– Ага, знаю. – Он скривил лицо. – Когда мы столкнулись в супермаркете, я совершал рождественские покупки для Дот и понятия не имел, кто ты, а потом пришел сюда и понял. Я ужасно разозлился на себя, что нагрубил тебе, поэтому в итоге нагрубил еще и еще. И глумился над всем подряд, не только над любовными романами.
– Над ними особенно, – напомнила я ему. – Ты тогда сказал, что мы продаем очень много любовных романов – таким тоном, что это сложно было принять за комплимент!
– Возможно, – признался Ксандер. – Мне не так-то легко смириться с романтическим аспектом своей писательской идентичности. Это невероятно сложно и…
– Тебе стыдно быть Руби Белл?
– Вроде того, но не все так просто. – Он отвернулся от меня и поерзал, но руки не отнял.
– Ну да, «Незабываемая ночь» и «В нокауте» значительно отличаются, – сказала я, ссылаясь на два дебютных романа его писательских альтер эго, – но тебе стоит гордиться обоими. Книги замечательные, каждая по-своему, хотя в «Незабываемой ночи» постельные сцены однозначно сочнее.
– Да, только не будем вдаваться в подробности, – перебил меня Ксандер. – С этими постельными сценами история о том, как я стал Руби Белл, становится совсем абсурдной. Как по-твоему, ты ее осилишь? – Я сглотнула, стараясь не думать, как Ксандер писал эти самые постельные сцены, но ничего не вышло.
– Думаю, да, – ответила я.
– Веришь или нет, но в юности я читал очень много любовных романов. Ну то есть я вообще много читал, но мама обожала именно любовные романы, поэтому в доме их было полно. И когда у меня заканчивались книги из библиотеки, я просто выбирал один из них. Наверное, рано мне было такое читать – поначалу уж точно, – но они меня многому научили.
Я снова покраснела при мысли о том, чему Ксандера научили книги с маминых полок. Господи боже, нужно держать себя в руках.
– И какие любовные романы нравились твоей маме?
– Все подряд, от Джорджетт Хейер до Джеки Коллинз. Особенно она любила романы про врачей и даже выписывала такие. Читала их на протяжении всего курса химиотерапии и после, даже когда была на паллиативном уходе. К этому моменту ее, казалось бы, должно было уже воротить от всего, что связано с больницами, но ей всегда было мало. – При этом воспоминании он грустно улыбнулся.
– Значит, ты читал много любовных романов, когда был подростком. А как начал их писать?
– Опять же благодаря маме, – ответил Ксандер. – Во время учебы в университете я начал писать рассказы, стихи, всякое такое, но все в стол, и мама бросила мне вызов: написать любовный роман.
– А что было дальше, уже ясно.
Он посмеялся.
– Ну первый черновик был ужасен, даже мама не смогла сквозь него продраться. Но потом предложила кое-что изменить, и так мы написали книгу, которая стала «Незабываемой ночью».
– Но она вышла только после смерти твоей мамы, – сказала я.
Ксандер провел рукой по лицу.
– Я предлагал ей попробовать опубликовать наш роман, но она всегда отказывалась, даже после того, как мы с Филоменой заключили договор на «Нокаут». Мама говорила, что все это забавы ради, и иногда я жалею, что не послушал ее.
– Что случилось потом? Как ты в итоге пришел к публикации?
– Все пять опубликованных на данный момент книг Руби Белл мы написали с мамой. Мы начали очень давно – еще до того, как она заболела, – и продолжали даже тогда, когда она проходила лечение, пока ей не стало настолько плохо, что она не могла сосредоточиться. Это была наша фишка. Брат с сестрами считали это занятие в равной степени забавным и позорным. Когда выясняешь, что твоя мама с братом сочиняют постельные сцены, – можно сгореть от стыда. Мне, если честно, нравилось их смущать. – Он улыбнулся. – Хотя для них это был еще один повод поиздеваться. Особенно, когда я стал Ксандером Стоуном и на первый роман рецензии писали в каждой газете. Нам всем это помогало отвлечься от того, что происходило с мамой.
Он на мгновение замолчал и перевел дыхание.
– Прости, – сказал он. – Иногда так трудно об этом говорить, знаешь. Я так по ней скучаю.
– Знаю, – ответила я. – Поверь, я знаю.
– После маминой смерти, в самые темные дни, – когда Ксандер Стоун должен был работать над третьей книгой, а я ничего не мог писать, – я рассказал Филомене о наших с мамой романах. Не знаю зачем – наверное, мне хотелось поговорить о маме, чтобы она была жива. Филомена ухватилась за возможность и заставила меня прислать ей рукописи. Не успел я оглянуться, как она уже заключила контракт на издание автора, которого выдумала и назвала Руби Белл. Все случилось очень быстро, я и опомниться не успел. Подписание первого контракта заняло так много времени, что я даже не предполагал, что их могут заключать настолько быстро. Но издатели романтической прозы и электронных форматов живут в другом мире.
– И Филомена никому не сказала, – тихо произнесла я, подумав о громкой, вездесущей Филомене и секрете, который она хранила столько времени.
Ксандер мягко рассмеялся.
– По-твоему, она не способна так долго хранить чужие тайны, да?
– Нет, но… – Я замолчала, не зная, что говорить дальше. – Спасибо, что поделился со мной. Я знаю, что для тебя это непросто.
– На самом деле я чувствую огромное облегчение от того, что рассказал тебе. Стоило сделать это вчера.
– Ты бы поделился со мной, не наткнись я на рукопись? – спросила я.
– Хотелось бы думать, что да. – Ксандер сделал паузу. – Рано или поздно.
– Понятно. – Мы все еще сидели лицом друг к другу, он все еще держал меня за руку. – А Дот правда не знает?
– Даже не догадывается, – ответил он. – Я видел, как она расстроилась, что к этому Рождеству у Руби Белл не выйдет новый роман. Но я не уверен, что смогу продолжать. Без мамы уж точно.
– Но ты же начал! А это самое сложное. У тебя в багажнике лежит первый черновик.
Ксандер вздохнул.
– И он абсолютно дерьмовый. Полная чушь, и я говорю это потому, что он правда бредовый, а не потому, что хочу покритиковать любовные романы.
– Хм-м… – пробормотала я, в голову закралась идея. – Может, я смогу тебе помочь.
– Серьезно? Как?
– Ты же знаешь, что я редактировала кучу любовных романов. Если хочешь, я могла бы взглянуть на твой, дать пару советов.
Ксандер просиял, впервые за это утро став похожим на себя.
– Ты правда за это возьмешься?
На мгновение во мне вспыхнула прежняя искра. Да, возьмусь. Я этого хочу. Впервые с того момента, как Джо поставили диагноз, мне захотелось погрузиться в чью-то рукопись – если этого захочет ее автор, конечно же.
– Да, – сказала я. – К тому же может быть, это ты оказываешь мне услугу.
– И как ты это поняла?
– Помнишь, в воскресенье ночью я призналась, что не хочу работать в книжном всю жизнь?
Ксандер кивнул, не отрывая от меня взгляда.
– Ситуация обострилась.
– Каким образом?
– Дела у магазина идут совсем плохо, – поделилась с ним я. – Мы едва сводим концы с концами, и уже довольно давно.
– Книжным магазинам сейчас нелегко.
– Нашему, в частности.
– Это замечательное место, Меган, – сказал Ксандер. – Я повидал много книжных, но ваш – правда особенный. В январе выйдет куча классных книг. Филомена сможет определить, кто из авторов подходит вашей эстетике. Уверен, она поможет.
– Спасибо, – начала я, – но…
– Но ты не хочешь всю жизнь работать в книжном.
– Да, и мама, думаю, тоже. Книжный магазин был страстью папы – а если точнее, его родителей. Папа просто взял на себя управление, когда они постарели. По-моему, все мы держимся за магазин из сентиментальных чувств. Папа – владелец здания, и он думает, что пришла пора его продавать.
– Боже, ненавижу, когда закрываются книжные магазины. Разбивает мне сердце.
– Понимаю, – сказала я. – Я еще не задумывалась о том, какие противоречивые чувства вызовет во мне продажа магазина. Папа вчера сказал, что это не быстрый процесс, так что у меня будет достаточно времени решить, чем хочу заниматься. Но меня всегда тянуло за пределы нашего книжного – поэтому я и уехала в Лондон. Я давно поняла, что не могу оставаться тут вечно, и теперь, когда папа принял решение его продать, пора думать, что делать дальше.
– И ты думаешь, мой отстойный роман тебе в этом поможет?
– Вдруг я снова включусь в редакторский режим, пока буду читать твой роман, и это поможет мне разобраться?
Ксандер ничего не ответил и молча сидел, глядя на меня и поглаживая костяшки моих пальцев.
– Что? – спросила я. – У меня что-то на лице?
– Ты выглядишь взволнованной и счастливой, – сказал он.
Всякий раз, когда я думала о том, как сяду за редактирование, во мне вспыхивала искра жизни.
– Кажется, я готова нырнуть во что-то новое.
– Что ж, если моя безнадежная попытка написать шестой роман от имени Руби Белл вызывает у тебя такую улыбку и, вероятно, поможет определиться, что делать дальше, я с удовольствием дам тебе его почитать.
– Спасибо! – Я чувствовала себя слегка возбужденной, но в хорошем смысле, как будто наконец рассеялись тучи.
Ксандер продолжал смотреть на меня.
– Меган, – начал он. – В воскресенье, когда мы сидели в баре… Я сказал, что любой мужчина, который достоин тебя, подождет…
– Стой, – перебила я его. – Я знаю, что ты хочешь сказать.
– Да? – Голос его звучал низко и мягко, и все мои нервные окончания будто охватило пламенем. Теперь я тоже не могла отвести от него взгляда.
Я поняла, что в воскресенье Ксандер имел в виду себя. Я чувствовала химию между нами. Я не настолько потеряла связь с миром, чтобы ее не чувствовать.
Ксандер снова касался моих волос – прямо как в воскресенье. Этим утром нам никто не мешал, и какая-то часть меня – та, которая все еще боялась надвигающихся серьезных перемен, – хотела встать, придумать какую-нибудь отговорку, сохранить между нами дистанцию. Но я не могла. И на самом деле не хотела. Я хотела, чтобы он поцеловал меня.
Его пальцы переместились ко мне на затылок, выводя маленькие чувственные кружки. Дыхание перехватило где-то в горле… Тут мне послышалось, что в коридоре заскрипели половицы, а на лестнице раздались шаги. Я ошиблась насч