– Проводи его в кабинет.
Мария направилась к лестнице, увлекая мужа:
– Ну пойдем, что ли.
Когда молодые проходили мимо украшенной елки, Алексей усмехнулся:
– Я-то планировал отдохнуть от работы!
Жена прижалась к его плечу:
– Ты быстро во всем разберёшься, я уверена.
Глава 4Имение княгини Оболенской
В кабинете действительно не было сережек – в этом Бобрихин лично убедился.
Они снова спустились к тете, которая принимала какие-то пахучие капли, похожие на валерианку, и обмахивалась веером.
– Ну что? – поинтересовалась она, и в ее серых глазах блеснула надежда. – Нашли?
Алексей покачал головой:
– Вы правы, там их нет. – Он присел рядом и взял княгиню за руку. – Скажите, знали ли об украшении ваши слуги? Может быть, вы кого-то подозреваете? И когда вы их видели в последний раз?
– Да горничная это моя, Танька, – буркнула княгиня, – больше некому. Она пыль сметала, когда я шкатулку с серьгами на место ставила. С того раза больше серьги и не видела. Тотчас велю обыск у нее учинить.
Она позвонила в колокольчик, и гостиная наполнилась разными слугами.
– У меня пропала одна дорогая вещь, – объявила Александра Львовна. – И тому, кто ее украл, лучше положить на место. Учтите, у меня гостит племянница, а ее муж работает в сыскной полиции. Он обязательно найдет преступника, и тогда я позабочусь, чтобы вор окончил свои дни на каторге.
Многочисленная челядь молчала.
– А сейчас мы проведем у вас обыск, – продолжала княгиня. – Советую поторопиться, пока мы ничего не обнаружили. – Она выразительно посмотрела на худенькую черноглазую горничную, которая, всхлипнув, бросилась к себе в комнату.
Алексей застал ее, когда она судорожно собирала вещи.
– Что же вы стоите, барин? – набросилась на него Татьяна. – Давайте, обыскивайте. Авось, что и найдете. – Она закрыла лицо руками: – Господи, какой позор, какой позор! Пять лет верой и правдой служила!
Бобрихину стало неловко. Опыт и чутье подсказывали, что эта несчастная девушка ни при чем – просто оказалась не в том месте и не в то время.
– Лучше будет, если вы сами мне все покажете, – ласково сказал он. – И не торопитесь уезжать.
Татьяна кивнула и открыла большой сундук:
– Вот, пожалуйста. – На пол полетели платья и юбки. – Или думаете, что драгоценность эта в перинах? – Ее худые руки скинули все с кровати. – Можете и меня обыскать, только, уверяю, зря потратите время.
– Мне достаточно. – Алексей немного покраснел, глядя на женское белье. – Знаете, мне почему-то кажется, что скоро княгиня перед вами извинится.
Она пожала плечами и ничего не ответила.
Бобрихин вернулся в гостиную и по очереди переговорил со всеми слугами. Некоторые никогда не допускались в кабинет старого князя и понятия не имели о сокровище. Две трети их служили еще при муже Александры Львовны, и их сразу исключили из числа подозреваемых.
– Тетушка, вы про садовника Григория расскажите, – вставила Маша, когда Алексей взял паузу, чтобы выпить чаю с печеньем.
– А что Григорий? – встрепенулся супруг.
– Да нечестивец он. – Княгиня вкратце поведала об увольнении.
Бобрихин сделал глоток чая с медом и задумался. Жаль, что он раньше не узнал про садовника, иначе обязательно записал бы его в первые подозреваемые.
– Где живет этот Григорий, знаете? – не надеясь на положительный ответ, спросил он у Оболенской.
Женщина скривилась:
– Еще чего… Будто он мне ровня, чтобы адресом его интересоваться!
Алексей не растерялся и отправился на половину слуг, чтобы поговорить с ними о садовнике. На его счастье, старый лакей достал замусоленную бумажку и протянул полицейскому.
– Вот, это сам Гришка писал. Вдруг, говорит, кому понадоблюсь.
Адрес был санкт-петербургский. Несмотря на вечернее время, Алексей приказал запрягать лошадей. Через день Рождество, и ему очень хотелось отыскать серьги к этому светлому празднику.
Маша вышла проводить его и горестно заметила:
– Вот те на… Испортили мы тебе праздник.
– Думаю, как раз управлюсь, – Алексей поцеловал жену и приказал кучеру трогаться.
Глава 5Санкт-Петербург
Начальник Алексея очень удивился, увидев его на службе.
– Вы же собирались уехать, – растерянно проговорил он. – Что случилось?
Бобрихин вкратце рассказал ему о пропаже сережек.
– Сейчас попрошу своих детективов узнать все о Григории Жеребкове, – решил он. – Думаю, это наш клиент.
Алексей не ошибся. Жеребков действительно был очень хорошо известен полиции. Дважды его судили за кражу, но все это были мелкие грабежи, и долго сидеть ему не пришлось.
Бобрихин нанял экипаж и отправился по адресу в Александро-Невский район Санкт-Петербурга. Григорий снимал две комнаты в доходном доме, одну из которых сдавал сапожнику.
В трехметровой клетушке ютились сам бывший садовник, его сожительница Пелагея и ее мать Варвара Терентьевна.
Дверь Алексею открыла молодая баба с таким тупым лицом, что ее сразу захотелось щелкнуть по толстому носу.
Тупо глядя на полицейского водянистыми глазами болотного цвета, она спросила, растягивая слова:
– Тебе кого, барин?
– Где Григорий? – Отодвинув ее, он вошел в комнату и сразу погрузился в удушливую атмосферу.
Пахло коктейлем из прогорклого масла, щей и пота. На неубранной кровати сидела пожилая простоволосая женщина и штопала носки. На маленьком столе стояли грязные тарелки с остатками щей и две кружки с желтым чаем.
«Не продал он еще серьги, на мое счастье, – подумал полицейский. – Иначе съехал бы с этой хибары. Или продал, да не успел ничего потратить».
Женщина, как две капли воды похожая на молодуху, наверное, ее мать, отложила шитье и уставилась на непрошеного гостя.
– Вы кто такой будете, господин хороший?
– Где Григорий? – повторил Бобрихин.
Молодая девица (судя по всему, Пелагея) почесала затылок и наконец проговорила:
– А нетути.
– Где он? – Алексей подумал, что мать и дочь тупы и неграмотны.
– Уехал куда-то еще вчерась. – Пожилая смотрела на свои грязные босые ноги. – Наказал ждать.
– А куда уехал? – настаивал Бобрихин.
Мать и дочь переглянулись.
– Не сказал, – выдавила из себя молодуха, тупо изучая гостя. – Неведом нам адрес-то.
Несмотря на их очевидную глупость, Алексей им не верил. Он решил оставить своих агентов возле дома, хотя особо не надеялся, что Жеребков вернется в квартиру. Какое-то шестое чувство всегда помогает преступникам вовремя почуять опасность и где-нибудь затаиться.
Наказав матери и дочери явиться в участок, как только Григорий покажется на пороге, Бобрихин отправился в полицейское управление и сразу выслал агентов по адресу Жеребкова.
Через два часа оба явились к нему расстроенные и сконфуженные.
– Виноваты мы, Алексей Сергеевич. – Один из них, Матвей, недавно служащий в полиции, опустил голову. – Приходил этот супостат, и мы его упустили.
Бобрихин дернулся:
– То есть как упустили?
Агенты вздохнули.
– Мы увидели его, когда он пытался зайти в подъезд, – сказал другой, Данила, чуть старше Матвея. – Застукал он нас, видать, стал петлять по улицам, а потом возьми и провались сквозь землю. Извините нас, Алексей Сергеевич. Перехитрил преступник. Вошел в обувной магазин и скрылся через черный ход. Я думаю, приказчик его знакомым оказался, такая плутовская рожа.
– Вот поручай вам после этого серьезные дела. – Алексей хрустнул пальцами. – Ладно, идите с моих глаз.
Агенты тихо удалились, продолжая кидать на Бобрихина виноватые взгляды.
Сыщик задумался. Он не сомневался, что опытный Григорий заметил слежку. Что ни говори, а шестое чувство у таких, как Жеребков, развито отлично. Но куда он подался, где залег?
Алексей решил снова поехать по знакомому адресу и еще раз поговорить с матерью и дочерью. Сейчас для него была важна любая мелочь. Вдруг тогда, в первый приезд, он чего-то не заметил? Кроме того, зря не поговорил со вторым жильцом, сапожником. Правда, того не было дома, но надо было дождаться: он мог оказаться важным свидетелем. Когда живешь с соседями в одной квартире через стенку, порой слышишь много интересного.
Глава 6Санкт-Петербург
Сапожник, разбитной малый лет тридцати, с красным широким лицом и крючковатым носом, оказался дома. Он готовился ужинать и крошил черный, плохо пропеченный хлеб в миску с квасом.
– Вам, барин, не предлагаю, вы, чай, к вустрицам привыкли, – философски заметил жилец. – Так что вы хотели спросить?
Алексей впился в него взглядом:
– Что скажешь о своих соседях?
Сапожник поднял глаза к потолку, разукрашенному паутиной.
– А ничего, господин хороший. Живут, хлеб жуют так же, как и я. Вот и все о них.
– Как живут? Бедно, богато? – поинтересовался Бобрихин.
Сосед задумался:
– Как тебе сказать… Поперва жили бедно, в этой комнате три койки сдавали. А месяц назад разбогатели. Бабе своей Гришка колечко с камушком преподнес, будто она барыня. Койки больше не сдают. Разбогатели, однозначно.
– А как между собой у них? Ругаются или мирно живут? – продолжал спрашивать Алексей.
– Да не ругаются. – Сапожник махнул рукой. – Чего им ругаться?
– А о чем разговаривают? – допытывался Бобрихин. – Вам через стенку наверняка все слышно.
– Да так, о жизни, – ответил сосед. – Глашку какую-то недавно вспоминали, должно быть, родственница. Гришка сказал, что от этой Глашки скоро весточку принесут.
Больше из сапожника ничего не удалось выдавить. Он принялся за свое крошево из хлеба и кваса и игнорировал сыщика.
Попрощавшись с приятным человеком, Алексей постучал к хозяевам.
Дверь открыла тупая молодуха Пелагея, сожительница Григория, и уставилась на полицейского, как на диво-дивное.
– И чего у нас, барин, медом, что ли, намазано? – осведомилась она. – Сказано вам – нет Григория. И не ищите его у нас. Где он – ведать не ведаю.