Для начала Иван IV приговорил взять с земщины за свой отъезд (!) сто тысяч рублей. Мелочная душонка была у начинающего деспота.
Символ
Ещё за год до введения опричнины иностранцы отмечали, что российский монарх свободно разъезжал по Москве без всякой охраны, в сопровождении лишь одного служителя, который бил в небольшой барабан. Но после того, как пролилась первая боярская кровь, положение изменилось коренным образом.
Опричник
Охранным корпусом царя стала опричная тысяча. Принятию в опричное войско предшествовал строгий отбор: исследовался род, из которого происходил кандидат, семейные связи, имена тех, с кем он был знаком или дружен. Прошедший проверку приносил присягу: «Я клянусь быть верным государю и великому князю и его государству, молодым князьям и великой княгине и не молчать о всём дурном, что я знаю, слыхал или услышу, что замышляется тем или другим против царя или великого князя, его государства, молодых князей и царицы. Я клянусь также не есть и не пить вместе с земщиной и не иметь с ними ничего общего. На этом целую я крест».
После присяги опричник уже не мог общаться ни с кем, кроме опричников. Исключённый из общества остальных людей, именуемых отныне «земщиной», поставленный над ними, он мог их только грабить, убивать, насиловать. Опричника, уличённого в знакомстве или приятельстве с неопричником, убивали без суда, уничтожалась и вся семья того «земца», с кем он был связан.
Лифляндские рыцари Иоганн Таубе и Элерт Крузе, служившие при дворе Ивана IV, так описывали внешний вид опричников: «Избранные (или опричники) должны во время езды иметь известное и заметное отличие, именно следующее: собачьи головы на шее у лошади и метлу на кнутовище. Это обозначает, что они сперва кусают, как собаки, а затем выметают всё лишнее из страны. Пехотинцы все должны ходить в грубых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху но нижнюю одежду они должны носить из шитого золотом сукна на собольем или куньем меху Великий князь образовал из них над всеми храбрыми, справедливыми, непорочными полками свою особую опричнину, особое братство, которое он составил из пятисот молодых людей, большей частью очень низкого происхождения, всех смелых, дерзких, бесчестных и бездушных парней».
Подобно псам, опричники должны был грызть царских врагов, а метлой выметать измену.
Автор брошюры, вышедшей в 1572 году, так описывал вступление Грозного в Москву. Впереди ехал дворянин на лошади, на груди его была свежеотрубленная голова английской собаки. Царь тоже ехал на лошади, у которой на груди была большая пёсья голова из серебра. Она имела такое устройство, что при каждом шаге лошади пасть пса, открываясь, громко лязгала зубами.
Впрочем, то, что иностранцы воспринимали как метлу, русские называли помелом. «Ходиша и ездиша в чёрном все люди опришницы, – читаем в летописи, – а в саадцах[21] помяла». А помело, конечно, не метла. По толковому словарю В. И. Даля, помело – пук мочал или тряпья, ветоши. Вводя опричнину, Грозный обещал навести порядок и утвердить на Руси правду. Символом его обещаний и стало помело. Не тогда ли русский язык обогатился выражениями «Язык как помело», «Мели Емеля – твоя неделя»? Впрочем, об итогах деятельности Ивана IV мы ещё поговорим подробнее, а пока сообщим читателям, что к концу его царствования население России сократилось на четверть!
Опричный двор
Опричнина была введена в январе 1565 года. Иван Грозный, известный своим ханжеством и лицемерием, не без сарказма употребил этот термин (он означал вдовью долю) в отношении тех земель, которые взял под свою государеву руку. Остальные земли Русского государства стали именоваться земщиной. Они лишались высокого покровительства прогневавшегося царя, становились как бы государством в государстве, отдавались на разграбление опричным людям.
В Москве к опричнине отошли земли по правую сторону реки Неглинной, к земщине – по левую. Центром её стал Опричный двор, построенный напротив Кремля, на расстоянии ружейного выстрела от его стен. Опричный двор возвели на месте многочисленных строений бояр и торговых людей, разрушенных по приказу царя. Территория двора была выровнена белым песком, привезённым с Москвы-реки. В низких местах его слой достигал полуметра («локтя»). Именно по этому насыпному песку было уточнено местоположение Опричного двора, когда строились здания университета.
Со всех сторон двор окружала стена высотой в три сажени (более шести метров): на одну сажень от земли – из тёсаного камня, на две других – из обожжённых кирпичей. Наверху стены были сведены на острый угол. Крыши и бойницы не делались. В стенах было трое ворот: северные, южные и восточные.
Северные ворота покрывали железные полосы. Изнутри (по обе стороны ворот) торчали огромные брёвна, врытые в землю. Брёвна имели отверстия для засова, которым запирались ворота. В центре их украшал двуглавый орёл с распростёртыми крыльями. По сторонам орла стояли два льва. Вместо глаз у них были вставлены зеркала. Один лев «смотрел» в сторону земщины, грозно ощетинив пасть. И орёл, и львы были вырезаны из дерева и раскрашены.
Южные ворота имели небольшие размеры: через них могли проехать только всадник или повозка. Восточные ворота предназначались исключительно для великого князя, его лошадей и саней. Западную сторону двора занимала большая, ничем не застроенная площадь.
В центре Опричного двора высились три монументальных здания. Над каждым из них был шпиц с двуглавым орлом. Орлы, сделанные из дерева и окрашенные в чёрный цвет, грудью были обращены к земщине. Одно из зданий находилось против восточных ворот, это были покои царя. Вокруг них шёл крытый переход, примыкая к стене. Напротив находился маленький помост в виде квадратного стола. С помоста государь садился на коня. Через восточные ворота Иван Грозный выезжал в сопровождении только опричников. Князья и бояре не могли следовать через них ни во двор, ни со двора.
В царские покои и примыкающую к ним палату вели большие крытые лестницы. Под лестницами и переходами находилось 500 стрелков. Они несли ночные караулы в палате и покоях. На южной стороне двора ночные караулы держали князья и бояре.
В северной части двора находились поварни, погреба, хлебни и мыльни (бани). Над погребами, в которых хранили мёд и лёд, возвышались большие сараи. Стены их были набраны из прорезных досок, что создавало в помещениях постоянный ток воздуха и позволяло хранить дичь и рыбу (белугу, осетра, севрюгу и стерлядь).
От главных великокняжеских построек в юго-восточный угол через весь двор шёл ещё один переход. Он вёл к низким хоромам с клетью. Здесь царь завтракал и обедал. Здесь были выстроены все приказы и ставились на правёж должники, которых били батогами или плетьми до тех пор, пока священник не возвестит обеденных даров или не прозвонит колокол. Здесь подписывались челобитные опричников и отсылались в земщину. После подписи челобитные получали силу указа и подлежали беспрекословному исполнению. Справедливым надлежало считать всё, что скреплялось подписью дьяка и государственной печатью.
Власть Ивана Грозного, вступившего в открытую войну с собственными подданными, была безгранична. Один из его современников, Генрих Штаден, отмечал: «Только он один и правит! Всё, что ни прикажет он, – всё исполняется, и всё, что запретит, – действительно остаётся под запретом. Никто ему не перечит: ни духовные, ни миряне. Так жестока и ужасна тирания великого князя, что к нему не чувствуют расположения ни духовные, ни миряне».
Опричный двор, стоивший казне огромных денег, олицетворял для москвичей все крайности правления Ивана Грозного. Естественно, что он был для народных масс бельмом на глазу. Стены его осыпались проклятиями терзаемых жертв, остававшихся вдовами женщин, осиротевших детей и немощных родителей. Москвичи открыто говорили о своём желании видеть Опричный двор преданным огню. Это случилось в 1571 году после большого пожара, вызванного нашествием крымского хана Девлет-Гирея.
…Грозный действовал по выверенному столетиями державному принципу: разделяй и властвуй. Введением опричнины он расколол население страны на две категории – избранных и изгоев. Опричники целовали крест в знак того, что не будут заодно с земскими и «дружбы водить с ними не будут». Впрочем, последнее было явно невыгодно опричным, ибо земские были выданы им с головой. Любой из опричных мог обвинить любого из земских в любых тяжких грехах, и его обвинение безоговорочно принималось местными властями даже в том случае, если заведомо было известно, что ни обвинитель, ни обвиняемый друг друга до этого не только не знали, но и ни разу не виделись. «И тут никому не было пощады: ни духовному, ни мирянину, – отмечал современник. – Опричники устраивали с земскими такие штуки, чтобы получить от них деньги, что и описать невозможно».
Со школьных лет мы помним «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» М. Ю. Лермонтова. В ней рассказывается о «поле» – поединке, на который вышли царский любимец и сын купеческий. В середине века поединок считался верным и достойным способом защитить свою честь, найти справедливость. При Иване Грозном земским было отказано даже в этом обычае: «И поле здесь не имело силы: все бойцы со стороны земских признавались побитыми; живых их считали как бы мёртвыми, а то и просто не допускали на поле».
Разделение населения на две неравные в правовом отношении категории привело к наушничеству, тотальной слежке друг за другом и доносам. Целью последних, как правило, были имущественные притязания.
«Из-за денег земских оговаривали все, – свидетельствовал Г. Штаден, – и их слуги, работники и служанки, и простолюдин из опричнины – посадский или крестьянин. Я умалчиваю о том, что позволяли себе слуги, служанки и малые опричных князей и дворян! В силу указа всё считалось правильным».
Н. Неврев. «Опричники»