Мерой наказания для опальных стала ссылка в Казань, Свияжск, Чебоксары и окрестности. Делалось это весьма поспешно. Под конвоем опричников опальные покидали родовые гнёзда и следовали на Восток. С собой разрешалось брать только оружие, так как наказуемые оставались на государевой службе, которую несли на менее льготных для них условиях.
Земли и имущество, которые ранее принадлежали опальным, подлежали конфискации. На месте поселения им определялись новые наделы, которые были в несколько раз меньше прежних, отошедших в казну. Тем самым Иван IV получил в своё распоряжение огромный земельный фонд, который использовал для испомещения опричников. Это стало возможно благодаря тому, что царь избавился от опеки Боярской думы, без санкции которой до этого отобрать родовое владение было невозможно. Историк Р. Г. Скрынников замечает по этому поводу: «Опричные мероприятия носили беспрецедентный характер. Никогда ещё правительство не отчуждало у дворян поместий, а тем более вотчин без всякой провинности с их стороны, а главное, в столь широких масштабах».
Ссылка на далёкие восточные окраины владельцев коренных русских земель была очень выгодна царю и многое дала ему. Во-первых, новоявленные «изменники» были сохранены для государевой службы. Во-вторых, казна не несла никаких расходов по размещению ссыльных на новом месте. В-третьих, с помощью переселенцев укреплялись восточные окраины государства, упрочивалось господство России в Среднем и Нижнем Поволжье. И наконец, бескровная расправа с без вины виноватыми несколько успокоила родственников пострадавших, естественно негодовавших на действия царя. Пискарёвский летописец замечает по этому поводу: «И бысть в людех ненависть на царя от всех людей».
Казанское переселение стало первым опытом политической ссылки в России образно говоря – восточными воротами в Сибирь.
1565 г. В Кремле построена особая «Посольская палатка».
Тихая буря
Режим неограниченной власти, достигнутой Иваном IV посредством опричнины, вызвал крайнее озлобление среди той части населения, которая оказалась в земщине, то есть на территориях, формально отринутых деспотом. Летописец писал: «Бысть в людех ненависть на царя от всех людей».
Первым вызов Грозному бросил князь Пётр Щенятев. Знатность позволяла ему занимать самое высокое положение в Думе, уступая лишь Бельскому и Мстиславскому В октябре 1565 года эта троица стояла во главе земских полков, которые успешно отразили нападение татар на Волхов, за что были награждены золотыми.
После этого успеха Щенятев покинул Думу и удалился в монастырь. Современники расценили его уход из суетного мира как демонстрацию, как пассивный протест против тирании Ивана IV. Андрей Курбский писал: «Муж зело благородный был и богатый и, оставя всё богатство и многое стяжание, мнишествовати был произволил[22]».
В ответ на самовольное пострижение князя власти немедленно конфисковали вотчины П. М. Щенятева. Своё отрицательное отношение к поступку князя они выразили тем, что включили в текст поручных грамот на бояр обязательство «в чернцы не постричися». Но Грозный на этом не успокоился. Вопреки обычаям и традиционному отношению к монашескому житию опричники арестовали старца Тимена (под таким именем был пострижен Щенятев) и привезли в Москву на пыточный двор. Боярину вбивали иглы под ногти, затем изготовили огромную сковороду и начали медленно на ней жечь его. Престарелый воевода не выдержал пыток и скончался 5 августа 1566 года.
Примеру Щенятева последовал глава церкви митрополит Афанасий. Без совета с царём и без его согласия он сложил с себя сан митрополита и удалился в Чудов монастырь. Случилось это 19 мая 1566 года. Стремясь как-то снизить эффект от беспрецедентного поступка Афанасия, власти объявили, что глава церкви покинул свой пост за великими немощами.
Афанасий был составителем «Степенной книги» и «Жития Даниила Переяславского». Он поновлял икону Владимирской Богоматери и являлся автором иконы «Церковь воинствующая». Был духовником царя, то есть находился с Иваном Грозным в довольно близких и неофициальных отношениях. Именно ему было адресовано послание царя о введении опричнины, что Афанасий принять не хотел и не мог. Митрополит многократно «печаловался» царю об «овцах» церкви. Убедившись в тщете своих усилий, предпочёл умыть руки, продемонстрировав своим поступком осуждение террора. Грозный не решился на преследование своего духовника и сорвал гнев на его идейном предшественнике – князе П. М. Щенятеве.
1569 г. Чума в Москве. Ежедневно умирает до 600 человек.
В Вологде Грозный и английский посол Томас Рэндольф подписали союзный договор. Но посол оговорился, что его должны ещё утвердить королева и парламент. Что значит «утвердить договор», Иван Васильевич не понял и решил, что соглашение уже вступило в силу. А в Лондоне союз не был ратифицирован. Разъярённый царь в письме к Елизавете заявил, что в её отсталом государстве правит не она, а «мужики торговые», а безвластная королева «пребывает в своём девическом чину, как обычная девица». Дипломатические отношения с Англией были разорваны.
Поделились мыслями
В 1549 году в столице прошёл первый Земский собор. На нём была рассмотрена и утверждена реформа местного самоуправления. Этот и следующий соборы формально созывались для совета царя с высшими представителями духовенства, боярства и купечества. Совершенно иная обстановка сложилась после введения в стране опричнины – царь советоваться уже ни с кем не собирался, а только требовал одобрения своих намерений.
Земский собор в стране, разделённой на земщину и опричнину, состоялся в июне 1566 года. Перед собранием был поставлен один вопрос: продолжать войну с Ливонией или нет? Как обычно, заседания собора проходили по сословиям.
К духовенству царь обращался от первого лица:
– Как нам стояти против своего недруга короля польского?
Ответ был дан в самой благожелательной для Грозного форме:
– Ливонская земля от прародителей государя нашего, и государская правда перед королём велика.
Ну а то, как отстаивать эту правду – забота самого государя, а дело духовных пастырей денно и нощно молиться за ниспослание ему здоровья и удачи.
Боярам тот же вопрос задавался от третьего лица:
– На какове мере государю нашему с королём помиритися?
В своём ответе бояре (и представители других сословий) следовали определённой установке, а именно формуле: «и государю нашему наша мысль», «и мы государю своему изъявляем нашу мысль», «и мысль наша то…»
Время, когда следовали формуле «царь указал, а бояре приговорили» кануло в Лету. Теперь высшее сословие России должно было не только слушать, что говорит правитель, но и угадывать его желания. Последнее сделать было нетрудно, и Боярская дума высказалась за продолжение военных действий, «прося у Бога милости, ныне с королём промышляти. А нам всем за государя головы свои класть».
О своей готовности умереть за царя заявили и дворяне: «Что государю нашему пригоже, за то за всё стояти». Помещики пограничных уездов заверяли Грозного: «Ныне на конех сидим, и мы за его государьское с коня помрём».
Столь же решительно высказались за войну приказные люди и купечество. От последних требовалось одно – деньги. На соборе присутствовало 75 торговых людей, которые единодушно заявили, что на завоевание Ливонии потрачены огромные средства, а потому государство не может «отступится» от своих первоначальных намерений. «Мы молим Бога о том, – говорилось в приговоре купцов, – чтобы государева рука была высока; а мы люди неслуживые, службы не знаем, ведает Бог да государь; не стоим не токмо за свои животы, мы и головы свои кладём за государя везде, чтобы государева рука была высока».
2 июня Земский собор утвердил общее решение всех сословий. Члены Боярской думы и духовенство скрепили приговорную грамоту своими подписями. Остальные участники собора принесли присягу с обязательством служить царю «безо всякой хитрости», правдой и верой.
Собор 1566 года проходил в тревожной обстановке укрепления самодержавной власти Ивана IV и начала опричного беспредела. Рядовые массы посадов ничего хорошего от собрания «избранных» не ждали. Официальная летопись передаёт настроение общества с помощью мистических символов – всякого рода знамений и примет. Согласно её сообщению, накануне открытия собора в Москве разразилась страшная буря, «взошла туча тёмная и стала красна, яки огнена, и опосле опять потемнело и гром бысть и трескот великий и дождь, и до четвёртого часу».
Зловещее предзнаменование вызвало у москвичей много толков, в которых не было места надежде на царя и одобрению решений собора. Современный историк пишет по этому поводу: «Самый представительный собор середины XVI века был созван на втором году опричнины, когда опричное правительство стало на путь уступок и поиска компромисса. Этот период оказался слишком кратковременным. Новый взрыв террора положил конец дальнейшему развитию практики Земских соборов».
…Свою работу собор закончил в значительно уменьшившемся составе, что было вызвано следующим обстоятельством. Большая группа земских бояр и дворян во главе с В. Ф. Рыбиным-Пронским обратилась к царю с челобитной, в которой потребовали за содействие в войне отмены опричнины. Челобитчики писали о нестерпимом произволе опричников в отношении земцев.
Царь расценил это обращение как мятеж. Всех, чьи подписи оказались в челобитной, в тот же день арестовали, 50 человек были биты палками на торговой площади, трое обезглавлены – В. Рыбин-Пронский, Н. Карамышев и К. Бундов. Вотчину (Кострома с окрестностями) первого из них взяли в казну.
Расправа с «бунтовщиками» могла быть ещё более жестокой, но этому помешало прибытие в Москву соловецкого игумена Филиппа – кандидата в митрополиты. При восшествии на митрополичью кафедру он потребовал: «Чтоб царь и великий князь оставил опришнину. А не оставит царь и великий князь опришнины, и ему в митрополитех быти невозможно. А хоши его и поставят в митрополиты, и ему за тем митрополья оставити».