— Женщина, что же вы не открываете дверь? Мы думали, что вы уже труп! Нам пришлось обращаться за помощью к специалистам!
Консьержка стояла в проеме двери:
— А я говорила, что она дома! Две недели не выходила, но ведь в квартире же!
Милиционер о чем-то говорил с девушкой, а потом все ушли, и на край кровати присела Вера.
Катя только сейчас ее узнала, девушка изменилась: похудела, на голове гулька запутанных волос, под глазами темные круги. От той красивой, молодой девочки, которую она в последний раз видела два с половиной года назад, ничего не осталось.
— Привет, — тихо произнесла Вера.
Катя отвернулась от нее и накрыла голову одеялом.
— Да, я понимаю, ты меня ненавидишь. Я испортила тебе всю жизнь. Но я уже все получила сполна, можешь не сомневаться.
Кате было все равно, что там получила эта Вера. Ей хотелось, чтобы она поскорей убралась из ее квартиры, и тогда она опять выпьет снотворное и уснет.
Просыпаться в этот мир Катя была еще не готова.
— Мне нужна твоя помощь. Мне больше не к кому обратиться.
Катя даже не шевельнулась, а Вера продолжила:
— У меня Ксюша заболела. Мы всем миром ей деньги собирали на операцию. И собрали. Но нам не хватает еще пять миллионов рублей. И всего две недели до операции. Без твоей помощи мы не успеем ее спасти.
Пять миллионов рублей? Красивая цифра, но Катя не понимала, что это за сумма. И причем тут она?
— У тебя же наверняка есть такие деньги? Помоги мне, пожалуйста! Ты не представляешь, каково это, когда твой ребенок на грани жизни и смерти.
— Не представляю. И мне все равно, — равнодушно ответила Катя и встала с кровати, чтобы набрать себе воду из крана.
Но не смогла и шага сделать: от слабости в ногах и головокружения он опустилась на пол.
Перед глазами поплыло, Вера побежала за водой, подала, и Катя жадно осушила стакан. Вера бросилась к ней в колени, схватила за ноги и стала кричать. Это была истерика со словами мольбы: она просила у нее прощения, обещала, что заработает эти деньги и вернет, умоляла, заклинала, выпрашивала. Она обещала быть ее рабыней и пожизненно выполнять любые прихоти. Вера унижалась, целовала ноги и, не останавливаясь, молила о прощении.
И Катя сдалась. К чему ей деньги? Она ведь давно от них отказалась, так пусть лучше Вере помогут.
Нет, она не думала о том, что кто-то там на верху сидит и считает ее плохие поступки и хорошие, а потом наказывает или поощряет.
Она не верила в ад и рай на том свете. Они существуют на этом, она прожила и то, и другое. Только непонятно теперь, где она? Между?
Катя заметила, что ее немного отпустило, уже не кровило в сердце от воспоминаний, когда они с Марком были вместе. Видимо, рана затянулась, покрылась тонкой кожей и даже уже не пульсировала от его «благословляю». Так, еще знобило немного, но это обязательно пройдет.
— Я помогу тебе, если смогу. Я не знаю, есть ли у меня деньги. Надо сходить в офис, — устало произнесла, — только до этого надо в себя прийти. Я две недели не вставала с постели.
Вера обрадовалась, опять разрыдалась, но уже нервно и от счастья, и помогла Кате встать с пола.
— Ложись в кровать, я тебе чай сделаю и покормлю.
Катя подумала, что ничем она ее накормить не сможет, в доме не было ничего съестного, последнее печенье она съела вчера. Но Вера стала греметь посудой и минут через пятнадцать принесла Кате в постель оладьи с джемом и зеленый чай:
— Нашла у тебя сухое молоко и муку. Сейчас схожу в магазин, куплю курицу и сварю бульон.
На следующий день Катя пыталась привести себя в порядок, чтобы сходить в офис. Вера во всем помогала: сделала влажную уборку в квартире, выбрала строгое платье, попыталась даже расчесать Катю. Но та не далась: закрылась в ванной и разревелась. Сначала тихо, всхлипывая и вздрагивая, и подавляя свою истерику. А потом не выдержала и разрыдалась, опустившись на пол и обессиленно закрыв руками лицо. Минут через пять ей стало легче, даже подумалось, что выплакала всю боль, она умылась и вышла из ванной. Вера сидела на полу под дверью, и по ее щекам тоже лились слезы.
— Ладно, хватит! — строго сказала Катя. — Поехали дела решать.
Они вызвали такси и через пятнадцать минут были в главном офисе компании, где Катя все еще являлась генеральным директором.
Вера осталась ждать в приемной, а Катя направилась в свой кабинет.
Ей навстречу вышел Сергей Иванович — человек Марка.
Он не ожидал увидеть девушку, но обрадовался, повел к столу, усадил на знакомое кожаное кресло и стал докладывать:
— Производство вышло на новый уровень! Ваш дядя давно уже тут не появлялся. Вроде, как смирился, что мясокомбинатом управляю я.
Он еще что-то говорил, показывал какие-то ведомости и отчеты, но Катя его остановила:
— Можно посмотреть на прибыль компании?
Сергей Иванович кивнул и протянул ей папку. Она открыла, мужчина водил пальцем по цифрам, объясняя, откуда взялись эти суммы, а Катя не понимала их: она видела эти числа по отдельности, но сложить и понять, о каком количестве идет речь, не могла. Видимо, нервный срыв и слабость организма опять вернули ее болезнь в самое начало: она поняла, что даже до десяти сейчас посчитать не может. И чуть не разрыдалась. Но потом взяла себя в руки: зачем ей считать? Она же не собирается опять на физмат поступать? Или бухгалтером становиться? Все это ерунда! Все эти цифры — полная ерунда по сравнению с тем, что творится в ее душе.
Катя достала из сумочки бумагу:
— Сергей Иванович, мы можем перечислить вот на этот счет вот эту сумму? — спросила она. — Нам хватит средств?
Исполнительный директор взглянул на цифры:
— Конечно! Это копейки!
— Сделайте, пожалуйста, как можно скорей, хорошо?
— Обязательно, сейчас все выполню. Что-то еще? — поинтересовался он.
— Пока все. Я, наверное, пойду… — устало сказала Катя и не спеша вышла из своего кабинета.
Когда они с Верой сели в такси, Катя сказала:
— Сегодня обещали перечислить. Так что собирайся, скоро твоя дочка поправится.
Вера разревелась, стала целовать Катины руки, благодарила за помощь. Катя еле освободилась, а потом рывком притянула девушку к себе, успокаивая и ее, и себя:
— Все будет хорошо, надо только чуть-чуть подождать.
Катя приехала к себе в квартиру, а Вера поехала к дочкам. Но через пару часов девушка позвонила в дверь, и когда Катя открыла, то, не спрашивая разрешения, направилась на кухню и принялась готовить обед.
— Вера, у меня есть руки и ноги, я все сама сделаю. Езжай к дочкам.
— Ксюша в больнице, туда пускают только по часам, а Лизонька под присмотром моей мамы. Я тут нужней сейчас, — и она стала доставать из пакета продукты.
— Деньги дошли?
— Да, спасибо тебе еще раз! — она сложила руки как при молитве. — Я подала на срочную визу, и через неделю мы с Ксюшей должны быть в Германии.
— Отлично! Я уверена, что операция пройдет хорошо.
Вера закивала, смахнула слезы, которые опять полились по щекам, и поставила на плиту кастрюлю с водой.
Потом они вместе сидели за столом, ели суп и разговаривали, как старые подруги, обо всем. И Катя поймала себя на мысли, что ей уже не больно вспоминать предательство Олега.
Как же так устроена жизнь? Кажется, что никогда не сможешь простить, что никогда не станет легче. Но в жизни происходят другие события, и те, прошлые, уходят на второй план и становятся такими чужими, как будто и не с тобой это было.
Неужели она когда-то сможет вот так легко говорить о предательстве Марка? И простить его сможет? Нет. Это невозможно! Разве такое прощают?
На следующий день Вера пришла к Кате и на пороге опять разрыдалась.
— Да что ж такое? — не выдержала Катя и потащила девушку в гостиную.
— Мне отказали в визе. Нашли нарушения: мы в прошлый раз задержались и нарушили закон, — Вера всхлипнула, — они не впустят меня в страну.
— Что же делать? Искать другую больницу?
— Ты что! Это долго, там очередь, и в этой клинике мы уже все оплатили!
— И какой выход?
Вера закрыла лицо руками. Ей было стыдно произнести то, что она хотела предложить Кате:
— Ты можешь поехать, как опекун?
Катя растерялась. Ей не хотелось брать на себя такую ответственность. Да и дочек Веры ей не хотелось видеть. Да, боль от предательства Олега уже прошла, Катя привыкла к Вере, но ведь Ксюша была не просто девочкой. Она была плотью и кровью Олега. Наверняка это будет больно: смотреть на его дочку и представлять, что это могла быть их. Общая.
— А твоя мама? — спросила Катя. — Почему она не полетит с Ксюшей?
— Ты что! Ей семьдесят пять лет, ей никто не откроет визу, да она и передвигается с трудом. В прошлом году она поломала шейку бедра и почти все время проводит в постели. А больше у меня никого нет. Все друзья отвернулись, когда Олега не стало, а после болезни дочки… нет у меня больше никого…
И Кате ничего не оставалось, как согласиться. Они очень быстро оформили все бумаги на выезд, подписали разрешения, и Катя в первый раз увидела Ксюшу. И разрыдалась: обняла ее, прижала к себе и, не переставая, твердила: «Все будет хорошо, милая, все будет хорошо!»
Операция прошла успешно. Катю даже впустили посмотреть на Ксюшу: она взяла ее за руку, и девочка ей улыбнулась. У малышки была точно такая улыбка, как у Олега, и Катя даже почувствовала его присутствие в палате.
Как же интересно судьба тасует карты! Кто бы ей сказал, что она будет рада видеть дочку мужа-предателя и при этом улыбаться и желать ей здоровья? Неужели и Марка с Лешкой она когда-то простит?
Она старалась не думать о них совсем. Не разрешала себе и мысли, сразу прогоняла и переключалась… на Веру и ее проблемы.
Эта девушка вовремя ворвалась в ее жизнь.
Беды — они всегда сближают. Или разъединяют. Но в ее случае Вера, сама того не зная, помогла Кате пережить самый трудный период в жизни.
Выпить чашу до дна
А Марк тем временем продолжал проходить ад.