Последнее, что я увидела, — как лодка с мистером Рочестером уползла за каменистый утес… Некоторое время я слышала плеск весел, потом все исчезло… и я провалилась в недолгое забытье…
— Джен, — услышала я ласковый голос Джона. — Он тоже любит тебя.
Я со слезами облегчения обняла Джона:
— Господи, ты живой…
— Не бойся, Джен, я жив и не сошел с ума… Помнишь, я тебе рассказывал о том, что открылось мне давным-давно во время моей болезни… Я видел женщину с золотой кожей… Теперь я снова видел ее… Как это странно… Джен… Ты — моя женщина с золотой кожей…
Вдруг он упал на песок лицом вниз и разразился слезами, тяжелыми слезами мужчины.
Некоторое время он лежал, не шевелясь. Я молча гладила его жесткие волосы и шептала:
— Джон… Я люблю тебя… Джон…
Солнце, тяготея к западу, коснулось верхней скалы, обошло ее изломанную грань и бросило на берег вечернюю тень.
Джон встал.
— Джен, — сказал он обыкновенным своим негромким печальным голосом, — я уступаю времени и необходимости… Хотя моя жизнь еще не дописана… Это была хорошая жизнь… Когда я умру, Джен, похорони меня на той скале… Обещаешь?
Я улыбнулась ему, ощущая подступивший к горлу комок:
— Ты должен жить, Джон, — сказала я. — Рано тебе умирать…
Но он, будто не слыша моих слов, повторил:
— Джен, обещай мне это…
В эту ночь я не могла уснуть, мое сердце тревожно билось, кошмары мучили мою душу. Мне снилось, будто я снова нахожусь в доме мистера Рочестера, снова слышу за дверью чей-то сдавленный шепот, затем сатанинский смех — тихий, сдавленный, глухой. Я бегу по коридору, пытаясь найти комнату, в которой спит мистер Рочестер, как это было тогда, когда я спасла его, сонного, от пожара… Но теперь все было иначе…
Я снова видела себя в той же комнате, рядом с мистером Рочестером… Я подносила к его губам бокал с вином, а потом спокойно сидела, наблюдая за ним. Вскоре мистер Рочестер догадался, что в бокал я бросила снотворное.
— Ты хочешь меня отравить! — закричал он.
— Я положила сначала три таблетки, а потом еще три, — спокойно ответила я.
— Дьявол, — мистер Рочестер качнулся, сидя на своей постели.
— Ты будешь спать крепко-крепко… А когда проснешься, меня не будет. Я спокойно уеду с Джоном, мы уйдем высоко в горы… там будет мой дом и моя семья…
— Но я люблю тебя! — попробовал вскрикнуть мистер Рочестер.
— Нет, — сказала я твердо. — Через несколько минут ты заснешь. А проснувшись, будешь страдать от тоски и одиночества. Но это пройдет, Эдвард.
— Я стану другим, Джен… И ты вернешься ко мне, — проговорил он.
— Я никогда не вернусь.
— Но я буду преследовать тебя везде, куда бы ты ни уехала… Я взойду на любую вершину, я погублю Джона.
Он качнулся еще несколько раз и попытался подняться.
— Бедный Эдвард, ты уже не понимаешь, что говоришь, — сказала я.
— Нет! Я не сплю. Сна ни в одном глазу!
Он все же встал и, охваченный яростью, почти ничего не видя, попытался найти в темноте мою руку. Он искал меня глазами, я чувствовала, как его сотрясали судорожные глухие рыдания, видела слезы в его воспаленных глазах.
— Помоги мне хотя бы лечь, Джен, — сказал он. — Я ничего не вижу. Кружится голова.
Он остановился посередине комнаты с протянутыми руками, сомкнув веки, освещенный тусклым мерцанием свечи.
— Ты здесь, Джен? Я не вижу тебя. Не вижу.
— Я здесь, — прошептала я.
— Помоги мне.
— У меня не хватает смелости помочь тебе, — сказала я.
Я снова и снова слышала глухие душераздирающие рыдания, видела слепые глаза, полуоткрытый слюнявый рот, протянутые руки, сгорбленное шатающееся тело, вытянутую его шею. Все это видела и слышала я, пока не забрезжил рассвет. Но самое удивительное ожидало меня утром.
Вместе с рассветом я увидела стоящего на пороге своей комнаты живого и невредимого мистера Рочестера.
— Добрый день, Джен! — с улыбкой сказал мистер Рочестер, наклонился и поцеловал мне руку.
— Здравствуй, Эдвард, — еле выговорила я.
— Я могу поговорить с тобой?
— Конечно.
Мистер Рочестер прошелся по комнате туда-сюда, потом сел в кресло и закурил сигару.
— У нас не очень хорошие дела, — сказал он.
— У кого — у вас? — тихо переспросила я.
— Я могу быть откровенным?
— Разумеется.
— Я хочу жениться! — весело сказал мистер Рочестер.
Я никак не ожидала подобной развязки.
— Итак… Если не секрет, на ком же? — спросила я.
— Эта дама недавно приехала из Англии.
— У нее есть деньги?
— Конечно… У нее есть деньги… Я подумал, может быть, тебе нужен развод?
Мистер Рочестер задел мое самое больное место. Несколько раз задержав после глубокого вдоха дыхание (так меня учил Джон), я произнесла с неподдельным хладнокровием:
— Но мне тогда придется обвинить тебя… кое в чем? Или ты думаешь… хочешь выглядеть по-другому?
— Да нет, — задумчиво сказал мистер Рочестер, — пиши, что хочешь… Я все равно это сделал… Мы давно живем с ней…
— Что ж, я подумаю, — сказала я.
Мистер Рочестер поднялся с кресла и присел ко мне на постель.
— Джен, — тихо сказал он. — Я ведь мог бы и пристрелить его… Мне так хочется поцеловать тебя…
Я осторожно отвела в сторону его руку.
— Но ведь мы останемся друзьями? — спросил мистер Рочестер.
— Как и начинали, — сказала я.
— Тогда я хотел бы попросить тебя кое о чем… Мне нужны деньги… Пока мой капитал начнет давать прибыль…
— Хорошо. Я дам тебе деньги, — прервала я.
— Спасибо, Джен, надеюсь, у тебя все будет хорошо. Мистер Рочестер быстро встал и вышел в раскрытую дверь.
Через несколько секунд я услышала его голос, доносящийся с веранды.
— Ты бы мог спросить, Джон.
— Я сделал это, и она сказала «да», — ответил Джон.
Сердце мое готово было выпорхнуть из груди. Я распахнула окно. Сделала несколько дыхательных упражнений и открыла Евангелие.
— Господи! Научи, что делать мне! — взмолилась я и прочла написанное на открывшейся мне странице:
«И Он повелел ему никому не сказывать, а пойти показаться священнику и принести жертву за очищение свое, как повелел Моисей, во свидетельство им.
Но тем более распространялась молва о Нем, и великое множество народа стекалось к Нему — слушать и врачеваться у Него от болезней своих.
Но Он уходил в пустынные места и молился.
В один день, когда Он учил, и сидели тут фарисеи и законоучители, пришедшие из всех мест Галилеи и Иудеи и из Иерусалима, и сила Господня являлась в исцелении больных.
Вот, принесли некоторые на постели человека, который был расслаблен, и старались внести его в дом и положить пред Иисусом.
И не нашедши, где пронесть его, за многолюдством, влезли на верх дома и сквозь кровлю спустили его с постелью на средину пред Иисуса.
И он, видя веру их, сказал человеку тому: прощаются тебе грехи твои.
Книжники и фарисеи начали рассуждать, говоря: кто это, который богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?
Иисус, уразумев помышления их, сказал им в ответ: что вы помышляете в сердцах ваших?
Что легче сказать: «прощаются тебе грехи твои», или сказать: «встань и ходи?»
Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — сказал Он расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой.
И он тотчас встал пред ними, взял, на чем лежал, и пошел в дом свой, славя Бога».
Глава 29
Над невидимыми вершинами затерявшихся в облаках гор стояло жаркое солнце. Никогда еще не видела я неба над Индией таким ясным и солнца — таким лучезарным… Стая белых и розовых лебедей с негромким криком плавала в прозрачной воде реки.
Джон стоял на огромном валуне, раскинув руки, и мне показалось, что вот-вот он, точно так же, как лебеди, поднимется ввысь и полетит над руслом реки.
— Как хорошо здесь, — со вздохом сказал Джон. — Это мое любимое место. Отсюда виден горизонт. А если закроешь глаза и прислушаешься, то можно услышать море…
Мы уже несколько раз входили в воду, и чудесные птицы, привыкнув к нам, по-видимому, считали нас уже своими друзьями. Мы плавали среди их белых, сверкающих на солнце тел, покрытых гладкими перьями, и учились их языку.
— Джен, плыви сюда и посмотри на это создание, — позвал Джон.
Я почти беззвучно подплыла к нему.
— Посмотри-ка на крылья, — сказал он, указывая на плавающую рядом красивую птицу. — Такие лебеди встречаются только здесь…
Я пригляделась и увидела, что цвет перьев, покрывающих удивительную птицу, — бледно-розовый.
— Словно цвет зари, — сказала я.
Джон повернул ко мне свое просиявшее лицо и сказал:
— Джен, я так счастлив сегодня…
Мы выбрались снова на берег и направились к обращенному к горизонту бугристому камню, на котором любил стоять Джон.
На другом берегу паслись табуны лошадей и отары овец.
— Джен, — заговорил Джон, когда мы взошли на каменистый утес. — Когда я уеду, обещай, что ты не будешь ни с кем другим…
— Я была бы с тобой, если бы ты захотел, — тихо сказала я.
— Я не это хотел сказать, Джен.
Он ненадолго замолчал.
Я осторожно взяла его за руку.
— Джон, скажи, ты скучаешь, когда уезжаешь от меня?
— Иногда…
— А тебе интересно, скучаю ли я?..
— Нет.
— Ты вообще не думаешь обо мне? — с удивлением спросила я.
— Думаю.
— Но недостаточно сильно? Я имею в виду, чтобы приехать…
Джон резко перебил меня:
— Джен! По-моему, я всегда возвращаюсь. В чем дело?
— Ни в чем.
Я не могла больше ничего говорить, слезы подступили к моему горлу.
— Тебе нужно уехать куда-нибудь, Джен, пока меня здесь не будет, — сказал Джон.
— Почему?
— Ты не должна видеться с Рочестером. Это опасно.
Глубокое раздражение мое вырвалось наружу:
— Но тебя ведь не беспокоит, что я жена Эдварда?
— Нет, — задумчиво ответил Джон. — Но тебе не нужно с ним видеться…