— Пресвятые прянички, — вздохнул он.
Занудник все ещё подбирал слова, чтобы ответить Отцу Рождество. Я видела, что он не хочет меня обидеть, но иначе не получалось.
— Не уверен, что Мастерская игрушек — п-п-п-подходящее место для человека, — наконец выдавил он.
— Что ж, я не сомневаюсь, в конце концов мы найдём, в чём ты хороша, — с теплотой в голосе отозвался Отец Рождество.
— Я хорошо чищу дымоходы, а больше ничего не умею, — угрюмо буркнула я.
Теперь Отец Рождество слегка рассердился.
— Это что ещё за глупости? Слышать ничего не хочу. Амелия, ты сама на себя не похожа. Амелия, которую я знаю, выжила в самом страшном работном доме Лондона. У тебя множество потрясающих качеств, мы должны только выяснить, как их применить.
— Каких это качеств? — Я бросила на Отца Рождество взгляд исподлобья.
— Например, храбрость. Ты невероятно храбрая девочка. И у тебя настоящий талант спасать Рождество.
— Ну и в какой работе мне это пригодится? — Я продолжала хмуриться.
Отец Рождество отчаянно пытался придумать, в чем ещё я хороша. И когда мне уже начало казаться, что он ничего не придумает, Отец Рождество радостно хлопнул в ладоши, и глаза его засияли.
— Ты умеешь писать! — воскликнул он.
— Что?
— Я сегодня встретил Матушку Бубенец. Так вот, она прочитала твою историю о коте, который застрял в дымоходе, и сказала, что в жизни не читала ничего интереснее.
— Правда? Она так и сказала?
— Так и сказала. А ты ведь любишь писать?
Я кивнула.
— Очень люблю. Так же сильно, как читать. На самом деле, это почти одно и то же. Писать — это как читать историю, которая уже существует в твоей голове, и переносить её на бумагу.
— Ну вот мы и нашли то, что у тебя получается. Может, ты станешь следующим Чарльзом Диккенсом. Почему бы тебе не написать книгу?
— Боюсь, это займёт много времени, — сказала я. — Я же пишу с человеческой скоростью, а не эльфийской.
Тут я обратила внимание на Занудника, который впервые за целый день широко улыбался.
— Мне в голову пришла одна идея, — застенчиво проговорил он. — Не знаю, конечно, но вдруг…
— Какая идея? — спросил Отец Рождество.
Занудник снял очки, протёр, потом нацепил обратно на нос. Прикусил нижнюю губу.
— Мне просто подумалось… Может, Амелия попробует поработать с Нуш?
— Нуш? — переспросила я.
— С моей женой. Её зовут Н-н-нуш. Ей дали имя в честь любимого чиха её матери.
— Да, я знаю, кто такая Нуш.
— Она главный редактор «Ежеснежника», — продолжал Занудник. — Стала им после того как Отец Водоль ушёл в отставку. Я ею очень горжусь. Она самая умная эльфа во всем Эльфхельме. И знает столько длинных слов! Например, античудотворение, троллетрясение и сквазипухлотухлофырчание.
Занудник снова снял очки и попытался стереть последние крапинки зелёной краски.
— Она как раз ищет новых авторов. Видите ли, Отец Водоль решил открыть новую газету, чтобы побить «Ежеснежник».
— О нет! — воскликнул Отец Рождество. Новость не на шутку его встревожила, хоть он и попытался спрятать это за улыбкой. — До меня доходили слухи, но Отец Водоль заверил, что у него даже мысли такой не было.
Занудник вздохнул.
— Не знаю, что он там говорил, но газету уже продают на Главном пути. Она называется «Снежная правда». И Нуш убеждена, что это работа Отца Водоля.
Я вспомнила, что сказал мне Отец Водоль в день свадьбы. «Ты плохо знаешь эльфов. Видишь ли, они очень изменчивы. Один неверный шаг, и они от тебя отвернутся. Впрочем, скоро ты сама все поймёшь. Уж я тебе обещаю».
Мне на ум пришли все неверные шаги, которые я сделала за последний год. Взять хотя бы разбитые сани.
— Сомневаюсь, что Отец Водоль назвал бы свою газету «Снежная правда», — рассмеялся Отец Рождество. — Уж его-то правда интересует меньше всего.
Но потом он задумчиво почесал бороду.
— И все же, как новая газета могла возникнуть из ниоткуда? Для газеты нужна редакция и типография… — Он мотнул головой, отгоняя непрошенные мысли. — Ладно, с этим мы ещё разберёмся. Занудник, есть только одна проблема. Амелия ходит в школу пять дней в неделю.
— Я могу работать в газете по выходным, — воскликнула я. Идея Занудника вдруг показалась мне на редкость удачной, она согрела меня изнутри, и я снова почувствовала себя как дома. — Подумать только, я стану настоящим журналистом!
Отец Рождество довольно хохотнул.
— Почему бы и нет? Пойдём, Амелия, нужно поскорее найти Нуш.
Глава 13
Кабинет главного редактора располагался на верхнем этаже «Ежеснежника». Я сидела на большой ярко-красной подушке в кресле из имбирного теста и украдкой поглядывала по сторонам. Строго говоря, всё в комнате — кроме подушки — было сделано из имбирного теста. Даже стены. Разумеется, тесто было не обычным, а повышенной крепости, и радовало глаз насыщенным оранжево-коричневым цветом. Из единственного окна — большого и круглого — открывался великолепный вид на извилистые улочки и разноцветные домики Эльфхельма. На стенах в золотых рамках висели первые полосы старых выпусков «Ежеснежника».
Нуш сидела за солидным письменным столом и пристально изучала меня из-под спутанной чёрной чёлки. Она выглядела усталой, мешки у неё под глазами уже обзавелись собственными мешками. При этом бодрости ей было не занимать. Руки Нуш так и порхали над столом, и улыбка не сходила с лица эльфы, даже когда она хмурилась.
— Мне каждый день приходится вставать в Самый Ранний Час. А иногда даже раньше. До выхода из дома нужно проснуться, позавтракать и слепить снежного эльфа с Малышом Мимом — он настаивает, чтобы мы делали его по утрам. Потом я веду Малыша Мима в сад. Иногда его отводит Занудник, если работает в дневную смену.
Нуш отхлебнула из стоявшей перед ней чашки.
— Тройной горячий шоколад с шоколадной крошкой, — пояснила она. — Без него я до конца дня не продержусь. Уверена, что не хочешь?
— Спасибо, но у меня от шоколада голова болит, — ответила я.
— Ох! Наверное, с такой реакцией на шоколад тебе в Эльфхельме приходится несладко.
— Не без этого, — признала я, хотя на самом деле мне хотелось закричать: «Да я чувствую себя двухголовым чудовищем!»
— Итак, я слышала, ты хорошо пишешь, — перешла к делу Нуш.
— Ну, я знаю только, что мне нравится писать.
— Но писать для газеты и записывать выдуманные истории — не одно и то же, — предупредила Нуш.
— Я понимаю.
Нуш заметила, что я разглядываю старые заголовки «Ежеснежника». Один из них гласил: «РОЖДЕСТВО ДЛЯ ЛЮДЕЙ — ПЛОХАЯ ИДЕЯ!»
— Не бери в голову, — махнула рукой Нуш. — Раньше газетой руководил Отец Водоль. Он считал, что, если внушить эльфам ненависть к людям, они будут охотнее покупать «Ежеснежник». Поэтому настраивал жителей Эльфхельма против чужаков и призывал их думать только о себе. Как-то раз он даже затеял строительство стены, которая простиралась бы от моря до моря и ограждала Эльфхельм от людей.
Я перевела взгляд на другой заголовок: «ПОСТРОИМ СТЕНУ!» Следующий кричал: «НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОКАЗАЛИ: ЛЮДИ БЕССМЫСЛЕННО ВЫСОКИЕ!» Соседний едва помещался на полосе: «ЛЮДИ ОДНАЖДЫ ПОХИТИЛИ МАЛЫША КИПА, ЗНАЧИТ, ВСЕ ОНИ ПОХИТИТЕЛИ. ПОЭТОМУ НЕ ДОВЕРЯЙТЕ ИМ, ЧТО БЫ ТАМ НИ ГОВОРИЛ ОТЕЦ РОЖДЕСТВО!».
— «ЭЛЬФХЕЛЬМ ДЛЯ ЭЛЬФОВ: ГОЛОСУЙТЕ ЗА ВОДОЛЯ!» — читала я. — «УЖАСНЫЕ ТРОЛЛИ УНИЧТОЖИЛИ РОЖДЕСТВО».
Нуш ткнула пальцем в кипу лежавших на столе газет.
— Свежий номер, — объяснила она. — Посмотри на заголовок.
Я прочитала: «КАК СДЕЛАТЬ СВЕЧКУ ИЗ УШНОЙ СЕРЫ».
Нуш тем временем достала из ящика стола ещё один номер.
— А это вчерашний.
Заголовок гласил: «СОЛИСТКА «ЗВЕНЯЩИХ БУБЕНЦОВ» ЖАЛУЕТСЯ НА ЛЁГКУЮ БОЛЬ в ГОРЛЕ».
— Мы посвятили этому десять полос. Взяли интервью у Можжевеллы и других участников группы.
Я улыбнулась.
— Мне нравятся «Звенящие бубенцы».
— Разумеется. Они всем нравятся! — кивнула Нуш. — «Олень над горой» — лучшая песня, написанная за всю историю эльфов, по моему скромному мнению. И ещё все любят «Рождество на пороге (Я так рад, что обмочил тунику)». Ты ведь слышала её?
— Кажется, нет, — смущённо ответила я.
— Тебе понравится. Но проблема в том, что новость о больном горле Можжевеллы не должна стоять на первой полосе. Мы, конечно, все за неё переживаем, но так ли это важно? Не думаю.
Я откинулась в кресле, вдохнула пряный запах имбирного теста и задала самый очевидный вопрос:
— Так почему ты поставила эту новость на первую полосу?
Нуш горячо закивала, как будто я сказала что-то очень умное. Потом встала, не прекращая кивать, и подошла к окну в дальней стене. Тому самому, откуда открывался вид на Эльфхельм.
— Иди сюда, — позвала она. — Хочу тебе кое-что показать.
Я послушно подошла. После Мастерской игрушек редакция «Ежеснежника» была самым высоким зданием в городе. Она располагалась в центре Эльфхельма, в конце улицы Водоля.
Я разглядела Блитцена и других оленей, которые паслись на Оленьем лугу. Увидела ратушу. Заметила, как эльф зашёл в магазин башмаков на Главном пути. Ещё один вынес мешочек с шоколадными монетами из Шоколадного банка. Я пробежала взглядом по Улице семи извилин и домикам, выстроившимся вдоль неё. Нашла глазами Тихую улицу и Очень тихую улицу. Первая выглядела тихой, вторая — очень тихой, в полном соответствии со своими названиями. Из окна кабинета можно было увидеть Мастерскую игрушек, Школу санного мастерства и Университет продвинутого игрушкоделания. На западе темнели Лесистые холмы. На юге огромным снежным треугольником высилась Очень большая гора. Я знала, что за ней, скрытые от наших глаз, лежат Лапландия с Финляндией. Мир людей. Высоких, похожих на меня существ с круглыми ушами.
— Что ты видишь? — прошептала Нуш, словно этот вопрос висел в воздухе.
— Много чего. Всё. Весь Эльфхельм.
Нуш снова закивала.
— Именно так. Но знаешь, что ещё ты видишь?