— Хотите услышать новую шутку?
Олени активнее зашевелили копытами, но от шуток Отца Рождество было не так просто сбежать. К тому же он не понимал намёков.
— Ну что ж… Какой лучший рождественский подарок для белого медведя? Есть идеи? Нет? СеЛЁДка! Поняли? Ну же, сеЛЁДка! Хо-хо-хо!
Отец Рождество посмотрел вниз. Сани летели над водой.
— Здравствуй, море! — прокричал он. И подавился смешком, потому что в голову ему пришла очередная шутка. — Море не отвечает. Потому что очень волнуется. Поняли? Волнуется. Потому что волны. Весело же, да?
Олени хранили молчание.
— А ещё хотите? Я много знаю. Слышали шутку про пикси, чья голова застряла у эльфа в…
Отец Рождество запнулся. Всё шло как надо. Сани летели. Олени мчались вперёд. Он чувствовал себя счастливым.
Но.
Но, но, но.
С барометром надежды творилось что-то неладное. Отец Рождество легонько постучал по нему. Потом ударил сильнее. Сомнений быть не могло — огни внутри барометра гасли.
— О нет, — прошептал Отец Рождество. — Только не это.
Теперь альтиметр показывал «НИЖЕ ОБЛАКОВ».
— Набирайте высоту! — окликнул оленей Отец Рождество. — До Лондона ещё далеко.
Они перебирали копытами изо всех сил, но это не помогало.
— Блитцен! Что случилось, тебе тяжело? Если так, подними голову вверх!
Блитцен задрал голову.
Отец Рождество схватил штуковину, которую Кип назвал телефоном, и наугад сказал в неё:
— Привет?
Из трубки тут же раздался встревоженный голос Отца Топо:
— Что такое?
— О, привет, Отец Топо. Я просто проверяю, всё ли в порядке в Эльфхельме.
Старый эльф на другом конце линии прочистил горло.
— Всё ли в порядке? Конечно. Разумеется. Всё в полном порядке. А почему ты спрашиваешь?
— У меня возникла небольшая проблема с оленями. Мы не можем набрать нужную высоту. И барометр надежды выглядит не слишком, кхм, обнадеживающе.
Отец Рождество знал: барометр чутко реагирует на то, что происходит в мире эльфов или людей. Значит, либо там, либо там случилась беда. Или же не повезло обоим мирам.
Отец Топо неуверенно откашлялся.
— Не волнуйся, Отец Рождество. Всё у нас хорошо. Занимайся своими делами.
Вдали показались огни закутанного в туман Лондона.
— Ладно, Отец Топо, нам пора, — сказал Отец Рождество, когда сани начали снижаться.
— Вы уж там поаккуратнее! — попросил его седоусый эльф.
Отец Рождество посмотрел за борт. Он и забыл, какой Лондон большой. Бесконечные залитые лунным светом дома, церкви, змеящаяся между ними Темза… Казалось, город простирается до самого горизонта. Вдруг олени словно запнулись, сани тряхнуло, и желудок Отца Рождество совершил кульбит.
— Мы ещё не на Хабердэшери-роуд!
Блитцен обернулся и бросил на Отца Рождество полный отчаяния взгляд.
— Давайте, олени! Вы справитесь! Держитесь в воздухе!
Он посмотрел на альтиметр. Стрелка, задержавшись на отметке «ДОВОЛЬНО НИЗКО, НО ПОКА БЕСПОКОИТЬСЯ НЕ о ЧЕМ», шустро перебежала к «ОЙ, НЕТ, УЖЕ СЛИШКОМ НИЗКО. НАЧИНАЙТЕ ПАНИКОВАТЬ».
Отец Рождество судорожно искал, куда приземлиться. Место для посадки должно было быть просторным, ровным и скрытым от любопытных глаз. Идеально подошла бы какая-нибудь крыша, но где найти крышу таких размеров?
А потом он увидел.
Самый большой дом на свете.
У него была сотня окон, высоких и строгих, словно солдаты на карауле. И раз уж мы заговорили о солдатах, они там тоже были — стояли у ворот в чёрных бобровых шапках. Здание поражало своей величиной. Даже Мастерская игрушек не могла с ним соперничать. Оно было больше любого дома в Финляндии. И его крыша отлично годилась для того, чтобы спрятать там сани с оленями.
— Внимание! — крикнул Отец Рождество. — Заходим на посадку. Гроза, Блитцен, видите ту крышу? Правьте к ней. Остальные, поднажмите!
Но поднажать не получилось. Олени замедлялись, сани начинали клевать носом. Отец Рождество посмотрел вниз и увидел, что солдаты в бобровых шапках засуетились, вскинули ружья и целятся прямо в них.
«Бах!» — раздался выстрел. Мимо свистнула пуля.
«Бах!» — ещё одна пробила дыру в санях.
— Нет-нет-нет! — запричитал Отец Рождество. У него были две причины для беспокойства. Во-первых, он не хотел, чтобы его или оленей подстрелили. Во-вторых, если солдаты двигались, значит, и время больше не стояло на месте.
Теперь он обратил внимание, что жизнь в Лондоне течёт своим чередом. Кареты едут, лошади скачут, прихожане спешат на ночную службу.
Отец Рождество посмотрел на часы. Они по-прежнему показывали Начало Ночного, но секундная стрелка уже бежала вперёд. Отец Рождество ударил по кнопке «СТОП», но это не помогло. Тогда он бросил взгляд на барометр надежды и увидел, что тот опустел.
— О-хо-хо, — вырвалось у Отца Рождество.
Вопреки стараниям оленей, сани стремительно снижались. Крыша приближалась, но была теперь слишком высоко. Отец Рождество уже видел, что они не долетят. Требовалось больше волшебства.
— Бубенцы, бубенцы, — запел он, — весело звенят…
Бах!
Новая пуля порвала бездонный мешок. Шоколадные монеты посыпались вниз, сверкая золотой фольгой.
— Звон идёт во все концы, саночки…
Отец Рождество крепко зажмурился и приготовился к удару.
Крах!
Вместо того чтобы налететь на стену, олени врезались в огромное окно. Щепки и осколки брызнули во все стороны.
— Гриб-вонючка! — вскрикнул Отец Рождество, влетая в окно вслед за оленями. Он и сам не знал, почему на ум ему пришло любимое ругательство пикси.
Бдыщ!
Несмотря на попытки затормозить, оленей занесло. Путаный комок рогов и копыт прокатился по мягкому узорчатому ковру и врезался в стол. Отец Рождество вывалился из саней и ударился о стену. Гигантская ваза на столике зашаталась, закачалась и наконец упала прямо на голову Отцу Рождество, разбившись вдребезги и усыпав его фарфоровыми осколками.
Затем раздался крик. Но кричал не Отец Рождество.
Глава 25
— Альберт!
Голос принадлежал молодой женщине в белой ночной рубашке. Она сидела на большой кровати с балдахином в комнате с самым мягким ковром, на котором Отцу Рождество только доводилось валяться. А он в своей жизни повалялся на многих коврах. Кажется, до того как оленья упряжка влетела в окно, женщина читала что-то вроде журнала. Но Отца Рождество куда больше заинтересовало то, что было у неё на голове.
Корона.
Ослепительная, золотая, инкрустированная драгоценными камнями.
На голове у женщины, которая сидела в кровати.
Это могла быть только королева Виктория.
Правительница Англии. Самая могущественная женщина на свете. И Отец Рождество только что разгромил ей опочивальню.
— АЛЬБЕЕЕЕЕЕЕЕРТ! — Для хрупкой женщины у неё был очень сильный голос. — Зови охрану и хватай ружьё! Толстый бородатый французишка только что влетел в королевскую спальню на демонических лошадях. Пора объявлять ТРЕВОГУ!
— Прошу прощения, но это олени, а не лошади. А я не француз. Позвольте всё объяснить!
В комнату вбежал высокий худой мужчина с детским лицом и жидкими усиками, словно сделанными из ниток. Он был одет в полосатую пижаму, а в руках держал ружьё, которое не замедлил наставить на Отца Рождество.
— Не волнуйся, ягнёночек. Он у м-меня на м-мушке.
— Прострели ему голову, Альберт! Ради всего святого, хоть раз будь мужчиной!
Отец Рождество заметил, что руки у Альберта дрожат, а вместе с ними дрожит и ружьё.
— Послушайте, — сказал Отец Рождество. — Мне очень жаль, что так получилось с вашей спальней. Мы всё здесь приберём.
— О, пожалуйста, не беспокойтесь, — попросил его Альберт. — У нас есть слуги.
Королева Виктория сердито посмотрела на мужа.
— Альберт, что ты делаешь? Почему ведёшь себя с ним так по-королевски?
— Но как ещё мне вести себя, пчёлка? Я же принц-консорт.
— А он влез в мою спальню посреди ночи! И, вполне возможно, он француз.
— Строго говоря, я финн с примесью эльфа, но это случилось потом, — услужливо уточнил Отец Рождество.
Королева Виктория вся раскраснелась от злости и повернулась к Альберту.
— Пока ты вешал блестящие шарики на глупое дерево, которое тебе привезли из Норвегии, — сказала она мужу, сверкая глазами, — этот волосатый монстр со своими дьявольскими лошадьми попытался меня украсть!
Услышав это, Отец Рождество очень расстроился. Его отца ещё можно было назвать похитителем, но сам он подобным не занимался.
— Я не пытался вас украсть, — заверил он королеву.
А Блитцен не нашёл другого времени, чтобы справить большую нужду. Прямо на мягкий ковёр. Вскоре на нём уже красовалась дымящаяся куча оленьего навоза.
— О нет! — завопила королева Виктория. — Демоническая лошадь нагадила на королевский ковёр!
Отец Рождество тяжело вздохнул.
— И за это я тоже прошу прощения, — сказал он, выразительно глядя на Блитцена.
— Пристрели его, Альберт. Пристрели бородача! А потом и его дьявольских лошадей!
Ружьё в руках принца-консорта заходило ходуном.
— Да-да. Сейчас-сейчас. Я всё сделаю. Я смогу. Я же смогу?
— Конечно, сможешь, помидорчик, — чуть смягчилась королева. — Давай, мой милый немецкий принц. Стреляй прямо в его необъятный живот. Хотя нет, пуля может отскочить. Целься в лицо.
— Мне кажется, это как-то неправильно, — стушевался Альберт.
Королева Виктория шумно втянула воздух.
— Похоже, придётся звать баронессу Лецен… БАРОНЕССА! БАРОНЭЭЭЭЭЭССА!
Принц Альберт закатил глаза.
— Только домашнего дракона нам здесь не хватало.
В королевские покои торопливо вошла широкоплечая пожилая дама с мощными руками и волосами на подбородке. Она была одета в чёрное платье и выглядела так, будто случайно проглотила осу.
— Што такхое, фаше феличестфо? — спросила она с сильным немецким акцентом.
— К нам вломился грабитель. Его нужно пристрелить. Альберт! Сейчас же отдай баронессе ружьё.