— Я смогу, — твёрдо сказал он.
— Сможешь, — подтвердила пикси.
Мальчик закрыл глаза и пожелал. Сперва ничего не изменилось — он всё так же висел в воздухе. Потом его окутало тепло, и желудок странно перекувырнулся, словно Николас куда-то падал — или взлетал.
Сердце мальчика отчаянно заколотилось, и когда он наконец открыл глаза, то увидел лишь темноту. Он был внутри печной трубы.
Николас слышал голос матери: «Мальчик мой! Мой милый рождественский мальчик!»
— Я буду похож на тебя, мама! Я сделаю людей счастливыми!
Дымоход изгибался и расширялся, подстраиваясь под Николаса, который со свистом нёсся вперед. Оставшаяся в камере Пикси Правды кричала ему вслед:
— Вот! Я же говорила!
В следующий миг в лицо Николасу пахну́л холодный воздух, и он вылетел из трубы, чтобы приземлиться прямо на покатую крышу.
Глава 20
Посадка вышла не то чтобы очень мягкой, но Николас даже не поморщился. На востоке вставало солнце, расцвечивая небо розовыми и оранжевыми мазками. Наступал канун Рождества. Эльфхельм с высоты казался крохотным и безобидным, словно игрушечная деревня.
Николас попробовал оторваться от черепичной крыши, но ничего не вышло. Возможно, он был слишком напуган, чтобы лететь дальше. Один стражник высунулся из окошка башни и прокричал эльфу, который стоял у её подножия:
— На помощь! Человеческий мальчик сбежал!
— Он на крыше! — отозвался эльф внизу. Присмотревшись, Николас узнал Матушку Ри-Ри — эльфиху с косами, что сидела напротив него за праздничным столом.
Мальчик судорожно оглядел деревню и увидел оленей на лугу. Среди прочих он заметил Блитцена — тот щипал траву на берегу замёрзшего озера.
— Блитцен! — что есть мочи завопил Николас, не заботясь о том, что перебудит всю деревню. — Блитцен! Сюда! Это я, Николас!
На его крик из Главного зала высыпала сотня стражников в чёрных туниках. С такой высоты эльфы напоминали муравьёв на снегу. Отец Водоль раздавал приказы прямо из окна комнаты Совета. Николас знал, что, несмотря на скромные размеры, бегают эльфы очень быстро. Значит, времени у него в обрез. Он снова набрал полную грудь воздуха.
— Блитцен!
Кажется, Блитцен оторвался от завтрака и посмотрел в сторону башни.
— Блитцен! На помощь! Помоги мне! Ты умеешь летать, Блитцен! Умеешь летать! Магия, которая спасла нас, поможет тебе взлететь! Ты. Умеешь. Летать!
Бесполезно. Мучительно было смотреть на мир, раскинувшийся внизу, на гору, которая темнела вдали, — и знать, что всё это недостижимо. Николаса захлестнуло отчаяние. Даже если Блитцен его понял — и даже если волшебство эльфов наделило оленя способностью летать — вряд ли у него что-то получится, раз он не верит в магию (и не представляет, что это такое).
Николас увидел, как с десяток стражников бегут на луг и взбираются на оленей. Один за другим они впечатывали каблуки в покрытые шерстью бока и направляли рогатых скакунов в сторону башни. В следующий миг олени помчались по воздуху прямо к Николасу.
— Блитцен! — в отчаянии позвал мальчик, хоть уже и не видел своего друга. Куда он подевался?
Стражники на оленях летели к башне, скользя по небу смутными тенями. Николас чувствовал, что к нему приближается нечто тёмное. Словно туча, застилающая солнце, пробралась к нему в голову — и прямо в мысли. Чужая воля толкала мальчика к краю крыши. Наконец из снежной пелены вырвался сам Отец Водоль, чей олень летел впереди всех, чёрная борода сверкала изморозью, а лицо было красным от гнева. В руках он держал топор, который Николас тут же узнал. Длинная тёмная рукоять и начищенное до блеска лезвие.
— Твой любимый отец оставил это нам! — прокричал Отец Водоль, швыряя топор в Николаса, и тот лишь чудом уклонился от удара.
Топор описал дугу и вернулся точно в руку к Отцу Водолю. Гроза — олениха, на которой он летел, — очертила круг возле башни.
— Убирайтесь! — крикнул Николас. — Вам меня не одолеть!
Он закрыл глаза — тепло и свет оттолкнули тёмное облако, — и почувствовал, как снова взмывает ввысь. На миг ему показалось, что это снег начал падать быстрее, но нет. Моргнув, мальчик огляделся и увидел Водоля. В ту же секунду он рухнул обратно на крышу, отчего несколько черепиц откололись и заскользили вниз, чтобы, кувыркаясь, полететь к земле. Николас заскользил вслед за ними и в конце концов повис на краю. Он бросил взгляд на дорогу, ведущую к башне, где собралась толпа крохотных эльфов. Они неотрывно следили за тем, что творится вверху.
— Поймать сына Джоэла Дровосека! — прокричала эльфийская девчушка по имени Снежинка, чьи волосы были белее снега.
— Убить сына Джоэла Дровосека! — поддакнул ей эльф по имени Корнишон. Он наблюдал за погоней через самодельный телескоп. Казалось, эльф и сам удивился своей злости. — Раздробить ему кости и напечь из них имбирных пряников! Никаких чужаков!
— Никаких чужаков! — вскричала Снежинка.
— Никаких чужаков! — взревела толпа.
— Ни-ка-ких чу-жа-ков! Ни-ка-ких чу-жа-ков! — скандировали эльфы.
Впрочем, стоит отдать им должное: не все присоединились к общему помешательству. Единственный голос разума звонким бубенцом пробился сквозь буран прямо к Николасу.
— Оставьте его в покое! — этот голос музыкой звучал в ушах мальчика, наполняя его надеждой и гоня одиночество прочь. Теперь он знал, что там, внизу, переживает за него Малышка Нуш.
— Оставьте его! Мы эльфы! — присоединился к внучке Отец Топо. — Куда подевалась наша доброта? Ну давайте же вспомним, кто мы! Мы не такие!
Руки и плечи Николаса горели огнём, когда он затаскивал себя на ледяной скат крыши. Он забрался как раз вовремя, чтобы увидеть, как самый крупный олень устремился к нему, обгоняя других. Глаза оленя пылали той непоколебимой решимостью, что недавно помогла ему покорить гору.
— Блитцен!
Теперь Отец Водоль тоже его заметил.
— Огонь! — вскричал он.
Один из стражников опустился на колено и укрепил в снегу искусно сделанный длинный лук (который применительно к эльфам следовало бы именовать коротким). Оттянув зубами тетиву, он выхватил стрелу из колчана, прицелился и выстрелил. Та прочертила в воздухе тёмную линию и свистнула у Николаса прямо возле уха. Отец Водоль раздосадованно взревел и швырнул топор в Блитцена. Олень ловко нырнул вниз — и в следующий миг метнулся в сторону, чтобы уклониться от ещё одной стрелы. К счастью, та промчалась мимо, задев лишь кончик его рогов. А Николас пустился бежать по скату, не сводя глаз с Блитцена и отчаянно надеясь. Когда крыша кончилась и под ногами остался лишь воздух, мальчик зажмурился и понадеялся ещё сильнее. И его надежда была услышана — он приземлился точно на спину Блитцена.
— Остановите их! — завопил Отец Водоль.
— Скорей, скорей, скорей! — кричал Николас, подгоняя оленя, который и так рассекал воздух с головокружительной скоростью. — На юг, к горе!
И они полетели, уклоняясь от летящих топоров и свистящих стрел, а незамутнённая надежда и несокрушимая уверенность вели их в сторону рассвета.
Глава 21
Подгоняемые порывами ветра, они летели над снежными лесами и ледяными озёрами. Казалось, в мире не осталось других цветов, кроме белого и серебристого. Нигде не было и признака человеческой жизни — или грядущего Рождества. С высоты земля выглядела плоской и неподвижной, будто карта. Они мчались с удивительной скоростью: путь, который они прежде проделали бы за день, теперь занял у них всего несколько минут. Холодный ветер крепчал, но Николас едва ли обращал на него внимание. С тех пор как Отец Топо зачаровал мальчика, он и в самом деле перестал мёрзнуть. Хотя нет, всё было немного не так. Николас знал, что ему холодно, но холод больше его не беспокоил.
От неожиданно обретённой свободы и надежды на то, что отец жив, у мальчика будто гора с плеч свалилась. Он ощущал невероятную легкость. Мысль о том, что теперь он может творить волшебство, наполнила его таким восторгом, что прямо между небом и землёй, в полумиле над озером, Николас засмеялся, как не смеялся никогда в жизни. Смех шёл из глубины его живота и больше походил на «хо-хо-хо!», чем на привычное «ха-ха-ха».
Именно так когда-то смеялась его мама.
Николас наклонился и обнял Блитцена за шею.
— Ты настоящий друг! — сказал он. — И мне жаль, что тебе отстрелили кусок рога.
Блитцен мотнул головой, словно говоря: «Да пустяки!», — и припустил вперёд.
Они летели строго на юг, стараясь не отклоняться от единственной дороги — дороги, которая вела домой. Николас подумал, что отец, быть может, уже вернулся и снова рубит деревья в лесу, удивляясь, куда же пропал его сын.
В середине утра вокруг них сгустился серый туман, и Николаса одолели сомнения. А вдруг отец и в самом деле похитил Малыша Кипа? Он с негодованием отверг эту мысль. Нет, его дорогой отец никогда бы так не поступил. Это просто невозможно. Или возможно?
С тяжёлым сердцем Николас признал, что у него осталось незавершённое дело на Крайнем Севере. Прежде чем вернуться, он должен найти Малыша Кипа. Должен узнать правду и доказать эльфам, что его отец — хороший человек.
Николас убеждал себя, что случившемуся есть простое объяснение. Возможно, Малыш Кип сбежал из дома — совсем как он. Значит, ему просто нужно найти эльфёнка, отвести его в деревню, и все недоразумения разрешатся сами собой.
Тем временем они улетали всё дальше и дальше от Эльфхельма. Блитцен снижался к заиндевевшим еловым верхушкам, скользил над укрытыми белым пологом лугами и бескрайними равнинами. Николас тщетно выглядывал внизу Малыша Кипа.
От городов они старались держаться подальше: Николас не знал, как там воспримут мальчика, летящего верхом на олене. Впрочем, даже так им изредка попадались люди. И Блитцен каждый раз бурно радовался встрече.
Видите ли, какое дело: у Блитцена обнаружилось отменное чувство юмора. Особенно уморительным ему казалось мочиться сверху на людей. Он терпел, сколько мог, а потом… орошал бедолаг, которым не повезло встретиться с летающим оленем. А те, наверное, удивлялись: «Дождь в декабре?!»