Я помню, как дурно стало мне в тот момент. А Эстер безжалостно продолжала — ну, безжалостно, конечно, для меня, её била дрожь точно так же, как и меня.
— Я не знаю, что происходит, но я хочу знать правду, — говорила она. — Потому что когда я попыталась заговорить об этом всём с Алеком, он сказал, что у них с Мангандаларом есть договорённость насчёт погибших. Он вроде бы так же привозит сюда тела наших ребят, погибших там. Я долго не могла верить самой себе, и когда Алек сказал, что мне здесь не место, я согласилась с ним и ушла сама. Сама, понимаешь? Я сбежала, а когда захотела вернуться, ворота для меня были закрыты. И закрыла их Тесса, сказав, что Алек велел не пускать меня, если я приду.
Мне очень сильно захотелось обнять её в тот момент. Казалось, это я сама стояла там, перед воротами в Ткагараду, напротив Тессы, произносившей эти жестокие слова. Казалось, это по моим плечам и волосам стучит дождь — там не могло не быть дождя, в такие моменты, как этот, он всегда бывает. И это мне, не Эстер, было холодно — и от ледяных капель, и от ледяных слов той, которую я считала если не подругой, то боевым товарищем.
— Я не знаю, где правда, где вымысел, — продолжила Эстер. — Я знаю только, что не хочу больше войны. Два года в лесу дали мне очень много, и я хотела найти такого человека, который поможет мне всё исправить.
— И тут появилась я?
Эстер смутилась.
— Тут появился хоть кто-то, — нехотя ответила она. — Хоть кто-то, кто не побоялся выйти из Ткагарады, хотя нас постоянно убеждают не делать этого. Хоть кто-то, кто ненавидит это кровопролитие так же, как я.
У меня не нашлось слов в ответ. Мы стояли в полном молчании, без движения несколько долгих секунд, пока Эстер не выдержала и сказала:
— Пойдём туда, — она указала на дверь с табличкой «Наблюдательный пункт». — Надеюсь, я не зря тебе доверяю.
Мы прошли в эту комнату, и там мне мгновенно стало неуютно, стоило только оглянуться по сторонам. И было от чего.
Во всю правую стену должна была располагаться карта, но кто-то её оборвал и обжёг края, оставив только Ткагараду и Маргандалор; чёрное пятно оказалось не просто пятном, но обугленной частью, будто кто-то приложил туда раскалённый металлический кружок. Уцелевшая часть карты была испещрена разноцветными точками и подписями. Передо мной и по левую руку располагались стеллажи с огромным количеством маленьких, не больше ладони в высоту мониторов. Большая часть из них были отключены и казались мёртвыми среди живых, работавших чёрно-белых. На каждом рабочем красовалась бумажка с цифрами; Эстер пояснила, что это — координаты.
— Я создала систему координат на этой карте и нанесла на неё все камеры, — сказала она. — Оказалось, некоторые из них оснащены дополнительными примочками вроде ночного видения или инфракрасной камеры. Теперь смотри…
Она шагнула к стене напротив выхода, заглянула за стеллаж и вытащила оттуда ноутбук. Раскрыла его, пощёлкала по кнопкам, затем развернула экраном ко мне.
— Смотри, — сказала она, но я и без её указания вперилась в экран. — Где-то здесь должен находиться город, куда мы свозим ресурсы, так? Но это явно не город. Максимум деревня, и то…
То, что отмечалось на карте чёрным пятном, и вправду было похоже на деревню. Четыре дома на четыре стороны, пятый — посередине между ними, самые обычные здания, какие есть в Ткагараде.
— Это запись, — продолжала Эстер, — и запись очень важная. Я не впервые вижу такое, но впервые разговор был… вот таким. Я хочу, чтобы ты слушала очень внимательно. Мне удалось получить это недавно, и знаешь… Впрочем, ты сейчас сама всё услышишь и скажешь мне.
Камера на видеозаписи проехала между ними к центральному. Внутри, если верить её датчикам, находились несколько людей. Видеозапись шла без звука, но уже через несколько мгновений послышался щелчок и зазвучали невнятные голоса. Камера переместилась к окну — послышалось тихое жужжание и шорох — и голоса стали более отчётливыми и громкими.
— Кори тоже говорит о том, что войну пора прекращать, — говорил низкий мужской голос. Говоривший немного картавил, и каждый раз, когда он произносил «р», его плавная речь, казалось, подскакивала на кочке. — Похоже, это поколение волевых готово к переходу.
— У нас есть двое ребят, кто проявляет полное подчинение, — возразил высокий мужской голос, про такие ещё говорят «холодный». — Я не думаю, что их можно допускать.
— Оставить их в качестве руководителей? — спросил картавый. — Алек? Готов подготовить смену?
Послышалась усмешка, и заговорил до боли знакомый голос.
— Я вроде ещё не старый, Трей.
— Но и не молодой, — возразил картавый.
— К тому же, внизу не откажутся от подмоги, — добавил «холодный».
— Давайте проверим их в деле, — уклончиво ответил Алек. — Как будто вы не знаете, как это бывает. Вспомните Эстер Стэнвуд…
Я оглянулась на неё. Эстер покачала головой и прижала палец к губам.
— Её побег укладывается в наши планы, — сказал картавый. — Я бы даже сказал, что она — наше самое удачное произведение. Её можно готовить к переходу прямо сейчас.
— А ещё она может помочь с перезапуском поколения, — сказал Алек. — Брось, Трей. Дай времени расставить всё по своим местам, ты ещё успеешь всё перезапустить.
— Старший в новом поколении получит право на волевик уже через пять лет, — отрезал холодный. — Мы не успеем…
— Мы успеем, — жёстко перебил его Алек. — Мы всегда успевали, успеем и на этот раз.
— Так и скажи, что у тебя появился любимчик, и ты хочешь им полюбоваться, — неожиданно рассмеялся картавый.
— Появился, — ответил Алек. — Ты знаешь, как у меня работает интуиция. Я думаю, Стэнвуд — не лучшее наше произведение.
Воцарилась тишина. Я снова оглянулась на Эстер. Она сосредоточенно смотрела в экран — похоже, ещё не конец. Я снова оглянулась туда.
— Давайте снова спровоцируем их, — заговорил «холодный». — Они продолжат, и тогда события сами приведут нас к перезапуску… или не приведут.
Снова тишина, но недолгая. Я не успела даже оглянуться на Эстер, как услышала ответ Алека:
— Да. Это отличная идея.
На этом видеозапись закончилась, экран потемнел.
Волевик снова выскользнул из моего кармана и закрутился вокруг запястья, как будто хотел обнять или поддержать — я ощутила именно такой порыв. Мне хотелось ответить ему тем же, но я не могла, и вместо этого обернулась к Эстер.
— Что всё это значит? — тихо спросила я.
— Это случилось два дня назад, — так же тихо ответила Эстер. — Этой ночью маргандалорцы атаковали Ткагараду. Их спровоцировали, Тикки. Быть может, пытались провоцировать и вас, но не получилось.
Я пожала плечами.
— Не помню такого.
— Но среди вас, кажется, и нет тех, кто отличается послушанием, — сказала Эстер. — Помнишь разговор? В Маргандалоре есть пара ребят, кто слушает наставников во всём. Они могли всё это сделать, не спрашивая, на них промывка мозгов сработала от и до.
Я помнила. К сожалению, я запомнила всё слишком хорошо, настолько, что разговор не шёл у меня из головы. Ни в то время, пока я прощалась с Эстер и училась пользоваться ключом, ни в те минуты, пока я шла домой. И даже когда я столкнулась с Кейном у южных врат, мне не удалось переключиться, хотя я должна была помнить и про его беду, и про сегодняшний рейд.
— Несс? — он сжал моё плечо, заставил остановиться, и только тогда я поняла, что он рядом. — Что случилось?
— Кейн…
Я растерянно смотрела на него и понимала, что мне нечего сказать. То, что я знаю, разрушит наш мир или подвергнет нас огромной опасности. У меня есть ключ от убежища, но если двое волевых сразу переметнётся к Эстер, не начнётся ли преследование? Нас осталось семеро, в Маргандалоре, по слухам — десять воинов. Наши ребята и так в меньшинстве, и если что-то пойдёт не так, я могу сделать только хуже для всех.
Но если где-то там, в этой деревне-пятне действительно есть кто-то, кто управляет нами, кто заставляет нас убивать друг друга, кто рассуждает о нас как об автоферме — перезагрузить поколение, да? — я не могла заставить себя промолчать. Пусть даже в объятьях Кейна мне становилось спокойнее и как-то легче, что-то внутри всё равно сопротивлялось.
— Кейн, — выдохнула я. — Нам надо поговорить. Это очень важно, и я не могу довериться никому, кроме тебя.
Он сразу стал серьёзным, кивнул. Мы направились вдоль стены, просто прогуляться, без цели спрятаться или что-то вроде, а я пыталась вспомнить расположение камер. Если Эстер имела к ним доступ, мог иметь и кто-то ещё… и, вполне вероятно, что его мониторы работают все до одного.
Я говорила и говорила, машинально поглядывая по сторонам. Небо нахмурилось, дул холодный ветер, и, казалось, само мироздание было недовольно тем, что его тайны раскрывают. Кейн молчал, только хмурился и поджимал губы, и я даже представить не могла, что он об этом думает. Больше всего я боялась, что он обвинит меня во лжи, как Алек когда-то обвинял Эстер. Я мёрзла на ветру, под его холодным взглядом, и Кейн даже не думал меня обнять или дать куртку, чтобы я согрелась, как это бывало раньше. Этот день вообще выдался на удивление холодным, и только тогда, во время разговора с Кейном, я ощутила это в полной мере.
— Перезагрузить поколение, — протянул он, когда я закончила. — Ты понимаешь, что это значит?
Я покачала головой и обняла себя за плечи. Передо мной снова был тот Кейн, что бесстрастно смотрел на мои поражения и со злостью — на победы. И это было последним, что я хотела бы увидеть в его реакции… не считая обвинения во лжи.
— Ты же замечала, что никто из волевых воинов не доживает до двадцати пяти? — продолжал Кейн. Я кивнула. — А новые проходят инициацию в пятнадцать. И, я думаю, это не потому, что волевик не признает их раньше. Просто так разделяют поколения. По десять лет.
К горлу подкатил комок, меня затошнило, я с трудом могла сдержаться, чтобы не заплакать. Одно дело — когда ты просто слышишь рассказы об этом, другое — когда ты получаешь доказательства.