ди пулеметов, установленных на броневиках, показали, что танкисты опоздали. «Горели» склады ГСМ под Гривками, а броневики при поддержке пехоты пытались расчистить завалы на лесной дороге. А еще одним «плюсом» за выбранный маршрут, как раз и была возможность дозаправить танки.
Группа Джумалиева, вместе с которой был Слащев, «погибла». Нет, началось всё хорошо. Когда задымился ящик, поставленный якобы для хозяйственных нужд возле крыльца правления, и громко «фукнув» выбросил сноп резко пахнувшего свиного дерьма, началась та самая «суета», о которой и говорил Слащев. Закрывая носы и рты рукавами и просто руками, из правления начали буквально выпрыгивать командиры разного ранга. Раздолье для отличных стрелков! Работу штаба можно было считать парализованной, а часть командования уничтоженной. Потом началось преследованное. Гнали их грамотно, и умело: преследователи явно хорошо знали лес и не боялись его. Наиболее удобные места и тропки оказывались перехваченными, а преследующая группа и не думала отставать. Она легко держала темп, заданный Слащевым. Начал сдавать капитан — посредник, всё чаще он останавливался, тяжело дышал и сплёвывал, заходясь дыханием. После того, как перебрались через болотце, едва не потеряв одного из бойцов, провалившегося в окно и которого пришлось вытаскивать, зацепив кошкой на тросе, Слащев понял — всё. Дальше бежать было бесполезно — посредник скис, да и бежать с раненным бойцом, сохраняя прежний темп, они не смогут. Оставалась надежда, что преследователи в болото не полезут. Немцы надежду не оправдали — не прошло и десяти минут, как болотце снова вспухло пузырями воздуха и из него показались «загонщики». Рослые, крепкие ребята в камуфляже. Впереди явно командир, хотя под комбинезоном знаков различия видно не было.
Подождали, пока немцы выберутся из болота, отложили винтовки и, выхватив ножи, бросились в атаку. Рванулся и капитан — посредник, но оставленный с ним раненый кошкой боец, просто навалился на него всем телом, не давая встать. Сошлись, молча, яростно нанося удары и уворачиваясь от ответных. Удары, уклонения, подножки, перекаты. Хриплое дыхание, хеканье и глухие стоны. Немцы не уступали. Не хотели уступать, хотя разница в подготовке всё-таки сказывалась. Наконец, командир немецкой группы что-то резко закричал, и немцы остановились. Бойцы отряда тоже замерли, не понимая. Слащев понял — немец предлагал поединок. Вышли вперед и встали друг против друга. Прыгнули одновременно, в движении принимая позы для удара. Немец был хорош! Чертовски хорош. Слащеву понадобились все его знания и умения, и «старые», и вновь приобретенные. Наконец, ему удалось поймать противника на обманном броске, перекатом уйдя от ответного удара, и бросить его через спину. Немец, сломав сухое деревце, пролетел пару метров и, впечатавшись в пень, обмяк. «Бляха муха. Не дай бог, позвоночник сломал». Слащев подскочил к противнику и проверил пульс. «Слава богу. Дышит. Но каков боец»! Вдвоем с подбежавшим Джумалиевым аккуратно подхватили немца и осторожно посадили, прислонив спиной к широкому стволу дерева. Поняв, что продолжения не будет, бойцы, и наши и немцы, опустились на землю. Подошел разозлённый капитан, выбравшийся, наконец, из-под своего «охранника».
— Слащев, мать твою! Ты что себе позволяешь?! Думаешь, я телёнок, драться не умею?
— А тебе не положено, капитан. Тебе полагается наблюдать и надзирать. Вот и… Короче, записывай — группа уничтожена в ходе преследования. Выживших нет. Кроме тебя, конечно.
— Найн. Это не есть правда.
Командир немцев разлепил глаза. Этим тут же воспользовался Джумалиев, влив немцу в рот несколько капель из фляжки. Прокашлявшись, немец продолжил.
— Правда есть, что групп ушёль. А мой групп есть убит.
«Ай да фриц. Молоток. Благородство демонстрирует. Рыцарь, прямо». Слащев опустился на землю рядом со своим бывшим противником. Повернулся к нему и протянул руку.
— Капитан Слащев. Александр.
— Гауптман фон Риттер. Отто.
«Гляди-ка. В самом деле, рыцарь. Ну, дела»…
— Тогда будем считать, что обе группы уничтожили друг друга во встречном бою. Годится?
— Го…дится. Гут.
— Что скажешь, посредник? Принимается такое решение? Всё по честному, с раненым мы бы от них не оторвались. А мордобой — дело такое, кому как повезет.
— Ты мне мозг не полируй, Слащев. И то, что я тебе гирей на ногах висел, можешь говорить прямо. Ты же мог, пока немцы через болото пробирались, перещелкать их как куропаток. Почему не сделал?
— А сам как считаешь? Думаешь, эта группа одна была? Вот уж нет, уверен. Эта у нас на хвосте висела, а где другие? Начни мы стрельбу — они нас быстро посчитали бы и подтянулись. Вот тогда, если они такие же, как эта, действительно — всё. А так… Баш на баш, как говорится. Вот, благородством с союзниками померялись и то дело. Как считаешь, союзник?
— Гут. Карашо.
Новый, тридцать второй год встречали под вой бурана. Не за праздничным столом, а за приемкой новых машин. Ленинградцы сдержали свое слово, новые танки к Новому году. Т-19М. Легкий маневренный танк. Машина, определившая основные пути развития отечественного и зарубежного танкостроения на ближайшие годы. В принципе, от первоначального варианта осталось очень мало. Новиков, испытавший машину на следующий день, после сдачи зачета по матчасти и эксплуатации, был в полном восторге. Не зря говорят, все познается в сравнении. Наконец на вооружение Красной армии поступил танк, превосходивший все зарубежные аналоги. Танк, предназначенный для боя, а не для парада. Средство ведения боевых действий, а не пропагандистский трюк. Десять танков и как новогодний подарок — два самохода с 76-мм дивизионной пушкой!
Вместе с сопроводительными документами Новикову передали письмо от Гинзбурга. «Николай Максимович. Прошу простить за мой скептицизм в отношении Вашей идеи применения торсионной подвески. Подвеска полностью себя оправдала. Более того, создание самоходов на такой короткой базе без неё вообще технически крайне сложно. Тележки не выдерживают отдачи. От себя и всего коллектива конструкторского бюро и всех рабочих и служащих завода поздравляю Вас с Новым 1932 годом. Желаем, что бы наши танки в ваших руках стали грозным оружием, способным дать отпор любому врагу».
К вполне понятному восторгу примешивалась изрядная доля удивления. Откуда это всё СЕЙЧАС?! Не убогие двадцать шестые и гоночные БТ. Серьезные боевые машины. Ведь не его же, в общем-то, скромное вмешательство привело к такому результату? «Совсем ты дорогой товарищ погряз в текучке. Думать и наблюдать совсем разучился»! Конечно, это было не совсем так, но доля истины и немалая в этаком самобичевании содержалась. А ведь выходило все достаточно просто и понятно.
Была не просто разработана, но и активно и планомерно внедрялась в жизнь единая военно-политическая доктрина. Не было ненужных и весьма дорогостоящих метаний и экспериментов с закупкой запуском в производство импортной военной техники. На одном этом деньги были сэкономлены немалые. В партии и госаппарате шла усиленная чистка. Коминтерн, как сборище международных перманентных революционеров — приказал долго жить. Сколько так необходимой стране валюты уходило в эту пропасть, Новиков толком не знал. Но что суммы были сравнимы с годовым бюджетом СССР, слышал. Даже если это было преувеличением (а если преуменьшением?), то все равно получалось достаточно, чтобы вкладывать в создание и развитие передовой индустрии в разы больше. И не стоит сбрасывать со счетов, все более развивающееся сотрудничество с Германией. Порою просто не возникает необходимости изобретать свой доморощенный «велосипед на паровой тяге». Наглядный пример — прицелы и смотровые приборы на его новых машинах. Карл — Цейс. Это вам не плюшки лопать! И ведь читал в газете, что Цейс налаживает завод в Ленинграде. ЛОМО, да не тот.
Да и в самом Союзе уже до его «прибытия», все пошло по-другому. Служили ведь в Поволжье. Но о голоде — ни слова! Да, засуха была. Сложно было. Но никакого голода и тысяч умерших вдоль дорог. В первый месяц несколько расстрельных приговоров не в меру ретивым чиновникам, вплоть до областной администрации, преимущественно почему-то со странно нерусскими фамилиями. Особо громкое было дело первого секретаря Средне — Волжского крайкома партии Менделя Хатаевича и целой кучи его прихлебателей. И, всё. Как отрезало! И хлеб нашелся. И посевное зерно никто больше не выгребал. И даже стратегический запас вскрывать не пришлось. Вот только в Саратовской Консерватории и бывшем Николаевском университете очень много вакансий открылось. Да и студент пошел другой. Странный какой-то коммунизм стал строиться. С нееврейским лицом. И ведь никаких официальных компаний! Да и в предвзятости не обвинишь. Своих сволочей тоже хватает. Но соотношение! И почему так получается?! Как только начинают разгребать очередную кучу дерьма — так в ней обязательно окажутся евреи! Ведь есть же вполне нормальные — рабочие, служащие, крестьяне, военные! Или они уже не евреи? Или те — не евреи, а жиды? Черт его поймет этот богоизбранный народ! Никогда, ни в той, ни в этой жизни антисемитом не был. Но глядя на всё, что вокруг происходит — начинаешь их понимать. Или правильно говорят, что дьявол великий притворщик и путаник? И что он делает все, чтобы его не было видно?
Такие праздничные размышлизмы так его достали, что не выдержал. Ухватил за рукав спешащего куда-то по праздничным делам Ковалева и затащил его в свой кабинет.
— Комиссар, нужна помощь. Иначе сейчас сорвусь с катушек и устрою новогодний марш-бросок.
У Ковалева, даже его глазки-щелки стали круглыми как у совы. Пришлось объяснить, какие такие неразрешимые вопросы мучают командира. На удивление, Ковалев все понял сразу и правильно. Это было заметно. Точнее, слышно. Таких оборотов и пируэтов «великого и могучего» языка нашего, Новиков не слышал давно. И из чьих уст! Оказалось, что все это не просто так — эмоции, а вполне конкретное определение линии партии касательно этих…. Ух, язык не поворачивается! После короткой, но содержательной лекции Новиков понял, что в этих вопросах он сущий телок и младенец, несмотря на весь свой исторический опыт. Хотя, это не совсем верно. Многое он знал. Знал намного больше чем Ковалев. Но знание и понимание вещи сугубо разные. В чем ещё раз и пришлось убедиться. Вкратце, если переводить речь Ковалева на нормальный язык, это не народ, а дрожжевая культура в выгребной яме западной цивилизации. И как любая зараза норовит распространиться и всё вокруг сожрать. Ну что сказать? Коротко и доходчиво. А те, кто не эти, по жизни, то они уже русские. И для остальных паразитов объект ещё большеё ненависти, чем все остальные.