IV объявил об упразднении этого института. М. Карамзин писал по этому поводу: «Уже не было имени опричников. Тиранство казалось утомлённым, дремлющим, только от времени до времени пробуждаясь».
Скажем сразу, в первой половине семидесятых годов оно (тиранство) пробуждалось каждый год. 2 августа 1572 года русская армия разгромила крымских татар на подступах к Москве, в местечке Молоди. Среди особо отличившихся был воевода М. И. Воротынский.
Через десять месяцев после своего торжества Михаил Иванович был арестован по оговору одного из своих слуг, на очной ставке с которым заявил:
– Государь, дед, отец мой учили меня служить ревностно Богу и царю, а не бесу; прибегать в скорбях сердечных к алтарям Всевышнего, а не к ведьмам. Сей клеветник есть мой раб беглый, уличённый в татьбе: не верь злодею.
Как не верить, если хочется? Если годами вынашивал недоверие к своему холопу, однажды уже побывавшему в ссылке. «И шестидесятилетнего героя связанного положили на дерево между двумя огнями, жгли, мучили. Уверяют, что сам Иоанн кровавым жезлом своим пригребал пылающие уголья к телу страдальца» (И. Карамзин).
Но казнить старого воина Грозный всё же не решился. Полузамученным его отправили в ссылку. В дороге на Белоозеро Михаил Иванович скончался[44].
Вместе с Воротынским замучили князя И. Р. Одоевского, брата Евдокии, жены Андрея Старицкого и невестки царя.
В 1575 году жертв было больше. Казнили старого боярина М. Я. Морозова (с женой, дочерью и двумя сыновьями). Михаил Яковлевич устоял во всех превратностях великокняжеского двора, начиная с правления Шуйских. В 1547 году он был дружкою на свадьбе Ивана IV, то есть близким к царю человеком. Во время осады Казани Морозов заведовал артиллерией. Пал, по выражению Н. Карамзина, «как противный остаток, как ненавистный памятник времён лучших». Пали князь П. А. Куракин и боярин И. А. Бутурлин. Первый из них был в течение 30 лет деятельнейшим воеводой, второй долгое время пользовался особой милостью Иоанна. Ни заслуги, ни придворная ловкость не избавляли от опалы и казни.
В этот (1575) и последующие годы казнили: опричника Петра Зайцева, фаворита царя дворового воеводу Б. Д. Тулупова, казначея Никиту Борисова и оружничего Ивана Деветелевича. Тулупову, вдруг впавшему в немилость, была уготовлена страшная казнь – его посадили на кол. Погибли мать и два двоюродных брата Бориса Давидовича. Княжеский род Тулуповых был искоренён.
Тогда же Иван IV избавился от родственников своей третьей супруги, Марфы: Григория Собакина, дяди покойной царицы, и Калиста Собакина, её брата и шурина царя. Об этих бессудных расправах И. Карамзин писал: «Не знаем вины их, или, лучше сказать, предлога казни. Видим только, что Иоанн не изменял своему правилу смешения в губительстве: довершая истребление вельмож старых, осуждённых его политикою, беспристрастно губил и новых; карая добродетельных, карал и злых».
Не обошёл Иван IV своим вниманием и священнослужителей: псковского игумена Корнилия, его ученика Вассиана Муромского и новгородского архиепископа Леонида. Первого из них Карамзин называл святым, второго – смиренным. Корнилий написал (по слухам) историю своего времени, изобразив в ней историю Отечества, разделение его и гибель от царского гнева, голода и мора. Корнилий и Вассиан Мурманский были «каким-то мучительским орудием раздавлены».
Архиепископа Леонида Карамзин считает недостойным пастырем и алчным корыстолюбцем. Свой высокий сан он получил при разгроме Новгорода; через пять лет пришла его очередь изведать то, что он оправдывал. Леонида одели в шкуру медведя и затравили собаками (по другим сведениям, умер в тюрьме, измученный пытками).
В связи с делом Леонида было сожжено полтора десятка ведьм. В царском синодике есть такая запись: «в Новгороде 15 жён, а сказывают – ведуньи, волхвы».
«Жертвы ещё падали». Да ещё как!
В октябре Иван IV вторично отрёкся от престола, «передав» его великому князю тверскому Симеону Бекбулатовичу, которого нарёк царём земщины, то есть оговорённых территорий России. Объясняя английскому послу Даниилу Сильвестру свои действия, Иоанн говорил:
– Поводом к тому были преступные и злокозненные поступки наших подданных, которые ропщут и противятся нам за требование верноподданнического повиновения и устраивают измены против особы нашей.
После передачи трона Симеону и перехода Грозного в удел в Москве начались казни. Сразу лишили жизни 40 человек. По синодику, среди них были: князь Пётр Куракин, Иона Бутурлин с сыном и тремя дочерьми, Дмитрий Бутурлин, Никита Борисов, Василий Борисов, Дружина Володимиров, князь Даниил Друцкой, Иосиф Ильин, протопоп, три подьячих и пять простых христиан.
Это было дело о «заговоре» в земщине, которое глубоко затронуло духовенство. Но из святителей публичной казни подвергся только один человек – протопоп Иван. Он был священником Архангельского собора в Кремле (нёс службу при царских гробах). Иоанн приказал «посадить его в воду», то есть утопить.
В разгар опричнины казни происходили на Торговой площади Китай-города или на Поганой луже в Белом городе, при Симеоне – в Кремле. Среди казнённых там самой значительной фигурой был князь П. А. Куракин – один из старейших бояр Думы. Он десять лет бессменно управлял Казанским краем и сосредоточил в своих руках огромную власть, что вызывало тревогу у самодержца.
Жертвами гонений 1575 года стали в основном бывшие опричники из нетитулованной старомосковской знати. Боярина И. А. Бутурлина казнили с сыном и дочерью. Его посчитали главным сообщником архиепископа Леонида и «колдуна» Бомелия, личного врача Грозного.
Заодно с обычными боярами преследованиям подверглись бывшие опричные приказные: князь Д. А. Друцкий, Д. Володимиров, О. Ильин. Первый из них возглавлял приказ, ведавший распродажей земель. Дьяк Дружина Володимиров руководил Разбойным приказом. О. Ильин был дьяком дворцового ведомства; по сообщению Г. Штадена, его казнили в самом Дворцовом приказе. Заодно с Ильиным были убиты три подьячих и пять простых крестьян.
Дворцовый приказ, в котором служил Ильин, возглавлял боярин И. Р. Юрьев-Захарьин. Он избежал суда, но был ограблен подчистую. Дом Романовых-Юрьевых находился рядом с Английским подворьем (Варварка, 4), и приказчик Д. Горсей наблюдал происходившее. По его утверждению, явились стрельцы и забрали всё оружие, лошадей, утварь и товары. На следующий день Юрий прислал слуг в английскую компанию и просил о помощи.
…Головы казнённых Грозный приказал разбрасывать по дворам знати: митрополита Антония, князя И. Ф. Мстиславского, боярина И. В. Меньшова-Шереметьева, главного дьяка А. Я. Щелкалова и других значительных лиц. Этот «тонкий» намёк государя был понят правильно – Русь безмолвствовала в отчаянии и ужасе. Ливонский историк Келых писал в этой связи: «Но сии люди ни от казней, ни от бесчестия не слабели в усердии к их монарху».
Синодик опальных
В 1582 году Ивану IV исполнилось 52 года. Для XVI столетия это было много. Царя одолевали болезни. Чувствуя, что скоро ему предстоит предстать перед Всевышним, он, человек религиозный, запаниковал: в ад не хотелось. Выход нашёл простой и привычный для его времени – покаяться и откупиться.
По распоряжению самодержца дьяки по документам царского архива начали составлять списки умученных и казнённых. Первый такой список был послан 12 марта в столичный Симонов монастырь. Вторым его получила Соловецкая обитель. Осенью работа по составлению списков (государева синодика) была завершена. Их поступление в тот или иной монастырь сопровождалось большим денежным вкладом и указом о постоянном поминании убиенных. Приводим реконструкцию Р. Г. Скрынникова одного из них: «Лета седмь тысящь девятьдесат первого царь и государь великий князь Иван Васильевич всея Русии прислал в Кириллов монастырь сие поминание и велел поминати на литиях и на литоргиях, и на понахидах по вся дни в церкви божии.
Царь и государь и великий князь Иван Васильевич всея Русии велел написати в сенаники князей и бояр и прочих людей опальных по своей государеве грамоте.
Сих опальных людей поминать и по грамоте церёве, и понахиды по них пети, а которые в сем синаники не имены писаны, прозвищи и в котором месте писано 10 или 20, или 50, ино бы тех поминали: ты, Господи, сам веси имена их».
По подсчетам Скрынникова, Иван IV признал за собой четыре с половиной тысячи убиенных. Но это далеко не все. По его вине погибли десятки (если не сотни) тысяч простых россиян, лишённых в зимнее время домашнего крова и пищи. К голоду надо добавить и мор, вызванный тем, что умиравших некому было хоронить: центральные территории России опустели. Так что возня историков с 4500 убиенными по приказам царя-ирода – это лицемерие с тщетной попыткой обелить изувера, садистские наклонности которого проявились уже к двенадцатому году его бытия.
С площадок высоких теремов Иван сбрасывал «тварь бессловесную» – кошек и собак. С ватагой сверстников из знатных семей он устраивал бешеные скачки по улицам Москвы: «начал человеков уроняти, скачущи всюду неблагочинно». Орава подростков во главе с великим князем сбивала горожан с ног и хлестала разбегавшихся людей плётками.
В 13 лет и 4 месяца подросток натравил псарей на боярина Андрея Шуйского. Это была его первая человеческая жертва. На исходе пятнадцатого года по приказу завтрашнего царя были казнены князь И. И. Кубинский, бояре Ф. С. и В. М. Воронцовы, дворецкий И. П. Фёдоров (дело о новгородских пищал ьниках).
Московское восстание 1547 года так напугало молодого царя («И вошёл страх в душу мою», – признавался он), что 13 первых лет его правления прошли в «тишине и управе», но в два следующих десятилетия полностью проявилась его сущность тирана и изувера.
Вот как проводил Иоанн в декабре 1567 года «чистку» приказного аппарата в Москве: «Опричники великого князя должны были в количестве приблизительно от 10 до 20 человек разъезжать по улицам с большими топорами, имея под одеждой кольчугу. Каждая отдельная рота намечала бояр, государственных людей, князей и знатных купцов.