Много это или мало? 11,5 % от всего населения города. И по-видимому, число жертв опричного террора занижено, ибо разгром был так сокрушителен, что спустя почти два десятилетия при очередной переписи населения Новгорода переписчики постоянно отмечали: «двор пуст», «место пусто». И это неудивительно: город понёс потери в населении равнозначные тем, которые наша страна претерпела в годы Великой Отечественной войны (около 10 % на фронтах и мирных граждан). То есть царь тоже вёл войну, но с населением своего государства.
По расчётам Р. Г. Скрынникова, специалиста по эпохе Ивана Грозного, общее число жертв, занесённых в синодики царя, составляет четыре с половиной тысячи. Это, конечно, далеко не все, так как опалы бояр сопровождались погромами их владений, расправами с их ближайшим окружением и простыми людьми. А сколько людей погибло от рук опричников в Твери и по дороге крамольников в Новгород? Никто этого не знает – и жонглируют данными Скрынникова. Вот, мол, всего-то 4500! А, например, в Нидерландах, с 1548 по 1581 год, находившихся под властью Карла V и Филиппа II, число жертв дошло до ста тысяч. В течение одной ночи (23 января 1572 года) во Франции было зверски убито более трёх тысяч гугенотов. И это не возмутило христианский мир. По случаю Варфоломеевской ночи был иллюминирован католический Рим, а папа Григорий XIII поздравил короля Карла IX и его мать Екатерину Медичи с «богоугодным делом». В Англии Генриха VIII за «бродяжничество» было повешено 72 тысячи крестьян, согнанных со своих земель, превращённых в овечьи пастбища.
Екатерина Медичи
Словом, зря «клевещут» историки на бедного Иванушку – таково было время, и русский царь не стал в нём исключением. Конечно, есть в этом своя сермяжная правда, но она не истина в последней инстанции. Грозного осуждают не за жестокость, которая во многих случаях может быть оправдана, а за душегубство, за бессудные расправы с неповинными людьми, за изощрённость казней и пыток, примеры чему приводит современный историк М. Зарезан.
Конец династии
Фёдор Нагой был окольничим. Он ведал придворными церемониями, сопровождал царя на приёмах и во время его поездок, входил в состав Боярской думы, хотя боярином не являлся, но стать таковым хотел. Нежданно-негаданно ему засветило – государь прислал сватов к его дочери Марии.
Конечно, Нагой знал о печальной участи предшествующих супруг тирана: странной смерти Марфы Сабуровой через две недели после венчания, пострижении в монахини девицы Анны Колтовской, утоплении в полынье Марии Долгоруковой, смерти Анны Васильчиковой вскоре после свадьбы, погребении заживо Василисы Мелентьевой.
Не хотелось подобной судьбы для родной дочери. Но случай! Когда ещё представится нечто подобное, да и не воспротивишься грозному государю. Словом, 6 сентября 1580 года Иван IV обвенчался с 16-летней красавицей Марией Нагой.
Похотливый и развратный государь находился в это время в состоянии физического полураспада. «Ему было только пятьдесят лет с небольшим, а он казался дряхлым, глубоким стариком», – писал историк Н. И. Костомаров. Юная царица с содроганием ждала каждой ночи, боясь не угодить государю. Основным чувством, господствовавшим в её сознании, был страх, временами переходивший в ужас (день смерти старшего сына царя).
19 ноября 1581 года Мария родила сына. Ребёнок (его назвали Дмитрием) стал для неё отрадой и спасением от душевных ран. Да и царь после кончины сына несколько присмирел.
Кремль стал похож на монастырь. Царь каялся в своих преступлениях, жертвовал святым обителям сокровища из казны и составлял списки (синодики) своих личных жертв, требовал постоянно служить по убиенным. Но умирать не хотел, за жизнь цеплялся, свозя со всей Руси знахарей и колдунов. Возмездие пришло 18 марта 1584 года.
Царевичу Дмитрию было в это время два года и четыре месяца. Рос он слабым и больным ребёнком, страдал нервными припадками, похожими на эпилептические. Во время припадков он был невменяем: «за что ухватится зубом, то и объест, объедал руки матери своей и Ондреевне, дочке Нагого, едва у него отняли». Это было следствием переживаний матери, её постоянного страха перед супругом-иродом, которого сменил на троне его сын Фёдор.
Вдову с сыном отправили в Углич. 15 мая 1591 года там произошла трагедия: девятилетний ребёнок погиб. Сразу возникло две версии случившегося: несчастный случай и убийство. По первой Дмитрий играл на заднем дворе в тычку (в «ножички»), упал в сильном припадке горлом на нож и нанёс себе смертельную рану. Версия неправдоподобная. По второй его убили, чтобы расчистить дорогу к власти Б. Годунову (у царя Фёдора Ивановича детей не было).
Гибель царевича Дмитрия
Горожане полагали, что Дмитрия погубили по распоряжению царского представителя в Угличе. Это вызвало бунт. Подозреваемые в содеянном были убиты. Следственная комиссия, присланная из Москвы, пришла к следующему выводу: «Царевичу Дмитрию смерть учинилась Божьим судом». Комиссию возглавляли митрополит Геласий и боярин Василий Шуйский.
После похорон царевича Марию Нагую постригли и под именем Марфы сослали в монастырь Святого Николая на реке Выксе. Сослали и забыли. Но через 12 лет пришлось вспомнить: на западной границе Руси появился самозванец, который выдавал себя за царевича Дмитрия.
Инокиню Марфу срочно привезли в Москву и представили пред светлые очи нового государя. Борис Годунов приказал:
– Говори правду, живой твой сын или нет?
– Не знаю, – ответила бывшая царица и с явной издёвкой добавила: – У Бога все живы, али не так?
Царь был с супругой, та в ярости набросилась на инокиню, осыпая её бранью. Отстранив жену, Годунов попросил Марфу, назвав её прежним именем:
– Говори, Мария, всё, что знаешь.
– Сказывали мне, что он жив, – тихо молвила инокиня. – Вроде бы его тайно увезли из России, куда – не знаю. А тот, кто говорил, давно уже в могиле.
Конечно, Марфа лгала: что она, не видела, кого хоронила? Не знала, над чьим телом билась в рыданиях? Но это была ложь во спасение от тех, кто фактически лишил её жизни.
…За инокиней прибыли ещё раз летом 1605 года, и теперь она понимала зачем.
Встреча с мнимым сыном произошла 18 июля в селе Тайнинском. Её ввели в роскошный шатёр и оставили с «сыном». Время тянулось томительно долго, а народ ждал. Но вот они вышли вдвоём: вдова Ивана Грозного и её сын[33] Дмитрий.
В шикарном экипаже Мария въезжала в столицу. А рядом был её царственный сын. Он шёл с непокрытой головой вровень с окнами кареты. Затем вскочил на горячего коня и встретил «матушку» уже у ворот Кремля. Люди утирали слёзы умиления. А для Марии это был первый день, когда она почувствовала себя царицей.
Она опять солгала. Уже дважды. Но этот день стоил отступничества. После рождения сына это был второй счастливый день в её трагической жизни.
Мария снова стала царицей. И не полузаконной женой самодержца-самодура, а матерью законного государя[34]. Десять месяцев она прожила в почёте и поклонении в Вознесенском монастыре. Но 17 мая 1606 года грянул гром – государственный переворот и убийство обретённого сына.
Разъярённая толпа приволокла изуродованный труп Лжедмитрия к келье Марии и потребовала ответить ей:
– Этот убитый – не твой ли сын?
– Спрашивать надо было, когда живой он был, а теперь он, конечно, не мой, а Божий.
Через две недели после этих событий, 3 июля, в Архангельском соборе Кремля состоялось перезахоронение останков царевича Дмитрия, привезённых из Углича. Раку с останками нёс новый царь Василий Шуйский. Инокиня – мать, обливалась слезами, просила его и духовенство простить ей грех согласия с Лжедмитрием. Народ, по замечанию летописца, «рыдал, исполненный умиления».
Это был триумф, печальный триумф всей жизни Марии. Прах её сына успокоился в усыпальнице русских царей – рядом с прахом его отца Ивана Грозного. Это было официальное признание законного наследника великого государя и последнего представителя династии Рюриковичей.
А на ум опять приходят сомнения: того ли захоронили? Вот свидетельство очевидца – французского офицера на русской службе Маржерета, который писал о перезахоронении тела
ребёнка «невредимого, в одежде свежей и целой, как в день погребения, даже орехи оказались целыми в его кулачке».
Что-то в этом свидетельстве смущает. Сохранность одежды и трупа? Орешки в кулачке ребёнка? Но если он перед смертью играл в «тычок», то не мог держать в одной руке нож, а в другой орешки. А если держал, то, значит, не сам себя убил, а его зарезали. Вопросы, вопросы…
Впрочем, главный вопрос для истории решён категорически достоверно: с гибелью царевича Дмитрия, последнего сына Ивана IV Васильевича, династия Рюриковичей пресеклась. Случилось то, чего больше всего боялся Грозный и во имя чего немеренно проливал кровь людскую. Как политик он оказался несостоятелен.
Конец изувера
Как и все деспоты, Иван IV был труслив. Проливая реками чужую кровь, как осиновый лист дрожал за собственную. Будучи человеком неглупым, понимал, что едва ли удостоится рая небесного, несмотря на все старания замолить грехи земные, которые являлись, по существу, преступлениями дикой и необузданной натуры, наделённой безграничной властью. Впрочем, Грозный панически боялся не только небесных кар, но и отмщения на земле. Сохранилась его переписка с королевой Елизаветой, в которой царь оговаривал возможность воспользоваться гостеприимством английской короны, если в России возникнет угроза его жизни.
Всех боясь и никому не доверяя, царь окружил себя кучей волхвов и чародеев. От этого подозрительного общества Грозный почерпнул начатки знаний по астрологии и магии, уверовав в силу последней.
На исходе 1583 года царь почувствовал себя совсем плохо, и в это время над Москвой появилась комета. Превозмогая себя, Грозный вышел на Красное крыльцо и долго наблюдал за небесной гостьей.