– Конечно, я никуда не убегу, – заверила она, махнув хвостом и нетерпеливо оглядываясь. Она даже не пыталась скрыть, что хочет поскорее закончить этот разговор и отправиться дальше по своим делам.
Я открыла было рот, желая как-то сгладить впечатление от моей неуклюжей, так не вовремя вырвавшейся просьбы, но было уже слишком поздно. Совсем рядом промчалась машина, обрызгав всех вокруг грязной водой; и, воспользовавшись случаем, Парди повернулась и решительно побежала прочь. Вскоре она перемахнула через стену и исчезла, а я осталась на мостовой одна, сверху на меня падали мелкие капли ледяного дождя, а мимо спешили озабоченные люди, торопясь за рождественскими покупками.
Глава 27
Я вернулась в кафе и, не обращая внимания на приветливые замечания посетителей, направилась прямо к своей подушке на подоконнике. Отвернувшись от всех, я смотрела в окно, снова и снова упрекая себя за столь неудачный недавний разговор. Все, что я узнала о Мин и Парди, причудливо переплелось в одно целое в моем возбужденном воображении. Я сознавала, что была виновата перед ними обеими, собственные проблемы так поглотили меня, что я не замечала ничего вокруг. Если Парди тяготила ее жизнь в кафе, то кто же, как не я, ее мать, должна была это заметить? И точно так же я как самая старшая в нашей кошачьей семье должна была сразу же обратить внимание на странное поведение Мин. Однако сейчас, когда ни Парди, ни Мин не было в кафе, мне ничего не оставалось, кроме как смотреть в окно на мокрую улицу и ждать их возвращения.
Остаток дня, казалось, тянулся бесконечно, и только после закрытия кафе Дебби с Мин наконец вернулись домой.
– Я пришла, – крикнула Дебби и, опустив переноску на пол, открыла проволочную дверцу.
Мин осторожно выбралась наружу, огляделась, неуверенно принюхалась и устремилась к кошачьему дереву.
Из кухни вышла Линда и вопросительно взглянула на сестру.
– Пришлось съездить в ветеринарную клинику, чтобы все проверить, – сказала Дебби, усаживаясь на ближайший стул.
– И? – спросила Линда, снимая фартук и вешая его на крючок.
– Она глухая, – печально ответила Дебби, – скорее всего, с самого рождения. Вероятно, врожденный дефект.
У меня перехватило дыхание.
– Бедная Мин, – озабоченно вздохнула Линда.
Мин, похоже, испытала большое облегчение, оказавшись снова на привычном месте, и принялась умываться, не обращая внимания на грустное настроение, воцарившееся в зале.
– Ты думаешь, это хорошо для нее – жить в кафе? Я имею в виду, разве это не жестоко по отношению к ней, ведь она ничего не слышит? – спросила Линда, печально глядя на Мин.
– Да, об этом стоит подумать, – согласилась Дебби. – Возможно, ей было бы лучше где-нибудь, где не так… оживленно.
Линда подошла к кошачьему дереву и протянула руку, чтобы приласкать Мин. Вздрогнув, кошка повернулась к ней, и, когда Линда осторожно погладила ее по спине, Мин зажмурилась от удовольствия.
– Знаешь, если ты думаешь, что так будет лучше, я бы с удовольствием взяла Мин с собой, в коттедж Марджери, – сказала Линда неуверенно, в то время как довольное мурлыканье Мин становилось все громче. – Я все же в ответе за нее, ведь это я ее сюда принесла.
Дебби, сидевшая на стуле у двери, внимательно посмотрела на сестру.
– Спасибо, Линда. Я подумаю об этом, – сказала она с благодарностью.
Позже, когда Линда и Дебби ушли наверх, я осталась в полутемном зале кафе и некоторое время наблюдала за Мин. Она лежала, аккуратно свернувшись клубочком, так что получилась почти идеальная окружность, форму которой нарушало лишь одно ухо, слегка выдающееся в сторону. Меня снова поразила непринужденная элегантность этой кошки, и я с горечью осознала, что именно из-за красоты Мин я отнеслась к ней с таким предубеждением. Я завидовала тому, что она так нравилась посетителям, и никогда не задумывалась о том, каково ей самой здесь, в кафе. Она не по своей воле оказалась в чужом доме, где живет большое семейство кошек, и в такой обстановке, где о каком-либо уединении не могло быть и речи. Любая кошка сопротивлялась бы в таких обстоятельствах, тем более если у нее к тому же еще и проблемы со слухом. Я почувствовала, как во мне просыпается жалость к Мин. Мне почему-то с самого начала казалось, что ее безучастность объясняется презрением и пренебрежением к нам. Теперь я вынуждена была признать, что если и можно говорить о пренебрежении, то лишь с моей стороны, а вовсе не со стороны Мин.
Мин дремала очень беспокойно, лапы и усы ее время от времени вздрагивали, а затем она вдруг проснулась. Открыв свои огромные голубые глаза, Мин в тревоге оглядела весь зал и наконец заметила, что я наблюдаю за ней со своей подушки на подоконнике. Вид у нее спросонья был слегка ошарашенный, и мы несколько мгновений пристально разглядывали друг на друга. Потом, впервые за все время, что Мин жила с нами, я тихонько подмигнула ей в знак дружбы. Она вопросительно склонила голову набок, прежде чем подмигнуть мне в ответ, и ее светлые глаза на миг исчезли за шоколадно-коричневыми веками.
Я почувствовала одновременно горечь и радость. Было что-то такое бесхитростное и в то же время очень важное в этом простом молчаливом подмигивании, которым мы обменялись в знак того, что не питаем друг к другу вражды. Радость моя была омрачена только тем, что я так долго не могла обменяться с Мин самыми главными из кошачьих сигналов и потратила столько времени на поиски доказательств моих нелепых подозрений, даже не попытавшись как-то оправдать Мин.
Мин еще несколько мгновений не отводила от меня своих голубых глаз, и взгляд ее был такой же пристальный и настойчивый, как и раньше, но теперь я понимала, что за этим стоит вовсе не надменность и самоуверенность, а ее любопытство по отношению к этому загадочному молчаливому миру вокруг. Потом с безмятежным и умиротворенным видом она опустила голову и лизнула несколько раз кончик хвоста, прежде чем аккуратно улечься на него головой. Закрыв глаза, она вскоре снова уснула, чтобы опять вернуться в свой, особый мир – возможно, единственный, где для нее все было до конца понятно.
Мне же не спалось, и я еще, наверное, с час рассеянно умывалась и пыталась поудобнее устроиться на своей подушке, прежде чем наконец задремала и тут же увидела сон. Я снова стояла на мокрой улице, под дождем и смотрела, как Парди исчезает за стеной. Я попыталась позвать ее, но голос мой тонул в реве грузовиков, а когда я повернулась, чтобы бежать обратно в кафе, то увидела Мин, съежившуюся на пороге; она печально глядела на меня, а между нами мелькали ноги спешащих пешеходов.
Спустя несколько часов, когда бледное декабрьское солнце поднялось над крышами домов, я проснулась, по-прежнему размышляя о том, как неправильно вела себя в отношении Мин и Парди. Но теперь я твердо решила исправить свои ошибки и загладить вину. Линда, возможно, намерена взять Мин с собой, в коттедж, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы Мин чувствовала себя как дома все время, пока она еще будет здесь, с нами. Что же касается Парди, то я хотела бы извиниться перед ней за тот разговор там, у магазина, и сказать, что она всегда может рассчитывать на мою поддержку, что бы она ни решила.
Теперь мне оставалось только подождать, когда она вернется домой.
– Но мы думали, что тебе не нравится Мин, – озадаченно сказала Эбби. Я перехватила котят этим утром внизу, под лестницей. Они стояли на полу вокруг и внимательно слушали меня.
– Мы думали, что ты не хочешь, чтобы мы с ней говорили, – вставила Белла, пытаясь помочь сестре.
Я переводила взгляд с одной любопытной мордочки на другую, остро чувствуя, какой странной должна показаться котятам моя просьба вести себя с Мин более дружелюбно, – ведь совсем недавно я, наоборот, обижалась, если вдруг замечала их рядом с ней.
– Я никогда не говорила, что она мне не нравится, – неубедительно запротестовала я. Если бы у кошек были брови, Белла бы точно подняла их от удивления.
– Но ты же была единственной, кто… – начала было она, но заметив, как подергивается мой хвост, тут же умолкла.
– Это было до того, как я узнала, что она ничего не слышит, – резко ответила я, прекрасно сознавая, что это довольно слабое оправдание. – Я не понимала, почему она ведет себя так… сдержанно.
Я готова была сгореть со стыда, когда котята снова взглянули на меня в замешательстве.
– Я думал, что она просто очень застенчивая, – неуверенно заметил Эдди.
– И я тоже, – подхватила Мейзи.
Их бесхитростные признания заставили меня еще острее почувствовать свою вину, подтвердив, что я была единственной, кто решил, что молчание Мин вызвано надменностью и высокомерием. Но я была благодарна им за добродушную готовность выполнить мою просьбу, а еще за то, что, если они и осуждали меня за лицемерие, то не высказывали этого вслух.
– Кто-нибудь видел сегодня Парди? – спросила я, когда они стали расходиться по своим делам.
– Нет еще, – ответил Эдди, и остальные молча подтвердили то же самое.
Я оставила котят и выскользнула на улицу сквозь кошачью дверцу. Меня терзало смутное подозрение, что Парди могла остаться на ночь в магазинчике Джо. Был холодный ветреный день, и низкие облака готовы были вот-вот пролиться дождем. Не успела я сделать и нескольких шагов по тротуару, как дверь магазинчика распахнулась и оттуда вышли Джо с Бернардом.
Я остановилась как вкопанная, так поразило меня то, что я увидела: вместо чтобы идти рядом друг с другом, как они обычно гуляли с Бернардом, Джо несла пса на руках, как младенца, бережно прижимая к себе его объемистый зад, а Бернард положил подбородок на ее плечо.
Они составляли неуклюжую, немного смешную пару, но лицо Джо выражало крайнюю озабоченность. Она задержалась на выходе, перехватив Бернарда поудобнее, чтобы закрыть за собой дверь. Потом, слегка согнувшись под его тяжестью, она направилась к фургону, кое-как открыла задние двери и осторожно опустила Бернарда внутрь. Я успела увидеть печальную морду собаки, потом Джо захлопнула дверцы и поспешила сесть за руль автомобиля. Спустя несколько секунд взревел мотор, и фургон исчез за углом.