Олень вновь потянулся мордой к луне, цепляясь копытами за воздух. Он всё-таки оторвался от земли, однако радоваться было рано: мускулы под тёмно-серой шкурой бугрились от напряжения, дыхание с шумом вырывалось из широкой груди. Николас видел, что долго Блитцен не продержится. Он попытался призвать свою магию, но страх не давал ему сосредоточиться. Мысли кружились в голове, будто подхваченные бураном. У мальчика никак не получалось сформулировать желание: слова ускользали, подобно листку бумаги, который ветер рвёт из рук.
— Ты не понимаешь! — крикнул сыну Джоэл. — Дальше обрыв! Река!
Наконец до Николаса дошло. Впереди прекращался не только лес, но и земля. Там не было ничего, словно горизонт внезапно подступал совсем близко. До тёмной пропасти, на дне которой шумела река, оставалось всего несколько метров.
— Нам её не перепрыгнуть! Можно только перелететь, — не унимался Джоэл. — А сани слишком тяжёлые.
Но Николас не собирался сдаваться. Каждым нервом своего тела, каждой его клеточкой он надеялся и взывал к магии, которой наделили их с Блитценом эльфы.
— Блитцен, давай же! Ты справишься, у тебя получится! Лети!
Олень снова поднялся в воздух, но едва-едва. Он почти цеплял копытами землю. Ветви снова захлестали беглецов. Джоэл крепко ухватился за клетку, в которой подвывал от страха Малыш Кип.
— О нет! — причитал эльфёнок. — О нет, о нет, о нет, о нет!
— Я тяну вас вниз! — сказал Джоэл. — Ничего не поделаешь, придётся прыгать.
Слова отца впились в сердце Николаса, будто клыки.
— Нет, папа! Не надо!
Он обернулся и увидел на лице Джоэла выражение иной боли — боли прощания.
— Нет!
— Я люблю тебя, Николас! — прокричал отец. — И хочу, чтобы ты помнил обо мне что-то хорошее.
— Нет, папа! Всё будет…
Они были уже на самом краю обрыва — Николас почувствовал это даже раньше, чем разглядел. Блитцен резко ускорился и рванул вверх, а Джоэл полетел вниз. Николас сквозь слёзы смотрел, как отец катится по снегу, становится всё меньше, меньше — и наконец исчезает во тьме. Точно как мама, сгинувшая в темноте колодца. Весь ужас случившегося разом обрушился на Николаса. Теперь он остался совсем один.
А Блитцен, избавленный от лишнего веса, свечой взмыл в небо. Олень устремился на север, готовый на всё, чтобы доставить груз по назначению.
Глава 25
Потерять любимого человека — разве можно вообразить что-то ужаснее? Николас едва дышал от сдавившей грудь тоски. Он словно падал в пропасть без конца и края. Любимые люди делают мир надёжным и настоящим, и если они вдруг исчезают, ты уже ни в чём не можешь быть уверен. Николас знал, что больше никогда не услышит голос отца. Никогда не спрячет руку в его мозолистой ладони. Никогда не увидит красный колпак у него на голове.
От ледяного ветра слёзы замерзали у Николаса прямо на щеках. Это было самое горькое Рождество — и самый горький день рождения в его жизни. Он цеплялся за Блитцена и время от времени поглядывал назад, чтобы убедиться: сани с клеткой никуда не делись.
В какой-то момент он зарылся лицом в тёмно-серый мех и прижался щекой к тёплой оленьей спине. Где-то в глубине могучего тела билось большое сердце, и его стук словно заменял цокот копыт.
Мальчик плакал не переставая, с тех самых пор как отец спрыгнул с саней. Он не знал наверняка, погиб Джоэл при падении — или же Андерс и Тойво добрались до него раньше. В любом случае, исход был ясен: отца он больше не увидит. Холодная пустота внутри не давала надежды на чудесную встречу.
Небо медленно светлело.
— Мне жаль, — сказал тихий голос позади Николаса. — Это всё моя вина.
До сих пор Малыш Кип лепетал в основном «о нет!», и теперь Николас изрядно удивился.
— Не говори так! — крикнул он через плечо, утирая слёзы. — Ты ни в чём не виноват!
Некоторое время они летели молча.
— Спасибо, что спас меня, — снова раздался голос эльфёнка.
— Знаю, ты думаешь, что мой отец был плохим человеком. Да, с тобой он поступил нехорошо. Но в жизни своей сделал много хорошего! Он просто был слабым. Мы жили очень бедно… С людьми всё не так просто.
— С эльфами тоже, — согласился Малыш Кип.
Николас уставился на снеговые тучи, которые медленно ползли по небу. Поверить в то, что олени летают по воздуху, а мальчики могут пролезть в узкий дымоход, куда проще, чем в то, что жизнь продолжается и после гибели отца. Но Блитцен мчался вперёд, и Николас твёрдо знал, что должен вернуть Малыша Кипа домой. Потому что так будет правильно.
— Ты друг, — сказал Малыш Кип.
Они пролетели над Очень большой горой, и на этот раз Николас сразу увидел Эльфхельм: улицу Семи Извилин, Гостеприимную Башню, Главный зал, озеро и Лесистые холмы.
К тому времени как Блитцен приземлился посреди Оленьего луга, там уже собралась толпа. Николас не боялся — теперь уже ничто в мире не могло его испугать. Он потерял отца. Ничего страшнее с ним не случится. Мальчик слез с оленя и увидел, как эльфы расступаются, пропуская Отца Водоля. Чёрная борода его грозно топорщилась; он шёл, глубоко втыкая посох в снег. Но даже тогда Николас не почувствовал страха. Только пустоту.
— Итак, сын Джоэла Дровосека вернулся, — сказал Отец Водоль, вперив в мальчика недобрый взгляд.
Николас молча кивнул на деревянную клетку.
— И зачем же, позволь спросить?
— Я привёз Малыша Кипа обратно в Эльфхельм, — громко объявил Николас, чтобы все на лугу его услышали.
— Это правда, Отец Водоль! — с улыбкой подтвердил седой эльф. Отец Топо проталкивался сквозь толпу. За ним хвостиком следовала Малышка Нуш. — Николас спас Малыша Кипа! Какие чудесные вести принесло нам рождественское утро.
— Да, — сказал Отец Водоль и через силу улыбнулся Николасу. Глаза его при этом напоминали остывшие угольки. — Да, я вижу. Но теперь человек должен вернуться в башню.
Эльфы недовольно заворчали.
— Но сегодня Рождество!
— Пусть остаётся!
Отец Топо покачал головой.
— Не в этот раз, — сказал он, глядя на главу Совета.
— Хватит с нас добросердечия, — рыкнул Отец Водоль, потрясая посохом. — Отец Топо, я не желаю тебя больше слышать. Человек вернётся в башню. Я всё сказал!
Эльфы заволновались, и в Отца Водоля полетели чёрствые пряники.
Отец Топо впервые в жизни не собирался уступать. Напустив на себя решительный вид, он встал рядом с Николасом.
— Отец Водоль, вы рискуете вызвать бунт. Этот мальчик — герой!
— Герой! Герой! Герой! — подхватили эльфы.
— Неблагодарные! — взревел Отец Водоль так, что переполошил даже пикси на Лесистых холмах. — Вы что, забыли, как много я для вас сделал? Я лишил вас веселья, запретил доброжелательность, и в деревне наконец-то стало безопасно!
— Если подумать, мне нравилось быть доброжелательным, — сказал один из эльфов.
— Да и веселье не так плохо, — сказал другой.
— Я скучаю по свистопляскам!
— И я!
— И по нормальной зарплате! На три шоколадные монеты только ноги можно протянуть.
— Я снова хочу быть гостеприимным!
Жалобы росли, как снежный ком, и Отец Водоль, демократически избранный глава Эльфхельма, понял, что выбора у него нет.
— Хорошо, хорошо! — сказал он и замахал руками, утихомиривая толпу. — Прежде чем мы решим, что делать с мальчиком, давайте отведём Малыша Кипа домой.
Долину сотряс радостный вопль сотен эльфов, многие из которых пустились в незаконный свистопляс. Николас огляделся и снова заплакал, но теперь его слёзы были не такими горькими. Потому что нельзя оставаться несчастным в окружении счастливых эльфов.
Глава 26
Родителей Малыша Кипа звали Модон и Лока. Они были скромными работягами, но мастерами своего дела, и потому носили синие туники. Модон пёк пряники, а в искусных руках Локи рождались замечательные игрушки. В особенности ей удавались волчки, для которых недавно наступили тяжёлые времена, поскольку эльфам запретили с ними играть. Модон и Лока жили в маленькой деревянной хижине на краю деревни, неподалёку от Лесистых холмов. Вся мебель в доме — столы, стулья, шкафы и кровати — была пряничная (как будто от пряничных дел мастера можно ожидать иного).
Но всё это неважно. А важно то, каким счастьем озарились лица Модона и Локи, когда Николас и Отец Топо привели к ним Малыша Кипа.
— Это чудо! Настоящее чудо! — со слезами на глазах повторяла Лока. — Спасибо, спасибо вам огромное. Это лучший рождественский подарок.
— Это Николаса нужно благодарить, — сказал Отец Топо, подталкивая мальчика вперёд.
— Ох, спасибо, спасибо, спасибо, Николас! — воскликнула Лока и обняла его за колени так крепко, что чуть не уронила в сугроб. — Как же мне тебя отблагодарить? У меня есть куча игрушек. Ты любишь волчки? Погоди, сейчас принесу!
— А я напеку тебе таких пряников, каких ты в жизни не пробовал! — пообещал Модон, эльф с имбирно-рыжими волосами и имбирно-рыжей бородой. Честно говоря, он и сам напоминал имбирный пряник.
Отец Водоль хмуро наблюдал за тем, как родители Малыша Кипа благодарят человека.
— Ну всё, хватит, хватит, — заворчал он. — Этот мальчик — сбежавший заключённый, и ему пора возвращаться в тюрьму.
Небесно-синие глаза Малыша Кипа затуманились от слёз, нижняя губа задрожала.
Николас вспомнил сырую камеру под самой крышей и понял, что жизнь без отца, конечно, потеряла краски, но в тюрьме она станет совсем безрадостной. Особенно если он просидит там до конца своих дней.
— Отец Водоль, вы же сами видели, что эльфам вряд ли понравится такое решение, — твёрдо сказал Отец Топо.
— Я знаю, что лезу не в своё дело, — вмешалась Лока. — И что права голоса в Совете у меня нет. Но этот мальчик совершил героический поступок. Он спас моего сына. Он настоящий рождественский герой!
Даже Матушка Ри-Ри согласилась, что не дело отправлять Николаса обратно в тюрьму.