Такого тирану никто не смел молвить. Грохнув посохом по плитам пола, он в ярости возопил:
– Чернец! Доселе я излишне щадил вас, мятежников, отныне буду таким, каковым меня нарицаете!
На следующий день начались новые казни. В узилище попали все сановники из окружения митрополита. Их терзали, выбивая «правду» о главе церкви, о его тайных замыслах. Из знати погиб князь В. Ф. Рыбин-Пронский. Самого Филиппа царь не решился тронуть.
Следующий инцидент между Иваном IV и митрополитом произошёл 28 июля. В этот день царь с опричной свитой неожиданно явился в Новодевичий монастырь, чтобы поучаствовать в крестном ходе. Филипп сделал замечание одному из его охранников в отношении его головного убора. Иоанн сразу среагировал на это. Но пока митрополит объяснил ему суть дела, опричник снял тафью, окружение тирана заверило его в том, что святитель ошибся. Царь воспринял случившееся как вызов и в гневе удалился с богослужения, осыпая Филиппа ругательствами и угрозами.
На следующий день митрополит оставил свою кремлёвскую резиденцию. Филипп обосновался в монастыре, сохраняя все атрибуты духовной власти. Отказ сложить с себя высокий сан он обосновывал обязательством, данным при поставлении в митрополиты: «За опришнину и за царской домовой обиход митропольи не оставливати».
В ответ Грозный создал комиссию из своих лизоблюдов и направил её в Соловецкий монастырь собирать компромат на бывшего игумена. Об итогах её деятельности Карамзин писал: «Изобрели доносы, улики, представили Иоанну и велели митрополиту явиться на суд [Освящённого собора]».
На клевету, излившуюся на Филиппа, он заявил:
– Государь, великий князь! Ты думаешь, что я боюсь тебя или смерти: нет! Достигнув глубокой старости беспорочно, не знав в пустынной жизни ни мятежных страстей, ни козней мирских, желаю так и передать дух свой Всевышнему, моему и твоему Господину. Лучше умереть невинным мучеником, нежели в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония сего несчастного времени. Твори, что тебе угодно.
С этими словами митрополит положил перед царём жезл митрополита, белый клобук и мантию. После чего обратился к церковной верхушке:
– А вы, святители, архимандриты, игумены и все служители алтарей! Пасите верно стадо Христово; готовьтесь дать отчёт и страшитеся небесного царя ещё более, нежели земного.
Иван IV жаждал опорочить добродетель в самом светлом её источнике. Поэтому добровольный отказ Филиппа от сана митрополита не принял, заявив, что ему следует ждать решения Освящённого собора, а не быть судьёй самому себе.
4 ноября церковный собор признал справедливым выдвинутое против Филиппа обвинение в «порочной жизни» и принял решение о его низложении. Оглашение решения собора Иван IV отложил, решив сделать его зрелищным.
В день Архангела Михаила (8 ноября) митрополит служил обедню в Успенском соборе Кремля. Неожиданно в него вломилась толпа вооружённых опричников. Любимец царя Ф. А. Басманов прервал службу и огласил решение собора о лишении Филиппа пастырского сана. Опричники тут же сорвали с митрополита святительскую одежду и облекли его в бедную ризу. Мётлами пастыря прогнали из храма. Усадив его в простые дровни, отвезли в Богоявленский монастырь и заключили в «злосмрадную хлевину» (камеру).
Через восемь дней узника перевели в обитель Святого Николая Старого, к которой сразу началось паломничество москвичей, сопереживавших страдальцу. Опасаясь худшего, царь приказал отвезти Филиппа в тверской Отроч монастырь.
Через год (январь 1570-го) по дороге в Новгород царь послал к оклеветанному им святителю Малюту Скуратова, который должен был испросить благословение для него. Это, конечно, был всего лишь внешний повод для визита к узнику: палач знал своё дело. Знал и о давнем желании Грозного сжечь Филиппа (Освящённый собор не решился на это). Словом, встреча с кровавым изувером стала последним днём жизни пастыря, дерзнувшего противостоять зарвавшемуся деспоту и бросившему ему в лицо провидческую фразу: «Злое сеяние не принесёт плода вожделенного».
В 1652 году по предложению патриарха Никона и ходатайству князя И. Н. Хованского прах патриарха Филиппа был перенесён в Москву Тогда же святитель был причислен к лику святых. Память его отмечается три раза в год: 9 января – кончина[38], 3 июля – перенесение мощей, 5 октября – память пяти митрополитов, выдающихся государственных деятелей, «московских и всея России чудотворцев: Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Гермогена».
Новгородская прелюдия
1569 год начался для России с потери Изборска. В январе литовцы захватили город с помощью Тимохи Тетерева и Марка Сарыхозина. Изменники переоделись опричниками и глубокой ночью постучались в ворота. Стражники (из земских), запуганные террором кромешников, открыли ворота.
В отместку царь приказал уничтожить пленных, находившихся в русских тюрьмах поволжских городов. Пленных, связанных по рукам и ногам, спускали под лёд Волги. Та же участь постигла женщин и детей. В Вологде было умерщвлено 400 польско-литовских пленных, строивших Кремль. «Великий князь приказал всех их схватить и сжечь», – свидетельствует А. Гваньини.
Иван IV считал, что у Тетерева и Сарыхозина были сообщники из администрации города и псковского населения. По его велению из Пскова и Новгорода было выслано 650 семей (2–2,5 тысячи человек). С весны на восток потянулись возы с «неблагонадёжными» лицами.
В июле из плена вернулись руководители обороны Изборска и сразу были затребованы к царю. Изборскому наместнику А. Нащокину Иоанн заявил:
– Вы не умели защищать крепость и себя самих, когда вас осаждали поляки и литовцы, так я научу вас теперь.
Нащокин и его ближайшее окружение были расстреляны опричными лучниками.
Изборская «измена» натолкнула Грозного на мысль о ненадёжности населения Псковской и Новгородской земель. В последней находилось одно из владений его двоюродного брата Владимира Андреевича Старицкого. Князья Старицкие своей родовитостью не уступали Рюриковичам и с вожделением посматривали на царский престол. Им не доверяла Елена Глинская, не верил её сын (особенно после своей болезни 1553 года, когда Владимир Андреевич помедлил присягнуть царевичу-пелёночнику Дмитрию).
10 сентября Грозный вернулся из Вологды, где провёл всё лето, и сразу взялся за брата, который воеводствовал в Нижнем Новгороде. Князя Старицкого затребовали в Александровскую слободу. Владимир Александрович явился со всей семьёй и остановился в трёх верстах от резиденции брата. Известив родственника о своём прибытии, стал ждать.
Грозный явился с большим отрядом опричников, которые окружили стан князя. Василий Грязной и Малюта Скуратов объявили Владимиру Андреевичу о его аресте за попытку отравить государя. Тут же представили «доказательство» – повара Иоанна.
С женой и детьми князя привели к царю. Все пали перед ним на колени, клянясь в своей невинности, требуя пострижения, то есть ухода в монастырь. Иоанн был неумолим.
– Вы хотели умертвить меня ядом – пейте его сами!
Подали отраву. Князь Владимир был готов умереть, но не из собственных же рук!
Тогда супруга его, умная и добродетельная женщина, видя, что спасения нет, твёрдо сказала мужу:
– Не мы себя, но мучитель отравляет нас: лучше принять смерть от царя, нежели от палача.
Князь простился с супругою, благословил детей и выпил яд, за ним – супруга и сыновья.
Расправившись с братом и его семьёй, Иоанн взялся за сопровождавших их лиц. «Сперва их для постыдного зрелища травили собаками, а затем они были застрелены и растерзаны ужасным образом. И их оставили лежать непогребёнными под открытым небом, птицам и зверям на съедение» (И. Таубе, Э. Крузе).
…Подводя итоги жизненного пути князя Владимира Старицкого, Карамзин писал: «Судьба несчастного князя Владимира произвела всеобщую жалость: забыли страх, слёзы лились в домах и в храмах. Никто не верил объявленному умыслу сего князя на жизнь государеву: видели одно гнусное братоубийство, внушённое более злобою, нежели подозрением».
«Живите и благоденствуйте в сём граде»
Венцом террора 1570 года стал Новгородский поход Ивана Грозного. Царь и его кромешное воинство шли по маршруту Клин – Тверь – Медынь – Торжок – Выдропуск – Вышний Волочёк. С первого же почтового двора от Москвы начались грабежи: «Как только опричники подошли к яму Чёрная, так принялись грабить. Где великий князь оставался на ночь, поутру там всё поджигалось и спаливалось» (Г. Штаден).
Чтобы обрушиться на «противника» неожиданно, на дороге к Новгороду пресекалось всякое движение. Некоего всадника, дерзнувшего обогнать скопище карателей, Иоанн приказал разрубить на мелкие куски, а «обрезки членов смешать с придорожной грязью».
Около 16 декабря 1569 года опричники вошли в Клин, первый город бывшего великого Тверского княжества, некогда покорённого Иваном III. «Думая, что все жители сей области суть тайные враги московского самодержавия, Иоанн велел смертоносному легиону своему начать войну. Убийство, грабёж там, где никто не мыслил о неприятеле, никто не знал вины за собой; где мирные подданные встречали государя как отца и защитника. Дома, улицы наполнились трупами; не щадили ни жён, ни младенцев» (Н. Карамзин). От Клина до Твери кромешники шли с обнажённым оружием, обагряя его кровью мирных жителей.
В Твери каратели учинили настоящий погром. По свидетельству Г. Штадена, царь приказал грабить всё – и церкви, и монастыри, и дома обывателей. И. Таубе и Э. Крузе писали: «Вешали женщин, мужчин и детей, сжигали их, мучили клещами и иными способами, чтобы узнать, где были их деньги и добро».
По приказу Грозного опричники врывались в дома тверичей и уничтожали всё, что у них было. Рубили на куски сосуды и бочки, домашнюю утварь; уничтожали дорогие товары – сало, воск, шкуры, лён. Ни одна дверь или окно не должны были остаться целыми (это в