Там сидела Марджори.
Гастингс невольно покачнулась, и Агнес подхватила ее под руку.
— Она уселась на мое место.
— Нет, все было не так. Вроде стул, который ей подавали, сломался, и ее усадили в твое кресло. Это ничего не значит, Гастингс. Из-за болезни тебе все кажется таким мрачным.
— По-моему, я вообще с трудом соображаю. — Опять навалилась адская боль, Гастингс едва не упала. — Мне лучше вернуться в спальню.
Оглянувшись в последний раз, она увидала, что на нее смотрит муж. Вот он поднялся с места, но его отвлекла Марджори.
— Это выше моих сил, — выдохнула Гастингс, с трудом поднимаясь по лестнице.
На следующее утро она не смогла подняться. Северн не пришел, он наверняка спал с Марджори, в чем Гастингс не сомневалась.
Она подкрепилась теплым хлебом, щедро намазанным маслом, и чашкой куриного бульона, приправленного розмарином. Алиса усердно потчевала ее мягким сыром.
— Не переживай, Гастингс, — погладила она ее по руке. — Все идет, как надо. Люди знают свои обязанности и очень о тебе беспокоятся. По-моему, лорд Северн несколько раз ездил в деревню, чтобы расспросить подмастерьев шорника. Похоже на несчастный случай, хотя мне не понятно, как на тебя могло упасть седло лорда Северна. Гвент тоже беспокоится.
Гастингс-то знала, как оно могло упасть. Марджори кого-то подкупила, женщина, которая займет место хозяйки Оксборо, если Гастингс умрет. Правда, седло — все же не самый надежный способ убрать кого-то с дороги. И почему именно седло Северна? Может, он сам швырнул его.
Она вздохнула. Ничего не докажешь, ей придется весь день лежать в постели, разглядывая гобелен.
Когда в спальню вошел Северн, обветренный, пышущий здоровьем, стройный, как молодой дуб, она зажмурилась.
— Ты починил ножку у стула Марджори?
— Гастингс, тебе плохо? Какая еще ножка стула?
— Вчера она заняла мое кресло, мне сказали, что сломалась ножка ее стула.
— Никто об этом не говорил. Я бы хотел, чтобы ты поскорее встала. Тебе вредно лежать, ну же, встряхнись. И Ведунья говорила, что тебе нужно лишь отдохнуть, а не провести остаток дней на кровати.
— Может, позже. Я хочу спать.
— Мне это не нравится, Гастингс. — Он внимательно посмотрел ей в лицо и вышел из спальни. Но Трист остался с ней, забравшись на постель.
— Где был твой хозяин прошлой ночью? — спросила Гастингс, лаская пушистую шерстку. — Ты был с ним? А он был с нею?
Зверек сунул мордочку к ней под подбородок и легонько укусил.
— Значит, ты считаешь меня глупой, Трист? Ты ведь не мужчина, и блеск ее серебристых волос не разжигает в тебе страсть.
Трист снова укусил ее, на этот раз больно. Она засмеялась.
Гастингс проспала до вечера в обнимку с Тристом.
— Очнись, Гастингс. Слуга уже принесли воду для мытья. Ну же, веселее, хватит прикидываться изнеженной дамой.
Агнес вымыла ее, Гастингс послушно оделась и причесалась. Когда в спальню вошла Алиса, она ничуть не удивилась.
— Я принесла горшочек с румянами, — сказала девушка. — По-моему, губы тоже следует подкрасить.
Гастингс не возражала, даже когда они настояли, чтобы она вышла к столу в свадебном платье.
— Ты просто красавица. — Агнес отступила на шаг, чтобы окинуть взглядом ее фигуру, и довольно потерла руки. — Верно, Алиса?
— Да, самая прекрасная леди на земле.
— Ножку стула уже починили, Агнес?
— Да, я лично проследила за этим, — ответила та. — Кто-то нарочно подпилил. Но теперь все исправлено.
— Ножка стула и седло мужа, — пробормотала Гастингс. — Очень странно.
Она вошла в зал, когда Северн подавал Марджори хозяйское кресло.
— Добрый вечер, милорд! — громко сказала она. Все повернулись в ее сторону, а рука Северна застыла на спинке кресла. Марджори что-то шепнула ему на ухо, мило улыбаясь Гастингс, и направилась к своему стулу.
Северну оставалось только подать кресло ей, своей жене. Он даже подвинул его поближе к столу, когда она села. Даже погладил ее по плечу.
— Неплохо выглядишь. Боже милостивый, почему у тебя красные щеки и губы? У тебя лихорадка?
— Нет, это Алиса постаралась, чтобы я не была слишком обыкновенной.
— Мне не нравится. Ты похожа на проститутку, — сказал он, отрывая уголок от чистой выглаженной скатерти. — Сотри.
Гастингс повиновалась.
— Ты стала немного бледнее, зато похожа на себя.
— Да. Похожа на себя.
— Я ужасно волновалась за вас, но ваши служанки не позволяли никому входить в спальню, — участливо произнесла Марджори. — Я была потрясена, когда Северн привез вас домой. Как и все в замке.
— Спасибо, Марджори. — Гастингс отломила кусочек вишневого пирога.
— Макдир испек его специально для вас. Я спросила его, какие кушанья вам нравятся больше всего.
Этот милый человек даже позволил нам с Элизой прийти на кухню и помочь ему. Правда, он кричал на девочку, и бедняжка до смерти испугалась.
Все посмотрели на Элизу, которая опустила голову до самого стола. Гастингс не выдержала.
— Элиза! Разве ты забыла, что подружилась с Макдиром, когда жила здесь?
— Разве она могла подружиться с человеком, который так ее напугал? — торопливо вставила Марджори.
— Ты помогала ему готовить, даже сидела у него на коленях, а он рассказывал, как надо замешивать тесто для хлеба, — настаивала Гастингс.
— Но ведь девочка не спала от страха всю ночь, — возразила Марджори.
— Я не спала, потому что мне мешала Агнес, — прошептала Элиза.
— Агнес? Разве ты спишь не в одной комнате с Марджори? — опешила Гастингс.
— Нет, я спала с Агнес, она ужасно храпела, ворочалась, и утром у меня болела голова. Я хочу спать с Марджори, она милая, не храпит, и у нее не пахнет изо рта.
Трист, сидевший рядом с хозяином, подскочил к Гастингс, громко вереща. Он задел хвостом кубок Марджори, и та отдернула руку, чтобы вино не испортило рукав платья. И тут до Гастингс дошло, что Марджори надела ее платье, одно из лучших. Схватив Триста, она выскочила из-за стола.
Через несколько минут в дверь спальни постучали, и вошла Марджори.
— Гастингс! В чем дело? Северн послал меня за вами, он удивлен и рассержен.
— Представьте, я тоже удивилась и рассердилась, когда увидала, что вы носите мои платья и сидите в моем кресле, — выпалила Гастингс.
— Боже, я не думала, что вы придаете значение такой чепухе. Вы знаете, при каких обстоятельствах мы покидали Седжвик. Я не могла взять много вещей и, естественно, прежде всего заботилась об Элизе. А сама осталась лишь с двумя платьями, да и те совершенно истрепались. Северн предложил мне вашу одежду. Если хотите, я ее немедленно сниму.
— Да, хочу. Вы снимете ее здесь или у себя, раз Элиза теперь спит у Агнес?
— г — Ax, — Марджори нервно провела по знаменитым серебристым локонам, — так вот почему вы убежали из зала. Дело в том, что я кашляю и не даю Элизе заснуть. А я хочу, чтобы ребенок спал.
Гастингс разглядывала вышитый матерью гобелен, сохранивший яркость красок, и не удостоила Марджори ответом.
— Я сейчас же вернусь к себе и надену старое платье. Простите, что не догадалась спросить у вас разрешения. Вы спали весь день, и Северн настоял, чтобы я надела ваше платье. Мне и в голову не могло прийти, что вы придаете этому такое значение.
— Придаю.
— Позвольте мне удалиться. Я как можно скорее пришлю платье назад. Надеюсь, завтра вы оправитесь и станете рассуждать более здраво, Гастингс.
— Я тоже надеюсь. Почему-то я ни разу не слышала, как вы кашляете, Марджори.
— Да, сегодня мне полегчало.
— Марджори! Что ты здесь делаешь? Северн, огромный, угрожающий, вызвал у Гастингс еще большую ненависть, чем в ту ночь, когда взял ее силой.
— Я зашла поболтать с Гастингс, а теперь хочу пойти и снять платье. Я сейчас же его верну.
— О чем вы болтали?
Но Марджори лишь с улыбкой покачала головой. Северн проводил ее глазами и обернулся к жене:
— Почему ты не стала обедать? Зачем утащила с собою Триста? Я звал его, но ты не отпускала. О каком платье она толковала? А, Гастингс?
Глава 21
Как бы ей хотелось иметь сейчас в руке кинжал, но у нее был лишь Трист.
— Стул починили. Тебе известно, что кто-то подпилил ножку? Ты не находишь это странным? И почему ты опять собирался подать ей мое кресло?
— Чушь какая-то. — Он казался смущенным, однако туг же разозлился. — Да что с тобой случилось?
— Я чувствую себя вполне сносно. А ты успел разузнать про седло? Твое седло?
— Ну да, это было мое седло. По-твоему, я сам велел его сбросить?
— Нет, это слишком хлопотно. Если бы ты захотел отделаться от меня, то придушил бы и все.
— Вот именно.
Северн начал раздеваться. Она повернулась к нему спиной и вскоре почувствовала, как под его тяжестью прогнулась кровать. Он задул свечи.
— Так что случилось с платьем Марджори?
— Это мое платье, и она должна его вернуть. Она сказала, что его дал ты.
— Да, пусть носит. Агнес тоже не видит ничего предосудительного в том, чтобы одолжить ей твое платье. С чего ты взбесилась, Гастингс?
— Я не желаю, чтобы она завладела моей собственностью.
— Это же всего лишь тряпка. Гастингс не ответила, прислушиваясь к его дыханию, которое становилось ровным и глубоким.
— Настоящее проклятие, Трист, — прошептала она. — И что мне делать?
Она не способна терпеть и выжидать, как советует Агнес, сразу выкладывает свои обиды, а Северн потом смотрит на нее так же, как смотрел когда-то на свою безумную мать.
Два дня спустя Гастингс опять поехала в деревню. На сей раз она не свернула в боковую улицу, а оставила Мареллу напротив лавки Томаса. Выскочившая навстречу Эллен прижала Гастингс к груди, причитая, что ужасно испугалась, приняв ее сначала за мертвую.
— Я совсем растерялась, а папаша отнес тебя в дом. Потом я бросилась в замок, и лорд Северн мигом помчался сюда, он даже позволил мне ехать с ним на его лошади.