Короче говоря, ему не просто не хватало Мэри, а он действительно скучал по Мэри.
Глава 37
Люк вошел в дом и застал Кармен на кухне, срезающую бирки с детской одежды.
– Знаю, знаю, не стоило покупать до рождения ребенка, – сказала она. – Но я не удержалась. Посмотри. – Она протянула крошечный белый кардиган с уточками вместо пуговиц. – Так мило! Я не могу дождаться. – Она прижала руку к животу и обратилась к растущему бугорку. – Ты слушаешь, малыш? Мама купила для тебя одежду.
Люк поцеловал ее. Ему нравилось все в этой женщине: ее акцент, ее запах, ее взгляд и ощущение ее рядом. Он не мог дождаться, когда женится на ней. Теперь, когда развод наконец состоялся, они могли строить планы. Так странно, насколько духовно легче он себя чувствовал, когда не было больше напряжения, играющего как постоянный раздражающий трек на заднем фоне.
– О, Люк, тебе принесли почту. Она пришла сегодня утром.
Кармен протянула ему небольшую посылку, завернутую в коричневую бумагу. Адрес был написан от руки изящным почерком. Внутри лежала черная коробка с дизайнерским логотипом – головой Медузы.
– «Версаче»?[97] – удивилась Кармен, кладя подбородок ему на плечо. – Кто присылает тебе дорогие подарки?
Внутри коробки лежала записка, а под ней – элегантный черный бумажник с золотой головой Медузы в правом нижнем углу.
Мой дорогой Люк
Я надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии.
У меня плохие новости. Боюсь, мой замечательный Чарли печально почил вскоре после того, как мы помахали тебе на прощание. Он ушел быстро и спокойно, и со временем мне станет от этого легче, я уверен, но не сейчас. Его похороны состоятся в церкви Таквитта в 11 утра 25 января, дресс-код: черный и элегантный. Пожалуйста, приходи, давайте в последний раз станем шестеркой из Фигги Холлоу.
Чарли попросил меня прислать тебе этот бумажник. Он купил его, но никогда им не пользовался. Он всегда говорил, что хочет подарить его кому-нибудь, кому он подойдет больше, чем ему. Логотип Медузы очень интересен. Она обладала даром заставлять людей влюбляться в нее, и для них почти не было возможности разлюбить ее снова. Ты такой же притягательный, как и она, так сказал Чарли. Мы оба очень полюбили тебя за то короткое время, что провели вместе.
Пожалуйста, приходи 25-го – поздороваться со мной и попрощаться с Чарли.
С наилучшими пожеланиями,
Робин хх
– О нет, – сказал Люк, с сожалением покачав головой. – Это очень-очень печально. Чарли умер.
– Ах, мне так жаль, Люк. Ты, конечно, пойдешь на похороны, – ответила Кармен.
– Я бы ни за что их не пропустил, – произнес Люк.
Глава 38
25 января
Погода отличалась от той, что была месяц назад. После самого холодного за многие годы декабря в Англии стоял самый мягкий январь. Солнце ярко сияло в небе с нового года, чем обмануло луковицы подснежников, гиацинтов и крокусов – и они пораньше вылезли из почвы. На деревьях прорастали листья, формировались цветочные почки; трава стала зеленее после такого обильного увлажнения. День похорон Чарли походил на весну, а не на середину зимы. И становилось только теплее.
Бридж и Мэри вошли в маленькую церковь. По крайней мере, снаружи она выглядела маленькой, но ее размер был обманчивым, поскольку она оказалась непропорционально длинной. «У невесты на каблуках к тому времени, как она доберется до алтаря, будут бурситы размером с грецкий орех», – подумала Бридж. Дресс-код был строго соблюден: все пришли в черном: мужчины – в костюмах, многие женщины – в шляпах и вуалях. Они проскользнули на места сзади в левом ряду. Передние скамьи по обе стороны были уже заняты. Отовсюду, где только стояли цветы – розы и рождественская листва, огромные алые головки пуансеттий, кричащие из зарослей остролиста и плюща, – до них доносился пьянящий аромат лилий «Старгейзер». Органист играл церковную музыку, что-то среднее между заунывным песнопением и одним из менее веселых гимнов. В воздухе витала атмосфера почтительной торжественности, но легко было заметить: люди пришли сюда скорее по любви, нежели из долга.
Мэри огляделась в поисках знакомого лица, определенного знакомого лица. Придет ли он? Она чувствовала себя совсем не так, как в шестнадцать лет, когда болталась у входа на школьную дискотеку в надежде, что появится капитан футбольной команды Джок Бриггс. Затем он появился, и в ее сердце будто влили кувшин радости. Оно опустело, когда через час она обнаружила его целующимся с «той самой» школьной девочкой. Тогда-то ей следовало усвоить, что нужно держаться подальше от любого мальчика, чье имя было вариацией имени Джек, – ничем хорошим это не кончится.
Бридж прочитала распорядок службы, который им вручили, когда они вошли. На лицевой стороне красовались надпись «Чествование жизни Чарльза Дэвида Рубена Глейзера» и фотография, на которой он был похож на портрет ван Дейка[98] со своими длинными густыми волосами, усами и острой бородкой. Он сидел за столом в саду, держа в руке бокал шампанского. Перед ним лежал огромный кусок торта, а сам он каждой частичкой себя источал жизнелюбие. Он улыбался, и Бридж представила, как за камерой Робин говорит ему, что торт предназначен только для фотосъемки и он не должен его есть. На обратной стороне было черно-белое изображение гораздо более молодого Чарли в смокинге, красивого и немного вампирического с его длинными темными локонами и фирменной уложенной бородкой, стоящего в полный рост между пухлой улыбающейся женщиной в шубе и старой леди с палочкой, обе они были усыпаны бриллиантами, а позади них возвышался фасад лондонского «Палладиума».
– Его мама и бабушка, – сказала Мэри, глядя на ту же фотографию. – Должно быть, для них это был замечательный вечер.
Бридж огляделась в поисках Люка или Джека и толкнула Мэри локтем.
– Вон Люк, – произнесла она церковным шепотом.
Она помахала ему рукой, он помахал в ответ, но его оттеснили в правую сторону служители церкви. Он показал жестами, что увидится с ними позже. И он был один. Бридж не ожидала увидеть Кармен, но он мог появиться вместе с Джеком. Бридж искренне считала, что эти двое спелись.
Людей стало прибывать все больше, будто автобус высаживал своих пассажиров прямо в церковь. На мгновение Мэри показалось, что она увидела среди них Джека, и сердце отозвалось толчком в груди, как у скаковой лошади, пытающейся выломать дверь конюшни, но это был не он. Она уже надеялась забыть его, ведь ее новая прекрасная жизнь только начиналась, но это было не так. Ей вдруг стало интересно, понравился ли ему рождественский подарок, который она купила, думал ли он о ней, когда открывал его.
– Встаньте, пожалуйста, – раздался сзади громкий мужской голос.
Пока они стояли, из динамиков, расположенных по всей церкви, звучало знакомое вступление к песне «Хотел бы я, чтобы Рождество было каждый день». Женщина в ряду перед ними повернулась к своему партнеру, сморщив лицо в недоумении от такого выбора мелодии. Бридж и Мэри улыбнулись, они были членами эксклюзивного клуба, которые знали, почему выбрали именно эту песню. Шестеркой из Фигги Холлоу.
Носильщики несли гроб в корзине, усыпанный остролистом, омелой, белыми розами и пуансеттиями. За ними шел викарий в рясе, следом – серьезный худой Робин в черном костюме, длинном пальто, с белой йоркширской розой в петлице. Он выглядел отчаянно грустным и одиноким, и Мэри и Бридж тяжело сглотнули при виде него.
Викарий поднялся на кафедру и попросил прихожан сесть.
– Добро пожаловать, друзья. Я отец Дерек, и мы собрались здесь, чтобы попрощаться с нашим дорогим Чарли, – начал он, откашлявшись. – Мужем Робина, дядей Рубена и Розы. Он был бы тронут тем, что так много людей приехало сегодня из таких далеких мест, как Австралия, Испания, Калифорния, Йоркшир, Дербишир, Манчестер, и, конечно, из Лондона.
Очевидно, что викарий хорошо знал его. В его голосе звучали эмоции человека, лично знакомого с Чарли.
– В этой же церкви Чарли обвенчался с Робином три года назад. Наша первая гей-свадьба. Счастливое и историческое событие в Таквитте. Мне кажется, я никогда в жизни не видел столько пустых бутылок из-под шампанского.
Легкий смех прокатился по церкви.
– Робин и Чарли были вместе в течение тридцати двух лет. И нет никого более подходящего, более правильного, более способного произнести надгробную речь, чем Робин.
Викарий отошел в сторону и позволил Робину занять свое место. Робин вдохнул, успокоился, ухватился за края кафедры, чтобы устоять.
– Это клише, но Чарли был моей опорой, – начал он, его голос дрогнул.
У Бридж возникло внезапное желание перепрыгнуть через головы всех присутствующих, чтобы взять его за руку.
– Он родился в эпоху нетерпимости, в жестком мире, он стал мудрым во времена больших трудностей и предрассудков, потому что он был геем, но ему повезло, потому что он был воспитан в любви двух удивительных женщин, его бабушки Джесси и его матери Элизабет.
Он родился в Йоркшире, но, когда его отец Дэвид умер, Элизабет вернулась домой и стала жить в восточной части Лондона. Когда Чарли было двенадцать лет, родилась его младшая сестра, Мим, и он был ей любящим братом всю жизнь, пока она, к сожалению, не умерла десять лет назад. Чарли было всего тринадцать, когда он ушел из школы, чтобы работать у ювелира, который пережил ужасные вещи во время войны, но, по словам Чарли, этот человек был самым добрым из всех, кого он когда-либо встречал. Он заменил Чарли отца, научил его не только ремеслу, но и жизни. Чарли всегда говорил, что если кто-то смог пережить такой ад, то он мог пережить все.
Далее Робин произнес большую, но все же недостаточно длинную речь, посвященную Чарли. Смех, который он вызывал во время выступления, придавал ему силы, необходимые для того, чтобы продолжать. Забавный, трогательный, грустный, местами тяжелый, Чарли Глейзер предстал как лучшее произведение человечества. Упоминаний о его уровне холестерина было тоже довольно много.