МЯЧ В ИГРЕ
На второго пленного не хватило шнура, и ему стянули руки обрывком телефонного провода.
— Потуже! — скомандовал сержант и поставил затвор пистолета на предохранитель. Потом вытер пыльный лоб рукавом гимнастерки и посмотрел на пленных.
Они были одного роста и стояли, касаясь плечами друг друга. У одного была сильно поцарапана щека и кровь засохла темной косой полоской.
«Как сабельный удар», — подумал сержант и сказал:
— Вы все умрете.
Он любил короткие эффектные фразы. Ему нравилось командовать. И он был хитер. Это он разработал план, как поймать этих двоих.
Конечно, можно не расстреливать пленных. Можно отвести их в штаб и устроить допрос по правилам. Но все-таки лучше всего — расстрелять. Вывести из игры. Сержант знал, что пленные не дадут ценных сведений. Они из диверсионной группы. А что могут знать диверсанты-маршрутчики?
Где расположены главные силы противника? Это сержант знал и без них. Поэтому он сказал:
— Вы все умрете.
— Ладно, — ответил поцарапанный, жадно глядя на фляжку, прицепленную к поясу сержанта. — Дай попить.
— Нет, — ответил сержант. — Тебе вода уже не нужна.
Тот, которому стянули руки проводом, попросил:
— Больно. Ослабьте узел.
Сержант мельком взглянул на связанного и нетерпеливо махнул пистолетом своим солдатам:
— Ведите!
— Куда? — спросил один из солдат.
— К сараю.
— Ослабьте малость, — сквозь зубы сказал пленный. — Ведь провод. Режет.
— Пошли, — сказал сержант и двинулся вперед, поигрывая черным длинноствольным пистолетом.
— Ну подожди, гад, — сказал пленный. — Попадись только нашим…
— Молчать! — крикнул черноволосый солдат и подтолкнул пленного прикладом автомата.
Их провели через кусты на пустырь, заросший ромашками. Сотни кузнечиков стрекотали в траве. Солнце было похоже на ослепительную дыру в голубом небе, из которой на землю лилась жара. Недалеко было озеро. Если бы не война, можно было бы искупаться… Но сержант отогнал от себя эту мысль. Военные не должны поддаваться глупым желаниям. Может быть, позже, вечером, когда закончится операция…
Они подошли к старому заброшенному сараю.
— К стенке! — сказал сержант.
Солдаты поставили пленных. Сержант щелкнул предохранителем пистолета.
Поцарапанный поднял голову и посмотрел на солнце, потом оглянулся по сторонам. Может быть, он любовался этой теплой цветущей землей, а может быть, он ждал подмоги от своих, случайной и быстрой выручки. А может быть, оглядывался просто так, из интереса…
Вдруг он улыбнулся и сказал:
— Мяч.
— Где? — спросил связанный проводом.
— Вон там, около лопухов.
Связанный вытянул шею и привстал на цыпочки, пытаясь увидеть.
— Правда, мяч, — сказал он радостно. — Настоящий, футбольный.
Солдат с рыжими волосами и облупившимся носом повесил автомат на шею, подошел к мячу, поднял его с земли и стал рассматривать.
— Новенький… — пробормотал он.
— Зря ты сказал про мяч, — прошептал связанный проводом поцарапанному. — Теперь они его заберут. Жалко, что им достанется.
— Отставить! — крикнул сержант. — Эй, вы! Слушать мою команду! На руку!
Черноволосый солдат послушно вскинул автомат и прицелился в пленных. Рыжий сделал три быстрых шага, слегка подбросил мяч и коротким ударом ноги послал его в голубое небо. Мяч пошел вверх черным уменьшающимся пятном.
Двое у стены, задрав головы, следили за ним. Пятно остановилось в небе, потом стало быстро увеличиваться. Со звоном ударился мяч о кирпичи, отскочил в сторону пленных и подкатился к стене.
— Чепуха, — сказал поцарапанный. — Разве это свеча?
— А ты давал когда-нибудь лучше? — обозлился рыжий. — Заткнись!
— В прошлом году я играл за первую юношескую города, — сказал поцарапанный.
— За первую юношескую? — презрительно переспросил рыжий. — Ты?
— Я!
— Отставить разговоры! — заорал сержант. — Слышал мою команду? На руку!
— Трепач, — сказал рыжий. — Он играл в юношеской города! Вот трепач.
Поцарапанный густо покраснел и закрутил за спиной руками. Шнур лопнул и упал на землю. Поцарапанный отбежал от стены и схватил здоровенный обломок из нескольких кирпичей, спаянных цементом.
— А ну, давай! — крикнул он. — Давай посмотрим!
Он поставил обломок в траву, отыскал второй и отмерил восемь шагов:
— Вот ворота. Бей, рыжая команда. Только понизу бей, потому что без верхней штанги. Самым последним человеком буду, если забьешь!
— Порядочек! — сказал рыжий, подхватывая мяч и отбегая от ворот. — Я не играл в юношеской. Я не такой трепач, как ты. Но ты у меня не удержишь ни одного.
Он поставил мяч на землю приблизительно в одиннадцати метрах от ворот, на честной штрафной дистанции, и начал отходить для разбега. Черный автомат болтался у него на груди, подсовываясь под руки. Рыжий остановился, сорвал его с шеи и отбросил в сторону. Глухо брякнув, автомат утонул в траве. Поцарапанный, напружинившись, пригнулся, следя за ногами рыжего.
Второй пленный осторожно распускал узел на запястьях. Он нащупал конец провода и теперь, морщась от боли, потихоньку распутывал связанные руки. Черноволосый солдат, опустив ствол автомата, растерянно посматривал то на рыжего, то на сержанта. Черноволосый был хорошим службистом и привык во всем повиноваться начальству. А сержант словно окаменел. Широко раскрыв глаза, он уперся взглядом в одну точку — в мяч, который неожиданно испортил войну.
Рыжий зачем-то поплевал на ладони и ринулся вперед. Последовал короткий, как выстрел, удар, и в тот же момент взметнувшийся в воротах поцарапанный пленный грудью отбил мяч на угловой.
— Повторим, — смущенно сказал рыжий. — Я плохо срезал. Прямо тебе в руки. Нога соскользнула.
Поцарапанный длинным пасом отдал ему мяч и приготовился снова.
Он улыбался. Он был уверен в себе.
На этот раз рыжий не разбегался. Он посмотрел сначала в правый угол ворот, потом в левый и вдруг пробил низко, настилом вправо. Удар был точен и быстр, но мяч не прошел в ворота. Что-то случилось с ним у невидимой черты, соединяющей кирпичные обломки, и он, охнув, снова отлетел вбок.
Рыжий обалдело посмотрел на пленного.
— Еще раз, — сказал он, но в голосе уже не было прежней уверенности.
— Давай, — согласился поцарапанный.
Сержант наконец пришел в себя. Выставив пистолет вперед, он подбежал к рыжему:
— Отставить! Ты что, с ума сошел? А ты — к стенке! — это относилось к поцарапанному.
Рыжий посмотрел на своего командира будто спросонья.
— Ты что? Что тебе нужно? — спросил он сержанта.
— Где автомат? Почему ты бросил оружие?
— Какое оружие? — удивился рыжий и вдруг вспомнил. Глаза у него помрачнели. Несколько секунд он о чем-то думал, потом поднял голову и сжал кулаки.
— Хватит, надоело! — сказал он. — Каждое воскресенье — война. Иди к черту…
— Что-о? — заорал сержант. — Я тебе покажу — к черту. — И он ткнул рыжего пистолетом в бок.
— Ах, значит, так! — сказал рыжий.
Резко повернувшись, он выхватил из рук сержанта пистолет и, взявшись за рукоятку и за ствол руками, ударил его о колено. Дерево хрустнуло, и пистолет распался.
— Борька! — взвизгнул сержант и вцепился ему в рукав куртки.
— Уйди, — грозно предупредил рыжий и дал сержанту по затылку.
— Оставь его, — сказал поцарапанный. — Опять побежит воспитательнице жаловаться. Будет скандал на весь лагерь!
— Пусть только попробует, — пригрозил рыжий, ставя мяч на землю. — Ну-ка, еще разок. Я не такой трепач, как ты, я не играл в юношеской. Но, честное слово, на этот раз ты не удержишь.
— Борька, после тебя стукну я, ладно? — крикнул от стены черноволосый, бросая на землю деревянный автомат.
— Ну, тебе вовсе слабо, — сказал тот, который был связан проводом. — Он в самом деле играл в первой юношеской. В нашем доме это все знают. У них тогда не хватило вратаря… Ну и затянул же ты мне руки, негодяй. Совсем занемели.
Он бросил распутанный провод на землю и стал растирать запястья, прислонившись спиной к стене.
А за грудой битого кирпича, поросшего лебедой, размазывал по лицу пыль и слезы сержант, которому так и не удалось завершить операцию.
ЛИТУАНИКА
На задней парте у окна Орька Кириков показывал новые марки. Перемена была большая; на улице моросил нудный дождь; в коридоре дежурила Татьяна Михайловна — не побегаешь.
От нечего делать мы разглядывали желтых тигров Экваториальной Африки, чеканные профили американских президентов и виды черноморских курортов.
К парте подошел Юрка Блинов, облокотился о наши плечи:
— Это что, марки? Ну-ка, покажи.
Орька только что открыл следующую страницу кляссера. Там была всего одна марка: по сторонам головы двух летчиков в форменных фуражках с незнакомыми гербами, между ними странный четырехлопастный пропеллер и сверху надпись жирными буквами — «LIETUVA».
Мы не успели как следует рассмотреть эту марку, потому что Юрка сказал:
— Это что за фашисты?
И в следующий момент произошло такое, что мы разом отпрянули от парты, а Николайчик даже ахнул.
Орька резко захлопнул кляссер, вскочил и коротким тычком ударил Юрку кулаком в лицо. У Юрки звонко лязгнули зубы и голова дернулась назад. Несколько мгновений Юрка стоял закрыв глаза, оглушенный ударом, и на скуле у него вспухали белые отпечатки Орькиных костяшек. Потом открыл глаза, схватился за челюсть и глухим страшным голосом произнес:
— Ты это что, а?..
— Л… лучше молчи, ес-сли не знаешь, — пробормотал побледневший Орька.
— Ты это что? — повторил Юрка, сжимая кулаки.
— Отойди, Блин! Отойди лучше! — закричал Орька, и лицо у него стало совсем белое, и мы поняли, что сейчас будет такая драка, какой давно не видели в нашей школе.
Юрка перегнулся через парту и ударил Орьку в плечо. Орька вылетел в проход между партами. Волосы у него стояли дыбом, губы стали совсем тонкими, а глаза сумасшедшими.