили из них обед, когда были на мели. На вкус они были словно нектар, потому что мы были счастливы. Как раз перед тем, когда начали понимать, что для жизни нужна не только любовь, но и другие вещи. Не так уж романтично постоянно беспокоиться о том, откуда взять деньги на оплату квартиры. Вот почему я жертвую процент от прибыли «Мальчика-саженца» семьям с низким уровнем дохода, потому что я был на их месте и не все из них находят свою веревочную лестницу, чтобы выбраться из ямы.
– Благородно с твоей стороны, – сказал Джек, а затем, чтобы это не звучало покровительственно, добавил: – Я действительно это имею в виду. Мы должны сделать что-нибудь подобное в «Баттерли». Я всегда считал комфортную жизнь само собой разумеющейся. А папа всегда скандировал: «Благотворительность начинается дома», когда кто-нибудь обращался к нам за пожертвованиями.
– Ты говоришь совсем не так, как он.
– Я любил его, Люк, но надеюсь, что я и правда не похож на него.
Было что-то еще, что заставляло Джека хмуриться.
– О чем призадумался? – в конце концов спросил Люк, поскольку за стенкой черепа Джека определенно происходила какая-то бурная деятельность.
– Я не уверен, что мой подарок Мэри был так уж хорош, – последовал ответ.
– А чего ты хотел им добиться? – спросил Люк.
– Я не знаю, – сказал Джек. – Я… – Он придвинулся вперед в своем кресле и наклонился к Люку: вдруг их могут подслушать. – Я не понимаю, что происходит… там.
Люк не был уверен в том, что он имел в виду. Джек, как он успел понять, не умел выплескивать эмоции. А не скрывая своих чувств, ты рискуешь ранить свое сердце, но в то же время это шанс насладиться ощущением света, шанс выиграть приз любви.
Джек закусил губу. Большой стакан солодового виски уже поднимал внутреннюю решетку его замка, а он обычно не позволял людям заглядывать за его стены.
– Когда Мэри сказала, что ей приснилось, как она уходит, о подаче заявления – я запаниковал, и я не знаю, почему. Я что-то почувствовал. – Джек сглотнул и прижал руки к груди. – К Мэри.
Не знаю, что именно. Возможно, благоговение. Ты когда-нибудь смотрел фильм «Восхитительный Крайтон»?[76]
«Это было больно», – подумал Люк, с досадой щипая себя за переносицу.
– Джек, ради всего святого, ты должен стать мужчиной. Скажу тебе прямо: ты никогда не найдешь то, чего больше всего хочешь, в своей зоне комфорта. Что там Чарли говорил о том, что корабли строят не для того, чтобы стоять в гаванях?
– Да, я понял, что ты имеешь в виду. Точно. Я должен… выйти в открытое море.
– Именно, друг мой.
Джек опустил взгляд в стакан с виски и нашел в нем идею. Идеальную идею. По крайней мере, так показалось в тот момент.
– Что тебе приснилось? Почему ты выкрикнула, что уходишь? Звучала ты очень категорично, – спросила Бридж после того, как погасила прикроватный свет.
Мэри застонала и зарылась головой в подушку.
– Я сказала Джеку, что подаю заявление об увольнении.
– Ну, это было очевидно.
– Правда? – Ужас Мэри нахлынул с новой силой.
– Конечно, но я просто знаю, что творится у тебя в голове, – ответила Бридж. – Так почему же тебе приснилось, как ты говоришь Джеку, что подаешь заявление об увольнении, – вот в чем главный вопрос.
– Потому что… это то, что я действительно собираюсь сделать, – сказала Мэри. Возможно, она была уже далеко не навеселе, но в этом вопросе все было ясно. – Я потеряю всякое самоуважение, если останусь. Было бы гораздо легче, если бы я могла изгнать его отсюда, – она похлопала себя по груди, – но я не могу. Я пробовала, и это жалкое зрелище. Я грущу, когда появляется одна из его длинноногих подружек, и радуюсь, когда офисные сплетники сообщают, что она покинула сцену. Я не хочу больше. Я ухожу.
– Это правильное решение. Приходи и работай на меня. Сколько бы он тебе ни платил, я с лихвой это компенсирую, – сказала Бридж. Возможно, она была чересчур пьяна, но она говорила серьезно.
Мэри глубоко вздохнула.
– Да, я принимаю твое предложение.
Бридж кивнула, улыбнулась.
– Я так рада, Мэри.
– Мне стало больно находиться рядом с ним.
– Тогда действительно пора уходить, – сказала Бридж.
– Робин, ты не спишь? – спросил Чарли тихим голосом.
– Нет, я спал полчаса, – последовал усталый ответ.
– Я придумал, что ты подаришь Джеку и Люку. Я собираюсь записать свои инструкции и положить их в чемодан.
– Будто у меня без этого будет недостаточно дел, – простонал Робин. – Все, что ты делал на протяжении тридцати лет, это гавкал свои инструкции. Робин, отвези меня сюда; Робин, договорись с «Секьюрикор»[77] о доставке ожерелья леди Бла-бла; Робин, закажи нам два билета в Вегас.
– Ты бы хотел, чтобы все было по-другому? – мягко спросил Чарли.
– Нет. А теперь поспи немного, – сказал Робин и снова погрузился в сон, из которого его выдернули.
Глава 28
Второй день Рождества
Рождество – праздник настолько сильный, что требует после себя еще один, Второй День Рождества, который следует сразу после него
– Снег перестал идти… ой, подожди, нет, не перестал, но выглядит все еще неплохо.
Робин стоял у окна, отодвинув занавеску, и смотрел на улицу.
– Сомневаюсь, что Авмор в свои лучшие времена смог бы предоставить нам столько снега. Будет интересно…
Его голос прервался, когда он обернулся к Чарли и заметил, что тот не шевелится.
– Чарли?
Чарли лежал на спине, на его губах застыла слабая улыбка.
Неподвижно. Чарли никогда так не спал.
– Чарли?
Ничего.
Робин подкрался к кровати, его сердцебиение учащалось с каждым шагом.
– Чарли, проснись!
Робин грубо встряхнул его за плечи, и веки Чарли открылись.
– Что? В чем дело?
Робин сел на кровати, его позвоночник будто отказал.
– Слава богу, я думал, что ты удрал.
Чарли снова закрыл глаза.
– Неужели так плохо, если я уйду во сне?
– Да. Я не готов к тому, что ты уйдешь.
– Если ты думаешь, что я бы ушел и пропустил этот чудесный завтрак во второй рождественский день, то ты меня совсем не знаешь.
– Знаю я тебя, старый тупой ублюдок.
– Я планировал умереть на горнолыжном склоне в Авморе во время слалома на черной трассе.
Робин позволил себе улыбнуться.
– Мне следовало знать, что ты не пропустишь ни единого приема пищи. Я почти жду, что ты придешь на фуршет на своих поминках.
– Если ты пообещаешь поставить спаржу с кремом, я буду там в два счета. И я хочу много мясных пирогов. Добавь это в свои записи.
– Будут сосиски в тесте от Грегга – и больше ничего.
– О, я обожаю сосиски от Грегга, – сказал Чарли, зажмурившись от удовольствия.
Робин уставился на него с открытым ртом.
– Когда это ты ел сосиски от Грегга?
– Дотти приносит мне по секрету каждый вторник утром, когда ты моешь машину.
У Робина отвисла челюсть.
– Да неужели? – сказал он наконец. – Я поговорю с ней, когда мы вернемся домой.
Чарли потянулся.
– Эта кровать такая удобная, Робин, я не спал так хорошо уже несколько месяцев.
Никто из них не спал хорошо уже несколько месяцев, это точно. Сон Чарли нарушали тупые боли, сон Робина – кошмары. Еще хуже Чарли отдыхал только во время ночного пребывания в больнице, какой бы роскошной ни была отдельная палата. Чарли решил положить конец всему этому; он сказал, что не собирается больше ночевать вдали от дома, если не считать отеля в Авморе. Когда они вернутся после этой поездки, их спальня станет больше похожа на больничную. Приедет команда паллиативной помощи, чтобы оценить состояние Чарли и назначить режим. Ежедневные визиты, два раза в день, три раза в день… чаще.
Чарли с легкостью спустил ноги с кровати. Он встал, затем наклонился и десять раз коснулся пальцев ног. Он не мог сделать этого уже несколько недель. Робин поаплодировал ему.
– Очень хорошо, Ольга Корбут[78]. Я думал, ты будешь хуже выглядеть сегодня утром. Держу пари, у Джека голова идет кругом. Он был пьян как сапожник.
– Напротив. Чувствую себя так, будто могу пробежать марафон, – заявил Чарли. – Думаю, после душа я буду чувствовать себя еще лучше.
– Рад за тебя, – отозвался Робин и потер свое плечо.
Чарли приблизился к нему и помассировал его ноющие кости. Первый хруст, как называл этот массаж Робин.
– М-м-м, так лучше, – восторженно сказал Робин. – У тебя такие волшебные прикосновения.
– Я знаю. У меня много талантов. Сегодня я собираюсь поговорить с Бридж, Энни, – поделился Чарли.
– О, и почему же?
– Потому что я могу распознать подделку, когда вижу ее, вот почему, – ответил Чарли.
– Завтрак через пять минут, народ, – услышали все голос Люка, поднимающегося по лестнице.
– Я не уверена, что осмелюсь спуститься, – сказала Мэри.
В ее голове пронеслось воспоминание о том, как она стояла на улице и пела колядки с Джеком, глядя на него с выражением «поцелуй меня» на лице, которое он полностью проигнорировал. Разум исказил картинку, и сейчас ей казалось, будто она несколько минут стояла с вытянутыми губами. Даже если воспоминания обманывали ее, определенно в тот момент повисла долгая секунда, когда между ними возник электрический разряд, но не произошло абсолютно ничего. Сколько еще она могла выставлять себя дурой? Ведь, как она сказала Бридж прошлой ночью, сейчас ей было больно. Может, она и приняла решение уйти из «Баттерли» и работать на Бридж вчера, после всего выпитого, но даже с