– И на случай, если вы удивлены моим выбором приветственной песни – ну, вообще-то, ее выбрал Чарли, потому что он, как вы могли догадаться, спланировал свои похороны до мелочей, – то это потому, что он любил Рождество и, если бы у него была возможность, он бы проживал каждый день так, будто это и в самом деле Рождество. Он знал, что это его последнее Рожтество, и так хотел, чтобы в нем было полно снега, – сказал Робин, его голос дрогнул.
Он застыл на несколько мгновений, возвращая себе контроль.
– Я забронировал пятизвездочный отель в Авморе, со всеми возможными удобствами, но в итоге нам пришлось укрыться в старой гостинице на йоркширских болотах. Нас было шестеро, и мы просидели там четыре дня. Я был вне себя от ярости. Представьте себе, когда вы знаете, что это будет последнее Рождество, которое вы проведете вместе, а в Шотландии вас ожидают шампанское и канапе… – Он сделал длинную паузу и улыбнулся. – Но мы не могли пожелать более веселого Рождества. Мы не могли пожелать более богатой компании, более добрых людей, лучшего веселья и пиршества, чем у нас было. Мы ехали в Авмор, и Чарли изо всех сил старался скрыть от меня свою боль, и все же он провел второй день Рождества, лежа на снегу и хлопая конечностями, делая ангелов, сооружая снеговика и играя в снежки. Рождественское волшебство – каким оно и должно быть. Он слишком много ел, он определенно слишком много пил… Он прожил эти последние дни на полную катушку. Он умер здоровее, чем жил последний год.
Сладкая волна смеха прокатилась по церкви, захватив всех.
– В то последнее утро Чарли сказал мне, что открыл для себя смысл жизни, смысл всего этого.
Он оставил драматическую паузу, прежде чем просветить всех.
– Он сказал, что его нет.
Снова смех. От людей, которые знали Чарли достаточно хорошо, чтобы поверить словам Робина.
– Чарли говорил, что смысл жизни в том, чтобы жить здесь и сейчас, присутствовать в моменте. Смотреть концерт глазами, а не пытаться снять его на телефон; жить в реальном, а не виртуальном мире, выжимать сок из каждой секунды, наслаждаться этим путешествием, сколько бы оно ни длилось. Чарли рисковал и рисковал; иногда он терпел неудачу, иногда добивался успеха, и успехи с лихвой компенсировали неудачи. Он всегда говорил, что корабли никогда не строились для гаваней, их создавали для приключений и исследований. Никогда не выходить в открытое море – значит спастись от штормов, но и никогда не найти прекрасных тропических островов, белых песков и голубых лагун.
Чарли мог находиться недолго в чьей-либо жизни, но при этом оказать на нее влияние. В церкви есть люди, которые знали его только последние несколько дней, но какие это были дни! Мы пробыли вместе недолго, но Чарли понимал настоящую цену этих людей. Он видел всех, словно бриллианты. Одни – ограненные и совершенные, другим нужно придать форму и отполировать их, третьи – кубический цирконий. Он не беспокоился о них, он мог распознать подделку за километр. Он был мастером ювелирных изделий и людей.
Я просто хочу сказать спасибо за вашу дружбу и любовь. Спасибо за вашу доброту к Чарли. И если вы были с ним в те последние дни, я знаю, что Чарли хотел бы поблагодарить вас за холестерин.
– Холестерин! – рявкнул кто-то. Один из их друзей, который, похоже, прекрасно понимал, о чем речь.
– Чарли сказал, что постарается присутствовать на похоронах, – продолжил Робин. – Он сказал, что не прилетит в виде бабочки или малиновки. Мы обсуждали банановые шкурки и вишни, но он сказал, что предпочел бы вернуться в виде шальной погоды. Так что, если этот солнечный свет уступит место вихрю, вините его, а не синоптиков за неудачный прогноз.
Конец речи Робина был встречен тишиной, а затем неуверенными хлопками, люди словно сомневались, принято ли это в церкви. Бридж поддержала его, следом за ней – Мэри, и так до тех пор, пока не зааплодировали все, не только Робину, но и человеку, который вдохновил его: их любимому Чарли Глейзеру.
Все хором пели «Мы встретимся снова» вместе с Верой Линн, колыхаясь, словно пшеничное поле, подхваченное сильным ветром, в то время как на стену спроецировали снимки. Вот улыбающийся мальчик Чарли, вот улыбающийся мужчина; улыбка была общим знаменателем. Фотографии Чарли со звездами кино, в смокингах и пиджаках, с золотыми волнистыми попугайчиками на сахарном пляже. Фотографии, на которых он обнимает семью и друзей, обнимает дельфина, обнимает своего нового мужа под взрывами конфетти, и, наконец, последняя фотография, на которой он запечатлен в центре шестерки Фигги Холлоу, его лицо сияет в свете камина, он держит горячий шоколад в стиле Чарли: «Черный лес» с вишней.
Викарий снова занял трибуну, чтобы прочитать стихотворение, которое написал Робин: короткое, смешное, но ласковое. В нем не было упоминания о том, как он стоял у его могилы и плакал на ней. А в конце службы от имени семьи он пригласил всех вернуться в поместье отеля Таквитта, чтобы поговорить, предаться воспоминаниям, выпить шампанского и поесть пирожков с мясом, все-таки Чарли настоял на том, чтобы их было много. Чарли вынесли из церкви в ожидающую машину, направляющуюся в крематорий, под аккомпанемент впечатляющей «Палладио» Карла Дженкинса[99], его самого известного произведения с альбома «Бриллиантовая музыка». Робин последовал за провожающими, его лицо было мокрым от слез, глаза смотрели прямо перед собой. Сегодняшний день пройдет для него как в тумане, Мэри знала это, и она надеялась, что друзья позже скажут ему, что он был бастионом достоинства и Чарли бы им гордился, как люди говорили ей после похорон ее отца.
У дверей церкви был затор, поэтому Бридж и Мэри остались сидеть и ждать, пока толпа поредеет. Через строй выходящих прорвался Люк и подскочил к ним. Последний и единственный раз Бридж видела его в костюме на их свадьбе. Этот ансамбль был совсем другим: черный, сшитый на заказ, с поясом, шелковым галстуком, белоснежной рубашкой с золотой булавкой на воротнике, туфлями из лакированной кожи.
– Здравствуйте, дамы, – сказал он, обнимая Бридж, а затем повернулся к Мэри, еще раз удивленно оглядев ее, прежде чем заключить в объятия.
Неужели это нарядное и элегантное создание перед ним действительно было той девушкой, которая бросала в него снежки всего месяц назад? Она коротко постриглась и уложила волосы в прическу; намек на теплые карамельные блики подчеркивал ее сине-зеленые глаза.
– Как вы? – спросил он.
– Хорошо, очень хорошо, – ответила Бридж. – Как Кармен? Все в порядке?
– Да, мы в порядке и здоровы.
– Вы уже знаете, мальчик это или девочка?
– Нет, и мы не хотим. Мы будем ждать.
– Надеюсь, вы дадите мне знать. Я бы хотела послать ребенку что-нибудь, – сказала Бридж.
Она зафиксировала стоп-кадр этой секунды: разговор с бывшим, с которым она так долго вела войну, о его будущей жене и ребенке. Однако сейчас он переместился в другую часть ее сердца, отведенную под их общую историю.
Люк поднял ее левую руку, на которой уже не было кольца.
– О, Бридж, скажи мне, что все в порядке. – Он звучал искренне расстроенным.
– Ах, ничего не вышло. Мы оба сомневались. Но все в порядке, я теперь куда лучше умею заканчивать дела полюбовно.
Люк улыбнулся.
– Не торопись, Бридж. Найди того, кто заслуживает тебя. Я серьезно.
Выражение его лица подтвердило его слова.
– Я найду.
– Говоря это, тебе следует взглянуть на племянника Чарли Рубена, – продолжил он. – Он сидел в первом ряду. Так вот, говоря о норвежском боге, ты…
– Я думаю, что не буду торопиться, спасибо, – сказала Бридж.
– Давайте тогда поедем в отель, – предложил Люк. – Я могу вас подвезти? Вы видели Джека?
– Я как раз собиралась спросить тебя о том же, – ответила Бридж. – И спасибо, но у меня есть машина.
– Не думаю, что он пришел, – сказала Мэри, пожав плечами. – Мы бы его заметили.
– Он сказал, что будет, – уточнил Люк.
Они разговаривали по телефону всего несколько дней назад, договорились встретиться и поесть веганских булочек в начале февраля. Джек сказал, что, конечно же, придет на похороны.
Мэри надеялась, что Джеку помешали появиться вовремя. Он наверняка знал, насколько важно для Робина увидеть его здесь. Если он не придет, то Мэри окончательно захлопнет свое сердце для Джека Баттерли за неуважение и навсегда запрет его снаружи.
«Я думала, ты уже сделала это», – произнес голос в ее голове.
Глава 39
Поместье Таквитта было старым, рассыпающимся, но великолепным, с каменными стенами, покрытыми плющом, которые пытались заглянуть во множество маленьких многостворчатых окошек. Оно стояло в конце засаженной деревьями дороги, по обеим сторонам ее простирались пышные зеленые поля, на них пировали в траве лошади, наслаждаясь тем, как на их спины падает январское теплое солнце.
Парковка была переполнена. Бридж медленно нарезала круги в поисках свободного места, а Мэри сидела рядом, пытаясь отыскать глазами изумрудно-зеленоый мазерати. Затем она увидела Люка, который безумно размахивал руками, указывая на освободившийся участок, он словно пытался направить самолет на взлетную полосу.
Внутри поместье было таким же причудливым, как и снаружи. В фойе большую часть пространства занимала красивая широкая деревянная лестница, ведущая в комнаты, несомненно, такие же прелестные, как и все остальное, решила Мэри. Она хотела бы зарабатывать столько, чтобы останавливаться в таких отелях по выходным. Она собиралась приложить все усилия и в один прекрасный день позволить себе это. Иногда они с Бридж подолгу разговаривали по ночам о самых разных вещах. Мэри вдохновляло то, как Бридж шла к успеху, рассказывала о своих первых неблагополучных годах, о временах, когда была настолько бедна, что общая банка помидоров казалась праздником. Дешевая банка помидоров, которую она нашла в своем чулке в рождественское утро, стояла на хромированной подставке в ее офисе и выглядела не иначе как бесценное произведение искусства Энди Уорхола