— Как Вы думаете, Саша, сложно будет устроить для меня возможность увидеть семью?
— А почему нет? Как только прилетим и сядем, обязательно их известят. А, может быть, уже известили, наверняка состав Вашей экспедиции нашему командованию известен. И семья Вас уже ждет.
— Рано Вам, Александр, о семье думать. У нас впереди еще много важных дел, — негромко произнес незаметно подошедший Риттер, ухвативший только конец фразы; — Не стоит лишний раз утомлять милую фройляйн, успеете еще наговориться. После посадки.
— Думать о семье — никогда ни рано и никогда ни поздно, Отто. Так еще деды наши говорили. А мудрость предков никогда не ошибается. Нужно её только вспоминать чаще.
Награждение было внешне скромным. Но от этого не менее торжественным. О таких событиях не пишут в газетах и не рассказывают по радио. Народу нет необходимости слышать об этом. Он об этом просто ЗНАЕТ. Поскольку отряд Слащева по Уставу не имел своего Знамени, награждение провели в подмосковных Подлипках, в гарнизоне Осназа. Выстроившийся перед Знаменем личный состав в парадной форме, оркестр на левом фланге, командиры на низкой трибуне. Начальник гарнизона, вызывающий к ней награждаемых. Перед трибуной Котовский, которому Егоров со стоящего рядом стола подавал награды: грамоты и именные наручные часы. И четкие искренние уставные слова — «Служу Советскому Народу»! Командирам групп и отличившимся бойцам, помимо всего прочего, были подарены новенькие, только сошедшие с конвейера, велосипеды. Редкая вещь по нынешним временам, велосипеды только-только начали появляться в продаже и стоили не мало. Особый подарок ожидал и Слащева. Он даже не сразу поверил глазам — новенький блестящий ПМЗ с коляской, выпуск которого начался в Подольске. Потом было торжественное прохождение. «К торжественному маршу! Повзводно! На одного линейного дистанция! Левое плечо вперед! Шагом…арш»! И слитный, как от единого живого организма, грохот подошв по брусчатке плаца. Мимо развернутого и слегка колышущегося под ветром Красного Знамени с Серпом и Молотом. Слащев, впечатавший ладонь в обрез фуражки и отбивающий шаг впереди своего отряда, вспомнил рассказ деда о совместном параде победителей в 45-м в Берлине. О том впечатлении, которое произвели на собравшихся советские солдаты, вышедшие на площадь простым походным шагом. Да, это Вам не вензеля, которые выписывают англичане с французами, или манерная шагистика американцев… Это шли ВОИНЫ. Это шла СИЛА. Сила, которую не остановить, если она двинулась вперед. Как же быстро мы сами это забыли! Забыли, что война для нас это не развлечение, не игрушки обнаглевших от безнаказанности «хозяев мира». Забыли, что если МЫ встанем и двинемся вперед, остановить нас не сможет ничто. И никто. И горе тем, кто вынудит нас встать. От нашего спокойного и уверенного походного шага они не спрячутся и не укроются нигде. Он везде настигнет желающих решить «русский» вопрос и поучить «этих диких русских». Мы долго терпим и медленно запрягаем. И пусть потом будут и боль, и кровь и смерть, но мы дойдем до самой дальней и тайной крысиной норы и вытравим эту сволочь, возомнившую в себе право править всем миром. И навязывать всему миру свою плебейскую мораль, скотскую культуру и мелочные похабные ценности. Они должны это помнить и знать. Но самое главное, об этом не должны забывать мы сами.
После торжественного марша и команды «Вольно, разойдись» и бойцы отряда и осназовцы столпились вокруг подарков, стоявших линейкой возле трибуны. Массивный Онищенко под хохот товарищей пытался взобраться на казавшийся рядом с ним игрушечным велосипед. «Смотри Онищ, не поломай малютку. Больно же ему, педали отломишь. Слышишь, аж кряхтит сердешный». Дутые шины стали почти плоскими, когда боец влез-таки на сиденье и, оттопырив колени, начал крутить педали. Вихляя из стороны в сторону, велосипед, поскрипывая, покатился по плацу. Пока не накренился и не очень умелый ездок не соскочил на землю.
— Что Онищ, это тебе не пулемет на загривке таскать. Техника нежность уважает, а ты же у нас бугай запорожский.
— Да ну вас к бису. Не солому же на нем возить, в самом деле. До почты доедет и ладно. Домой отправлю, пусть сестренка в школу ездит. Всё село обзавидуется.
К Слащеву, обошедшему подарок несколько раз и присевшему перед передним колесом, подошли Котовский и Егоров.
— Ну что, герой. Принимай под свое командование технику. Годится аппарат?
— Товарищ Котовский, это же просто нет слов! Сажаем в коляску Машу, Егоров сзади и на рыбалку. Отпустите?
— А новую знакомую куда посадишь? Ладно, не тушуйся хлопче, под это дело и служебную машину не жалко. Вместе с Егоровым. Временно. Но я же по твоей хитрой физиономии вижу, что ты уже очередную каверзу придумал. Чем на этот раз удивишь?
— Да, товарищ Котовский… Это же ценнейший для армии аппарат. Мотор мощный, проходимость, судя по подвеске, хорошая. А если в коляску еще и бойца с пулеметом посадить — вообще цены не будет.
— Не дурей тебя люди есть, раз такую технику придумали. Но про пулемет — это интересно. Советская мото-тачанка, получается. Ну, твоя машина, ты и пробуй пулемет поставить. Посмотрим, что получится.
— Ага. Пулемет это правильно. Самое оно на охоту ездить, — под басовитый смех Котовского ехидно заметил Егоров; — а в багажник гранаты пристроить, для рыбалки. И сзади пушку прицепить, для грибов. А что, я готов. Едем?
— Застоялись, жеребцы молодые? Слушай сюда, Слащев. Ты у нас курец старый, знаю. Вот тебе лично от товарища Фрунзе — любимый его портсигар. Читай, что на крышке написано. Понял? Знаешь за что? В тех бумагах, что Вы от англичан привезли, много чего интересного нашлось. И для нас и для немцев. И англичанина того ты правильно захватил. Но, как ты понимаешь, товарищ Фрунзе «не в курсе дела». И вообще никто «не в курсе дела». А потому те бумаги, которыми немцы заинтересовались, именно ты им и повезешь. Лично.
Глава — 9
Новиков задержался в Москве еще на неделю. Дел, которые можно было решить только в столице, было предостаточно. Благо новенький орден и слухи, стремительно распространившиеся в кругах военных чиновников о том, что он принят на самом верху, здорово помогали. И все равно, за прошедшую семидневку (и какой кретин это придумал?!) просто озверел. Нет более страшного образования государства, чем бюрократия, а военная бюрократия, это отдельная песня. А ведь, по словам бывалых ходоков, раньше было хуже. Постепенно, но неотвратимо в кабинетах отделов и управлений наводился порядок. Последним нововведением стало требование для всех военных чиновников составлять до десяти отчетов о каждой заявке, которая не могла, по их мнению, быть удовлетворенна. С обязательной проверкой вышестоящим начальником правомерности отказа. Первый необоснованный отказ — выговор. Второй — понижение в должности. Третий — дело передается в прокуратуру — на лесоповале и строительстве каналов проводят активную трудотерапию для всех желающих.
Несмотря на всю беготню, вечера были свободны. Хватило времени и по Москве поколесить и подумать спокойно. Спокойно. Хм! Спокойно только начиналось, а дальше, мысли начинали плясать так, что самого оторопь брала. Все же недооценивали они нынешнее поколение, он, по крайней мере, точно. Взять, к примеру, Маньчжурский конфликт. Ведь поначалу замысел операции воспринимался как авантюрный. Ограниченными силами, за ограниченное время, произвести практически оккупацию территории по размерам превышающую многие европейские государства. А на самом деле? На самом деле все выходит совсем не так просто и наивно. И дипломатическое и разведывательное обеспечение было на высоте. А это не делается за несколько дней, недель или даже месяцев. На это нужно время. Время и четкая позиция руководства страны и армии. А техническое обеспечение?! Ведь все это надо было перебросить по единственной железнодорожной нитке «Транссиба». Заранее перебросить. И чтобы никто не заметил и не догадался. Так что никакой авантюры. Трезвый и правильный расчет. Блицкриг по-русски. А кадровая политика? Это же вообще — песня. Одно стремительное продвижение таких личностей как Богданов чего стоит. И ведь это не исключение, это система. Хорошая система. Правильная. И все же… Все завязано на двух человек. Сталин и Фрунзе. Да, они гениальные руководители. Но они незаменимы. И это страшно. Если даже их расчеты, там, в далеком будущем, были верны, и ЭИД работает, как и планировалось, сколько лет они проживут? Сто — сто десять. А дальше? И что он, майор бронетанковых войск, может в этой ситуации сделать? Делай что должно — случится что суждено? Может быть. Но старая истина не успокаивала. Оставалась правда надежда, что ЭИД передал достаточно информации, чтобы и Сталин и Фрунзе сами задались этим вопросом. А пока? Пока надо работать. Есть несколько интересных мыслей. Но как их воплотить? И так, на последнем совещании он вел себя на грани фола. Его вопросы и предложения явно выходили за круг знаний и интересов командира пускай Особого, но все же всего-навсего полка. Как ему добраться до оружейников, металлургов, двигателистов, приборостроителей, медиков, астрономов, ракетчиков и т. д. и т. п.? И что необходимо в первую очередь, а что может подождать?
Для себя он все же выделил, как первоочередное — модернизация патронов и снарядов. Наиболее массовый патрон 7, 62мм был создан Велтищевым еще в восемьдесят шестом году на основе французского патрона 8х56мм R от винтовки Лебеля и имел гильзу бутылочной формы с выступающей закраиной. Эта устаревшая даже на момент своего создания конструкция создавала кучу проблем и Российским и Советским оружейникам. Принята была от безысходности, патрон был дешевле и проще в производстве немецкой, а оставалась на вооружении по косности и тупости. Нужен патрон по типу Маузеровского 7,9мм с кольцевой проточкой.
Та же история со снарядами. Для новых орудий — необходимы новые снаряды. Вроде бы очевидно, а на деле — конструкция не менялась со времени создания. Особенно это касалось трехдюймовок и их развития — 85мм. систем. Думаете мелочь? А эта «мелочь» способна спасти тысячи жизней своих солдат и намного эффективней громить противника. Но как к этому подступится?