– Магазин выглядит потрясающе, – сказала мама, спустившись из квартиры наверху. Она неожиданно выдернула меня из мыслей, и я подпрыгнула. – У меня никогда не получалось так его украсить. У тебя талант. После того как ты уехала, каждое Рождество магазин выглядел так, словно по нему прошелся табун младшеклассников. Это, наверное, у тебя от отца.
Папа ушел, когда мне было почти восемнадцать и я сама была почти взрослой. Помимо того, что он умел украшать книжные магазины к Рождеству, – хотя я помню, что его украшения впечатляли скорее количеством, чем качеством, – Уолтер Тейлор еще был поэтом; с годами он стал получать премии и зарабатывать на жизнь своими сочинениями. А потом оставил нас и уехал в Лондон. Думаю, отец ждал, когда я перестану нуждаться в его присутствии, но разве мы не всегда нуждаемся в родителях?
– Я хочу лучшей жизни, – услышала я его слова перед уходом. Они с мамой разговаривали в гостиной, а я стояла под дверью и подслушивала. – Мне нужно уехать подальше от этого города, от этого книжного магазина. Я провел здесь все свои годы.
Его родители открыли книжный магазин «У Тейлоров» на маленькой мощеной улочке за Йоркским собором в шестидесятые, и папа, как и я, вырос в квартире наверху. Мама безропотно отпустила его в «лучшую жизнь», словно ей было все равно, куда он поедет, а потом каждую ночь плакала до изнеможения.
Мы с папой поддерживали связь, но из-за суеты выпускных экзаменов, учебы в университете и отношений с Джо мы не виделись до самой свадьбы, когда я попросила его провести меня к алтарю. Только тогда я поняла, как сильно злилась на него за то, что уехал без нас, за то, какой брошенной я чувствовала себя после этого. Мне понадобилось много времени, чтобы преодолеть свои чувства и наладить отношения с отцом, и решающую роль в этом сыграл Джо. После свадьбы мы переехали в Лондон, и он сразу же настоял, чтобы мы принимали от отца самые разные приглашения – на ужины и вечеринки, на книжные презентации и открытия. Они так хорошо ладили с Джо, смешили меня своими постоянными подшучиваниями и несерьезными перепалками, что я постепенно позволила себе прислушаться к отцу и понять, почему он уехал. В конце концов, разве я сама поступила не так же? Ведь я уехала из Йорка в поисках лучшей жизни и оставила книжный магазин при первой же возможности.
Но, когда Джо не стало, мы с папой снова отдалились друг от друга. Он к тому времени переехал во Францию, в резиденцию писателей в Париже. Я же всегда находила причины не навещать его и подолгу не звонила. Сейчас мне не хотелось никакой лучшей жизни и не хотелось, чтобы папа расспрашивал меня об этом.
Скромное, тихое существование – вот что мне было нужно.
Я окинула взглядом магазин – пределы моей жизни в настоящее время, – удовлетворенная тем, до чего празднично он выглядит после того, как я развесила все украшения.
– И правда, хорошо, – ответила я маме.
– Ты превзошла себя, – сказала она.
Интересно, что скажет Ксандер Стоун, когда увидит?
– Ты на сегодня закончила? – спросила я.
Мама, или Марта Тейлор, кем ее знали читатели, писала исторические любовные романы, которые выходили по сериям в еженедельных журналах, так что чердак над квартирой превратился в ее писательский кабинет.
– Сделала все, что могла на данный момент, – ответила мама.
– Закроешь за меня магазин? Нужно кое-куда сбегать.
В супермаркете было не протолкнуться. Из колонок вовсю дребезжали рождественские песни, а ведь еще был даже не декабрь. Неужели люди уже закупаются к праздничному сезону? Сквозь толпу покупателей я протиснулась к винному отделу, жалея, что просто не купила дешевую каву в небольшом продуктовом недалеко от книжного. Но на сегодняшнюю встречу клуба мне хотелось принести хорошее шампанское, ведь у меня было особое объявление.
Книжный клуб «Крепкие романтики» мы с Беллой и Мидой придумали за далеко не первой порцией джин-тоника чуть больше двух лет назад.
– Нам необязательно каждую неделю читать определенную книгу, никакой такой скукотищи, – сказала Белла, пьяно размахивая рукой. – Мы просто женщины, которым нравятся любовные романы и которые обсуждают любовные романы. Мы читаем, что хотим, мы даем друг другу рекомендации…
– И мы пьем! – перебила ее Мида, поднимая свой бокал.
Как-то так «Крепкие романтики» и появились на свет. Поначалу нас было всего трое и мама, но после того, как мы повесили постеры на доске объявлений в магазине, клубом стали интересоваться больше посетителей. За первый год его существования люди приходили и уходили, но сейчас у нас образовалась постоянная группа, которая собирается каждую неделю, чтобы обсудить любовные романы, их экранизации и прочие сплетни, которым нам захочется предаться.
Мы не всегда соглашались друг с другом – например, у нас постоянно возникали разногласия, относить ли «Историю любви» и «До встречи с тобой» к любовным романам из-за их концовок.
– «До встречи с тобой» еще ладно, – говорила я им, – но «История любви» точно любовный роман, я за это готова жизнь отдать.
– С ней бессмысленно спорить, – сказала мама. – Она обожает эту книгу с тринадцати лет и ни за что не отступит.
Я улыбнулась при воспоминании, мысленно сделав пометку перечитать «Историю любви» и, может, пересмотреть экранизацию. Фильм можно было назвать рождественским («Никакой он не рождественский», – раздался в мыслях голос Беллы, но Белла и «Крепкий орешек» таковым не признавала, что с нее взять), ведь он вышел в декабре, действие разворачивалось преимущественно зимой, а душераздирающие финальные сцены происходили как раз в канун праздника. Мама была права: я с подросткового возраста любила и книгу, и фильм, но в последние годы стала находить в этой истории странное утешение. Будто она была планом, по которому я могла ориентироваться в своей нынешней жизни и не чувствовать себя такой одинокой. Ведь другие люди, хоть и вымышленные, проходили через то же, что и я.
Из задумчивости, настигшей меня перед полками с шампанским, меня грубо вывел внезапный сильный толчок сзади.
– Какого черта?! – вскрикнула я, оборачиваясь.
Позади меня стоял высокий темноволосый мужчина в дорогом на вид шерстяном пальто и с полной тележкой еды, вина и, кажется, рождественских украшений. Он смотрел на меня свысока и морщил свой слегка искривленный нос.
– Вы только что въехали в меня тележкой! – рявкнула я, раздраженная тем, что меня выдернули из воспоминаний.
– Вы мне мешаете, – сказал он.
– Обычно, – ответила я своим самым жестким голосом, – люди извиняются и просят пройти.
– Я попросил. Вы меня проигнорировали.
– Тогда я вас не услышала. Возможно, стоит говорить громче. Тут ужасно шумно.
Он ничего не ответил, и мы просто пялились друг на друга, пока Нодди Холдер[2] из отвратительных магазинных колонок желал всем счастливого Рождества, хотя до него был еще целый месяц. Он был очень красив – мужчина с тележкой, конечно, а не Нодди Холдер, – и я задумалась о том, как бы он выглядел, если бы улыбнулся.
– Вы все еще мне мешаете, – сказал мужчина через некоторое время без малейшего намека на улыбку.
– А вы все еще не извинились так, чтобы я услышала, – ответила я.
Он закатил глаза и на мгновение отвел взгляд. А потом наклонил голову и посмотрел прямо на меня.
– Извините, можно пройти? – произнес он медленно и язвительно.
Я нехотя отошла в сторону, освобождая ему путь.
– Вы самый грубый мужчина, которого я когда-либо встречала, – бросила я ему вслед.
Он не обернулся, а только поднял руку и исчез в толпе.
2
Вернувшись в книжный, я достала бутылки шампанского, которые мне все же удалось купить, и понесла их наверх, чтобы охладить. Меня снова охватило чувство неловкости от странной стычки, случившейся в супермаркете. Когда грубиян ушел, я заметила, что все люди в винном отделе уставились на меня, поэтому мне пришлось наугад схватить бутылки и как можно скорее удалиться. Не знаю, что на меня вообще нашло. Обычно я не вступаю в диалог с незнакомцами, особенно с такими, но в том мужчине было что-то особенное…
– Все нормально? – спросила мама, когда я вошла на кухню. – Ты какая-то загруженная.
Я заметила, что мама озабоченно хмурит лоб, – она часто так делала с тех пор, как я вернулась в Йорк, и мне совсем не нравилось, что она так сильно переживает за меня. По идее, я уже достаточно взрослая, чтобы заботиться о себе самостоятельно, но я правда не знаю, что делала бы в последние три года без мамы.
– Все хорошо, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. – В супермаркете было много народу, и какой-то мужчина толкнул меня тележкой, а потом попытался перевести стрелки. Я абсолютно уверена, что он сделал это нарочно.
– Ах, Рождество, – сказала мама с усмешкой. – Идеальное время для ворчунов.
– Еще ведь даже не декабрь! – посмеялась я, складывая бутылки в холодильник.
– У тебя все готово для вечера?
– Да, осталось только охладить шампанское. Ты уже выбрала книгу?
«Крепкие романтики» решили провести встречу с рекомендациями рождественских романов чуть раньше, чтобы успеть прочитать любимые книги друг друга и весь декабрь обсуждать их (вернее, спорить).
– Тебе известно, что я выберу, – сказала мама. – А сама что возьмешь? Знаешь же, что «Историю любви» нельзя?
– Знаю и на этот раз подготовила кое-что новенькое. – Я сделала паузу и, замявшись, спросила: – Как думаешь, они оценят идею с рождественским праздником?
– Уверена, что оценят, милая, – сказала мама и, подойдя, сжала мое плечо. – Мне она нравится, и я знаю, что Трикси тоже поддержит. А если Трикси в деле, самое сложное позади.
Трикси Хендрикс была матриархом «Крепких романтиков» – точный ее возраст мы не знали, но вроде ей было за семьдесят, – и пятым постоянным членом клуба; она присоединилась к нам вскоре после того, как я развесила постеры в магазине. Библиотекарша на пенсии, Трикси вела такую социальную жизнь, о которой большинство женщин моего возраста могли только мечтать, и имела соответствующий «послужной список» мужчин – особую любовь она питала к ничего не подозревающим вдовцам. Еще она была почти неутомимой поклонницей Джейн Остен, блестящим знатоком ее сочинений, а также Англии эпохи Регентства, и любила читать исторические романы – исключительно ради того, чтобы обнаруживать огрехи в сюжете. За последние два года она значительно помогла книжному клубу расширить горизонты – например, свозила нас в Чатсуорт-хаус, с которого писалась усадьба мистера Дарси, Пемберли, и на фестиваль Джейн Остен в Бате, по случаю чего мы нарядились в костюмы эпохи Регентства. Деньги на эти экскурсии, как называла их сама Трикси, шли из ее собственного кармана.